— Какая же она после этого подруга? — вслух спросила Энни. Она знала, что это, наверное, несправедливо, но ведь она была в комнате одна, и ее никто не мог услышать.

Остре было не место в ее отряде, и она это доказала во время их первого рейда в Бритуотер, где ее ранили. Ничего серьезного, но Энни отправила ее в Эслен. За прошедшие недели, когда Остры не было рядом, Энни поняла, что между нею и фехтовальщиком из Вителлио происходит нечто неизбежное.

А когда он поцеловал ее в ответ, она бы та по-настоящему счастлива, снова почувствовав себя юной девушкой, готовой забыть о своем долге, приближающейся войне, диковинных вещах, происходящих в ее тете и сознании по мере того, как она впитывала в себя все больше и больше могущества, дарованного ей святой Цер.

Но главное, что он был удивлен и вспомнил Остру очень быстро, значит, она ошиблась относительно того, что они стали ближе.

Какой глупой она, наверное, ему показалась, и как же невыносимо выглядеть глупышкой.

И как утомительно, как невероятно ужасно все еще оставаться девственницей. Может, ей следует найти кого-нибудь, на кого ей совершенно наплевать, чтобы решить эту проблему, а потом отправить его в ссылку или отрубить ему голову, или еще что-нибудь в таком же роде, чтобы, наконец, понять, из-за чего все поднимают такой шум. Остра-то в этом разбиралась. Благодаря Казио.

Она отогнала глупые мысли. В ее королевстве — да и во всем остальном мире — столько всего происходит, что ей есть чем заняться. Если Эслен падет, если темные силы, собирающиеся выступить против нее, одержат победу, кого любит или не любит Казио, не будет иметь никакого значения.

— Ваше величество? — прошептал тихий голос, и, повернувшись, она увидела Каута.

— Да?

— Мы нашли карту священного пути.

— Прекрасно, — ответила она. — Нам следует начать немедленно. Вы уже выбрали ваших людей?

— Я… ваше величество, я думал, вы знаете.

— Что знаю?

— Сефри не могут пройти по священному пути. Не позволяет наша природа.

— В каком смысле?

— Ни одному сефри не удалось пройти по священному пути и остаться в живых, — ответил он.

— Правда? Не этого конкретного пути, а всех вообще?

— Совершенно верно, ваше величество.

— Замечательно, — с иронией проговорила она. — В таком случае, пошлите за гвардейцами.

— Хорошо. Что-нибудь еще?

Энни отвернулась и прижалась головой к стеклу.

— Я меняюсь, сэр Кар, — сказала она. — Почему?

— Я совсем недолго вас знаю, — сказал он, — но, полагаю, вы меняетесь, потому что вы королева.

— Нет, я не это имела в виду. Что вам рассказала Матушка Уун?

— Не все, но достаточно. Вы имеете в виду ваше благословение?

— Разве это благословение? — спросила она. — Да, я стала сильнее и многое могу. Но я меняюсь. Мне в голову приходят мысли, которых никогда не было прежде, и чувства, которых я не знала раньше…

— Вас коснулись могущественные силы, — проговорил он. — Это естественно.

Энни передернуло.

— Некоторые из моих видений ужасны.

— Мне очень жаль, что вам приходится страдать, — сказал он, и его голос прозвучал искренне.

Энни пожала плечами.

— Вам одиноко, — осторожно произнес он. — Никто вас не понимает.

— Вот именно, — пробормотала она, искоса взглянув на сефри.

Впервые она увидела Каута, когда он со своей армией спас ее от людей ее дяди Роберта и, к несказанному удивлению Энни, поклялся ей в верности. Сефри помогли ей вернуть трон, и она была многим обязана Кауту и его людям.

Но сефри были такими странными и, несмотря на их помощь и постоянное присутствие, она не сумела как следует узнать никого из них.

Да и никто из них не разговаривал с ней так, как говорил сейчас Каут. Она была удивлена и одновременно испытала облегчение. Сефри всегда жили на границе между привычным миром и очень странным. Необычное было для них естественным.

— Люди боятся со мной разговаривать, — призналась она. — Кое-кто называет меня королевой ведьмой. Вы про это звали?

— Да, — ответил он. — Но ваши друзья…

— Мои друзья, — повторила она. — Остра всегда была моим самым близким другом, но даже она… — Энни не стала продолжат.

А кто кого на самом деле предал?

— Сейчас мы уже не так близки.

— А как насчет Каснара де Пачиомадио?

— Казио? — Энни пожала плечами. — Он тоже не понимает.

— Но мог бы.

— В каком смысле?

— Если бы его, как и вас, коснулись могущественные силы, тогда, возможно… прошу простить мою дерзость, тогда он стал бы по-настоящему вас достоин.

— Это действительно дерзость, — сказала Энни, чувствуя, как краска заливает щеки.

— В таком случае, я прошу у вас прощения.

— Мне говорили, что это опасно.

— Только не для истинного фехтовальщика, — ответил Каут.

— Вы уверены?

Каут поклонился.

— Я поделился с вами своими мыслями, когда мне следовало молчать, — сказал он. — Прошу понять правильно: меня заставило говорить лишь беспокойство за вас.

— Я вас прощаю, — проговорила Энни. — Когда мы с глазу на глаз, вы можете высказывать все, что думаете. Полагаю, мне это необходимо, чтобы самой оставаться честной. — Она склонила голову набок. — Сэр Каут, а почему вы мне служите?

Он поколебался пару мгновений.

— Потому что вы наша единственная надежда, — ответил он.

— Вы в это верите?

— Да.

— Жаль. Как бы я хотела, чтобы ни вы, никто другой так не думал.

Он едва заметно улыбнулся.

— Именно по этой причине вы достойнее других.

И он ушел, а Энни вернулась к окну, чтобы подумать.

Казио — рыцарь Мамреса, рядом с ней. Ее собственный рыцарь, а не взятый напрокат у матери. Каут прав: ей нужен не просто смертный, ей нужен человек, которого коснутся святые.

«Рыцарь темной луны для Истинной Королевы», — прошептал женский голос. Энни не стала оборачиваться, потому что знала — она никого не увидит.

Стивен месяцами ждал, когда же Фенд его убьет. И теперь, когда этот момент наступил, он знал, что не имеет никакого права удивляться, но все же, замерев от потрясения, смотрел как клинок коленопреклоненного сефри покидает свои древние ножны. Стивен попытался сделать шаг назад, но наткнулся на что-то — и упал в кресло, вырезанное из куска гранита. Интересно, бросятся ли на его защиту стражники, стоявшие у него за спиной, или они участвуют в заговоре? Он не знал, собирается ли Фенд убить и Землэ, и надеялся, что он оставит ее в живых.

Оружие метнулось к нему — и остановилось. Стивен понял, что в его сторону направлена рукоять и что одноглазый сефри держит клинок рукой в черной перчатке.

Потрясение прошло, и его сменила ярость.

— Что? — услышал он собственный сердитый голос. — Что за дерьмо…

Он замолчал, потому что никогда не употреблял слово “дерьмо”. Он перенял это словечко, пришедшее из усттишского наречие у Эспера Белого.

Стивен сглотнул, чувствуя, что гнев уступил место облегчению.

— Что такое, Фенд? — спросил он уже спокойнее.

Глаза Фенда заблестели.

— Насколько я понимаю, мы не так чтобы друзья, — начал он.

Стивен невесело рассмеялся.

— Не друзья, — подтвердил он.

— Но ты наследник Каурона, а я Рыцарь Крови. Мой долг тебе служить. Поскольку твое недоверие ко мне мешает тебе делать то, что ты должен, я считаю, что послужу тебе гораздо лучше, если передам тебе этот меч и мои доспехи.

— Ты Рыцарь Крови, потому что ты выпил кровь ваурма, — сказал Стивен. — а не из-за твоего оружия. А ваурм мертв.

— Кровь ваурма все еще течет в моих жилах, — проговорил Фенд — Вонзи меч в мое сердце, собери кровь и отдай ее рыцарю, которого выберешь сам.

Стивен посмотрел на рукоять меча и, не отдавая себе в этом отчета взял его в руку. У него закружилась готова, перед ими про нестись диковинные видения, а еще ему показалось, что он уловил запах чего-то едкого и затхлого.