— Это так, — сказал Леоф.

— Не сомневаюсь, что у Артвейра имелись для этого собственные причины. А также он совсем не просто так подарил вам этот чудесный дом, который находится в одном из его самых прекрасных поместий.

— Герцог и мой муж друзья, — сказала Ареана, — Дом — его свадебный подарок.

— Не сомневаюсь, — Леди Грехэм вздохнула, — Кроме того, он хочет держать девочку как можно ближе к себе, — Она резко вскинула голову, — Кстати, а что с ней? До меня доходили весьма странные истории. Что-то насчет музыки, которая убивает.

Леоф поджал губы, История каким-то непостижимым образом стела известна, но он не знал, должен ли подтвердить ее.

— Говорят, что принц Роберт заставил вас написать, мелодию, которая убивает всякого, кто ее слышит, и что Мери ее сыграла, но не умерла, — пояснила она.

Когда он никак не отреагировал на ее слова, она вздохнула и взмахом руки подозвала служанку, которая протянула Леофу сложенный листок с восковой печатью.

Он взял документ и обнаружил, что печать принадлежит Apтвейру, Он сломал ее и прочитал следующее:

Дорогой друг, ты можешь совершении спокойно рассказать леди Торис Грехэм все, что касается Мери. Она имеет право знать правду, и я не сомневаюсь, что она не навредит девочке.

- А.

Леоф в замешательстве поднял голову.

— Извините, миледи, — сказал он.

— Ваша сдержанность делает вам честь. Но я прошу вас, продолжайте.

— Все так, как вы сказали, если не считать того, что Роберт не заказывал мне эту музыку. Он хотел, точнее, говорил, что хочет получить еще одно волшебное произведение, которое зачеркнет мою первую работу и снова сделает его популярным в народе. Думаю, он с самого начала знал, что я попытаюсь его убить.

— Понятно. Он обманом заставил вас написать его. Но ваше произведение его не убило, потому что он уж мертв.

— Что-то вроде того. Но оно убило всех остальных, кто находился в комнате.

— Кроме вас и вашей невесты — и Мери.

— Музыка — это движение, — пояснил Леоф, — Она представляет собой не один звук, а череду звуков, которая ведет к смерти. Убивает последний аккорд, но только если выслушать все произведение. Я научил Мери и Ареану контр-гармонии и они напевали ее, чтобы им ничто не угрожало. Впрочем, мы все равно чудом остались живы. А Мери… она играла на клавесине, ей пришлось хуже других.

— Да, наверное, — леди Грехэм откинулась на спинку стула, и сделала еще глоток чая, — Как вы думаете, что Роберт сделает с вашей музыкой?

— Что-нибудь очень плохое, — ответил Леоф.

— Я пытаюсь себе это представить. Оркестр волынщиков, марширующих по полю боя? Или трубачей? А защитники на стенах города падают замертво?

— Это возможно, — ответил Леоф, которому стало не по себе, — Произведение непросто переложить, но человек, достаточно опытный в аранжировке и композиции, с такой задачей справится.

— Кто-то, вроде вас?

— Да.

— Возможно, именно по этой причине вы здесь, где вас старательно защищают. Или Артвейр попросил вас написать еще одно такое же произведение?

— Он знает, что я не стану этого делать. Я скорее умру.

— Но Мери сможет его вспомнить?

— Нет.

— Она гениальный ребенок.

— Нет, — повторил он громко.

— Даже для того, чтобы спасти Кротению?

— Держитесь от нее подальше, — рявкнул Леоф.

Леди Грехэм кивнула и сделала еще глоток чая.

— А как насчет вашей контр-гармонии? Вы могли бы сочинить музыку, которая нейтрализовала бы то, что задумал Роберт?

— Не знаю, — ответил он.

— А вы пытались?

«Я не желаю снова попасть в ловушку.»

Ему отчаянно хотелось закричать.

«Я не желаю, чтобы меня снова использовали.»

— Вы впустили в мир нечто ужасное, Леовигилд Акензал, и вы за это в ответе.

— Кто вы? — неожиданно спросила Ареана. — Вы пришли сюда вовсе не за тем, чтобы поговорить о будущем Мери.

Леди улыбнулась.

— Должна признаться, что я вас обманула, — ответила она, — Но я приехала сюда, чтобы кое-что вам рассказать и, возможно, отвесить хорошую пощечину — в фигуральном смысле, разумеется.

— Кто вы! — повторила Ареана, искоса взглянув на вооруженных стражей леди Грехэм.

— Тише, дитя, я должна сообщить твоему мужу кое-что очень важное.

— Не смейте с ней так разговаривать, — вметался Леоф.

Леди Грехэм поставила на стол чашку.

— Вы не задавали себе вопрос, почему со времен Черного Джестера никому не удавалось обнаружить того, что нашли вы!

— Роберт дал мне нужные книги.

— Вот именно. Существуют книги! В них описываются армии в сопровождении хоров евнухов, поющих под музыку водяных органов. Они объясняют, как это происходит. Ученым хорошо знакомы эти книги. Неужели вы думаете, что за прошедшее время никто, наделенный талантом, не попытался сделать то, что удалось вам?

— Я об этом не думал, — признался Леоф.

— У них ничего не получилось, потому что это было невозможно, — сказала женщина, назвавшаяся леди Грехэм. — Музыка, которую вы создали, может существовать только когда нарушен закон смерти, как уже случилось во времена правления Черного Джестера. И как произошло сейчас.

— Закон смерти?

— То, что отделяет жизнь от смерти, и делает их различными состояниями.

— Роберт! — вскричал Леоф.

— Роберт был не первым, но до него существование закона лишь находилось под угрозой. Его возвращение из мира мертвых стало решающим моментом, а как только закон единожды нарушен, его становится все легче и легче обходить, и вскоре граница между живыми и мертвыми исчезает. Когда такое произойдет… нас всех ждет конец. Представьте себе, что этот закон что-то вроде дамбы, удерживающей смертоносные воды. Сначала возникает маленькая течь, но, если ее не заделать, отверстие становится все больше. Когда вандалы начинают раскапывать ее лопатами, она расширяется очень быстро, и, в конце концов, все сооружение разрушается.

— Но зачем кто-нибудь станет такое делать?

— Ну, возможно, вы не видите ничего особенного в том, чтобы сделать маленькую дырочку в дамбе и запустить водяную мельницу, верно? Вы получаете прибыли, и вам уже нужна мельница побольше и более мощный напор воды. Нарушение закона смерти дает огромную власть и могущество. Роберта можно ударить ножом в сердце, но ему ничего не сделается. Вам по силам написать симфонию, которая убивает, и это только начало. По мере того, как закон теряет свою силу, те, кто его нарушают, становятся сильнее. Это особенно верно в настоящий момент, когда поднимают голову и другие разрушительные силы.

— Зачем вы мне все это говорите?

— Ваша музыка, если можно так выразиться, значительно расширила отверстие в дамбе.

— И что я должен сделать? Как в былые времена возвращали закон смерти в его прежнее состояние?

— Понятия не имею, — улыбнувшись, ответила она. — Но подумайте вот о чем: если правильная песня смогла ослабить закон…

— Значит, другая сумеет все исправить, — договорила за нее Ареана.

Леди встала.

— Совершенно верно.

— Подождите, — остановил ее Леоф. — Этого мало. С какой стати я должен верить тому, что вы мне рассказали?

— Потому что вы мне поверили.

— Нет, меня и прежде обманывали. И я не собираюсь пускаться в очередное пустое предприятие, в результате которого всем станет только хуже.

— Если это так, то у нас нет надежды, — ответила леди. — В любом случае, я сказала то, ради чего приехала.

— Подождите.

— Нет, я не стану ждать. Удачи вам.

И, несмотря на все его протесты, она ушла, села в экипаж и уехала, оставив Леофа и Ареану смотреть ему вслед.

— Артвейр знал о ее визите, — сказала Ареана. — Может, он нам объяснит…

Леоф кивнул и вдруг понял, что продолжает держать в руках письмо герцога. Он взглянул на него и заморгал.

То, что прежде выглядело, как печать Артвейра, оказалось гладким куском воска.