В 1950 году на основе дневника Гильберт издал научную монографию «Психология диктатуры», где привел некоторые дополнительные данные о своем общении с подсудимыми на Нюрнбергском процессе. Изучая поведение узников, Гильберт впервые сформулировал понятие «оборонительной стратегии» в психологии, под которой понимал долгосрочные и открытые модели поведения относительно социальной роли и межличностных отношений индивидов, направленные на возвышение и защиту своего «я». В беседах с Гильбертом Геринг и другие подсудимые придерживались подобной стратегии, чтобы защититься от обвинений в преступлениях против человечности. Они либо отрицали свое участие в них, либо оправдывали эти преступления соображениями военного времени и действиями других держав.
Американский офицер, разведчик и психолог, не питал никакой симпатии к подсудимым. Его главной задачей было выяснить отдельные факты и детали для подкрепления позиций обвинения. Правда, по ходу процесса он несколько смягчился по отношению к тем, кто проявил признаки искреннего или показного раскаяния, в частности к Шпееру и Фриче. Однако Геринг остался для него главным после Гитлера воплощением зла, которое принесли в мир нацисты.
Книга американца, основанная на дневниковых записях, явно пристрастна по отношению к подсудимым, и в особенности к Герингу. Гильберт сознательно не приводит свои записи бесед с Герингом и другими подсудимыми в те дни, когда обвинение выглядело не самым лучшим образом и обвиняемые и их защитники наносили по нему чувствительные удары. Так, им не цитируются записи от 1 и 2 июля 1946 года, когда на процессе допрашивались свидетели по Катынскому делу и Геринг наверняка поиздевался в разговоре с Гильбертом над беспомощностью русского обвинения, которое его адвокат доктор Штамер положил на обе лопатки.
Сам Гильберт, когда писал свою книгу, кажется, не сомневался в том, что Катынь — дело рук немцев, а не русских, судя по помещенной им в конце книги краткой хронологии процесса. Там под 1 июля 1946 года значится «допрос советским обвинителем Л. Н. Смирновым и членом Трибунала от СССР И. Т. Никитченко полковника Аренса — участника злодеяний гитлеровцев над гитлеровскими военнопленными». И все это при том, что Никитченко в СССР доводилось вести такие далекие от элементарных норм права процессы, которых постыдился бы и председатель нацистского Народного суда Роланд Фрейслер.
Кстати сказать, Никитченко был заместителем председателя Военной коллегии Верховного суда СССР В. В. Ульриха и бессчетно штамповал смертные приговоры в период террора 1936–1938 годов. Ионе Тимофеевичу, в частности, довелось отправить на смерть Каменева и Зиновьева в 1936 году. Так что ему не впервой было участвовать в громких политических процессах. Только вот обвинения здесь, в Нюрнберге, были по большей части не сфабрикованными, к каким привык Никитченко, а истинными. Впрочем, найти в ту пору в СССР высокопоставленных прокуроров и судей, не причастных к беззакониям и репрессиям, было задачей невыполнимой.
Книга Гильберта — по-своему тенденциозная, но правдивая и честная. В ней автор был искренен так же, как он был искренен в разговорах с подсудимыми. Во всяком случае, не вызывает сомнения то, что высказывания собеседников психолог, как добросовестный ученый, записывал точно, не вкладывая в их уста то, чего они не говорили в действительности. Другое дело, что кое-какие особенно неудобные высказывания подсудимых, существенно подрывавшие позицию обвинения, Гильберт предпочел в свою книгу попросту не включать, а другие высказывания снабдил собственными довольно субъективными комментариями. Конечно, и Геринг, и остальные прекрасно понимали, что их разговоры становятся известны стороне обвинения. Но все же с Гильбертом они говорили куда откровеннее, чем в зале суда, хотя бы потому, что знали: сказанное ими тюремному психологу во всяком случае нельзя будет использовать против них на слушаниях.
Гильберт устроил всем подсудимым в Нюрнберге комплексный тест на интеллектуальные способности по методу Векслера — Бельвю. Устные тесты включали проверку объема памяти при запоминании увеличивающихся последовательностей, решение арифметических задач с постепенным повышением сложности, вопросы, требовавшие наличия здравого смысла и формирования понятий по словесному сходству. Письменные тесты включали замену цифр символами, составление объектов из их частей (по принципу мозаики), воплощение идей в цветных кубиках и распознавание недостающих частей картинки. Показатели IQ в итоге распределились следующим образом (наивысший показатель соответствует наивысшему интеллекту):
1. Ялмар Шахт — 143
2. Артур Зейсс-Инкварт — 141
3. Герман Геринг — 138
4. Карл Дениц — 138
5. Франц фон Папен — 134
6. Эрих Редер — 134
7. Ганс Франк — 130
8. Ганс Фриче — 130
9. Бальдур фон Ширах — 130
10. Иоахим фон Риббентроп — 129
11. Вильгельм Кейтель — 129
12. Альберт Шпеер — 128
13. Альфред Йодль — 127
14. Альфред Розенберг — 127
15. Константин фон Нейрат — 125
16. Вальтер Функ — 124
17. Вильгельм Фрик — 124
18. Рудольф Гесс — 120
19. ФрицЗаукель— 118
20. Эрнст Кальтенбруннер — 113
21. Юлиус Штрейхер — 106
Как видим, Геринг разделил почетные третье и четвертое места с Деницем. Получается, что Гитлер неплохо разбирался в людях и не ошибся с преемниками — сперва с Герингом, потом с Деницем, выбрав из своего окружения наиболее интеллектуально развитые личности. Бросается в глаза, что по интеллекту командующие технических видов вооруженных сил — флота и авиации превосходили генералов сухопутной армии. А среди последних Кейтель неожиданно обогнал Йодля, хотя среди военных историков и немецких генералов-мемуаристов традиционно царит противоположное мнение. Там Кейтель предстает тупым солдафоном, бездумно выполнявшим самые идиотские указания фюрера, а Йодль — светлым оперативным умом, порой удачно поправлявшим ошибки старших товарищей. На самом деле на образ Кейтеля в послевоенной мемуаристике и историографии негативно повлияла его близость к Гитлеру. Согласно мифологическому мышлению, хороший генерал или фельдмаршал не мог быть приближен к Гитлеру, а значит, Кейтель должен был быть не только скверным человеком, но и никудышным полководцем.
Обращает на себя внимание также низкий интеллектуальный показатель Штрейхера и Розенберга, а также главы органов безопасности Кальтенбруннера. Любопытен и довольно скромный показатель Риббентропа. Поскольку в рейхе основные вопросы внешней политики решал сам Гитлер, ему нужен был не чрезвычайно умный и самостоятельный министр иностранных дел, а лишь толковый исполнитель. К тому же, оказывается, для того, чтобы разрабатывать расовую теорию или пускать в расход народ в лагерях, большого ума не надо. Зато первые места в списке заняли профессиональный финансист и бизнесмен Шахт и профессиональный юрист Зейсс-Инкварт. Интересно также, что, за исключением Штрейхера, все подсудимые имели интеллект выше среднего. Кроме того, из-за возраста Папену, Редеру, Шахту и Штрейхеру было начислено по 15–20 дополнительных балов. Если их исключить, то по актуальному, действительному интеллекту Геринг уступал только Зейсс-Инкварту, вместе с Деницем отрываясь от основной массы почти на десять балов. Штрейхер же вообще — оказывался едва ли не в категории дебилов.
Геринг результатами теста остался доволен. Приятно было сознавать, что и враги признают тебя одним из умнейших своих противников, тем более что сделано это было в строгом соответствии с наукой. Гильберт подробно описал в дневниковой записи от 15 ноября 1945 года процедуру тестирования бывшего рейхсмаршала:
«Геринг был несколько подавлен ко времени моего прихода, но уже через пару минут приободрился. К тестированию он проявил живейший интерес. После предварительной проверки памяти он стал походить на возбужденного самодовольного подростка, изо всех сил старавшегося понравиться своему учителю. Когда я отмечал его успехи в запоминании нараставших по сложности рядов цифр, он довольно усмехался. Допустив во время одного из математических тестов ошибку, он с досады шлепнул себя по ляжке, затем, после второй неудачной попытки, стал нетерпеливо похлопывать по одеялу и попросил дать ему возможность попытаться в третий, а потом и в четвертый раз: «Нет, дайте я еще раз попробую, я смогу, непременно смогу!» И, к моему нескрываемому удивлению, он в конце концов все-таки решил предложенную задачу. Геринг не мог сдержать радости. От гордости его просто распирало. В таком состоянии он оставался вплоть до завершения тестирования. Когда же я сказал, что мало кому из его товарищей по несчастью удалось достичь столь высоких результатов и что, больше того, пока столь высоких результатов никто из них еще не добивался, Геринг пришел в неописуемый восторг. Он даже признал, что, вопреки его прежнему мнению, американские специалисты кое-что смыслят в своем деле:
— Методика хороша. Куда лучше тех, с которыми носятся наши психологи.
— Может, вам лучше было бы податься в ученые, а не в политики? — предположил я.
— Вероятно, — согласился Геринг. — Я убежден в том, что и в науке я достиг бы гораздо больших успехов, чем достигает средний человек, независимо от избранной отрасли знания. Но против судьбы не пойдешь, а она зачастую зависит от сущей ерунды. Вот вам пример, как одна мелочь удержала меня от того, чтобы стать масоном. В 1919 году я вместе с друзьями собирался податься в вольные каменщики и назначил встречу, чтобы затем вместе идти к масонам. Пока я их дожидался, мимо проходила симпатичная блондинка, с которой я завязал знакомство. И я предпочел ее масонам. А после этого у меня больше не было случая присоединиться к ложе. Зато, не подцепи я в тот вечер блондинку, я бы ни за что не смог вступить в партию (масонов в НСДАП не принимали, а после прихода Гитлера к власти они подверглись гонениям. — Б. С.), а в результате не сидел бы сейчас в этой камере».
