— А я не хочу, чтобы вы умирали, — сказал Нейл.

Она взяла его за руки.

— Если мы выживем, сэр Нейл, вы увезете меня отсюда?

— Куда захотите.

— В такое место, где у нас обоих не будет никаких обязательств, сказала она. Вот чего бы мне хотелось.

Он сжал ее пальцы. Затем Нейл наклонился к ней так, что они оказались совсем близко друг к другу.

Она подняла голову, их губы соприкоснулись, и единственное, чего хотелось Нейлу, это увезти ее прямо сейчас, забыть о войне, о законе смерти, обо всем. Разве они не заслужили…

Она коснулась его щеки, и он увидел, что Бринна поняла, о чем он подумал, и слегка покачала головой. Потом она мягко высвободила свои пальцы.

— Помните о своем обещании, — сказала Бринна. — Отыщите меня, если я не сумею вас найти.

— А как мы узнаем, что вы закончили?

— Вы узнаете — так или иначе, — ответила она.

Марше Хесперо воспользовался священным путем Диуво и сделал себя невидимым для чудовищ и людей.

В полночь по его приказу сражение прекратилось. Хотя его тело было защищено от стали, существовали вещи, которые могли причинить ему вред; удар копья или булавы не рассек бы его кожу, но мог сломать кости и повредить внутренние органы. А расщепленное копье, или сломанная стрела он и сам не знал, чего от них ждать. Во время общего сражения он мог пострадать только случайно, ведь его никто не мог видеть.

Он скользил между рядами своих воинов и мимо костров, слушая их ворчание. Враг отступил в Тенистый Эслен и спрятался за низкой стеной, которая не предназначалась для обороны. Тем не менее, его воины не могли сломить сопротивление. И хотя Кротения потеряла свою королеву-колдунью, способную убивать мановением руки тысячи солдат, армия стала более дисциплинированной.

Хесперо проник сквозь стену и ряды стоящих на страже воинов и теперь находился среди спящих, в домах мертвых.

Он знал, что его рыцари сомневаются в правомерности атаки на мавзолей, что они считают это святотатством, но их мнение не имело никакого значения. Подходы к замку со стороны города теней были крутыми, к тому же атакующая сторона не имела никакой защиты от любых предметов, которые защитники могли сбрасывать на них с высоты сотен королевских ярдов.

Конечно, Хесперо добивался контроля над троном, который появился через несколько дней после того, как он убил Энни.

Он не собирался устраивать весь этот хаос; Хесперо рассчитывал, что сумеет завладеть силой Энни, как это ему удалось сделать, когда он убил прежнего Фратекса Призмо. Ее сила, объединенная с его могуществом, дала бы ему возможность легко покончить со всеми противниками в Эслене, после чего его армия просто вступила бы в город.

Однако ему пришлось обходиться теми способностями, которыми он располагал — во всяком случае, до тех пор, пока он не возьмет под контроль трон седоса. Это не будет особенно трудно, ведь трон Вен опустел, и он сделал все, что необходимо, чтобы его никто не занял. Когда он завладеет двумя тронами, то отыщет хранителя Ксеса и покончит с ним.

Хесперо рассчитывал усмирить Тенистый Эслен, в таком случае ему было бы легче овладеть троном седоса, но он чувствовал, как растет сила, приближается предсказанный момент, и ощущал присутствие другого врага, который так давно являлся к нему в видениях. Он не мог знать, кто окажется сильнее, но Хесперо уже не раз рисковал, а сейчас разыгрывался главный приз — оно того стоило.

Он уже приближался к самой гробнице, когда раздался бесшумный взрыв, и дверной проем озарило красно золотое сияние.

Хесперо прижался к холодной мраморной стене, изо всех сил стараясь спрятаться и одновременно готовясь к схватке.

Что-то вылетело из проема, темное облако и сияющая женщина…

Он заморгал. Это была Энни. И это был трон.

Она была троном. Она им овладела. Но как…

Энни стала пылающим сердцем грозового фронта, она летела над своими солдатами, дуги бело-голубых молний устремлялись от нее к земле, тишина сменилась оглушительными раскатами грома. Хесперо застыл на месте, его рыцари, солдаты и монахи Мамреса умирали один за другим, а Энни Отважная — Настоящая Королева — сияла все ярче и ярче.

Именно так начиналось его видение. Быть может, он потерпел поражение? Есть ли хоть какой-то шанс ее остановить?

Черный Джестер. Если удастся взять его силу, добавить ее к своей…

— Хесперо! — раздался голос, перекрывающий грохот.

Он резко обернулся, и с удивлением обнаружил Стивена Дариджа.

— Брат?

— Ловкий фокус, — сказал Стивен. — Очень удобно подглядывать. Как жаль, что ты отвлекся.

И между ними началась битва.

Все свечи затрепетали, когда Бринна коснулась пальцами клавиш, и маленькая комната наполнилась музыкой. Леоф ждал, он едва не забыл, что нужно дышать.

И вот началось, Мери тихо пропела ноту, а потом внезапно, повторился тот же звук, который плыл со стороны таинственной женщины, сидевшей за клавишами. По спине Леофа пробежала дрожь, когда он понял, что она улавливает сам звук, и не в этом мире, а в другом. Всем своим существом он желал слышать то, что делают Бринна и Мери. Конечно, умом он все понимал, но его уши хотели слышать.

Затем вступила Ареана, начав с низких нот, но, постепенно поднимаясь все выше, уходя от первой темы, не касаясь ее, словно играли два глухих музыканта, не догадываясь о том, что рядом ведет свою мелодию другой. Некоторое время разные темы блуждали, постепенно сближаясь, но все еще существуя отдельно, пока не наступил потрясший его момент — и это несмотря на то, что Леоф этого ждал — все ноты слились воедино. Им овладел чистый ужас, и он вдруг понял, что категорически не хочет в этом участвовать.

Однако наступил его черед петь. Он коротко помолился, надеясь, что справится со своей партией.

В доме прозвучал единый аккорд, а потом раздался голос, взявший высокую чистую ноту. Нейл вздрогнул; голос напомнил ему испуганную стайку перепелов на обочине дороги. И что было более удивительным — неожиданность, или сам испуг?

Потому что голос принадлежал Бринне, а глубина единственной прекрасной ноты открывала дверь ко всему, чего он еще не знал о ней, и что хотел узнать. Нейлу было известно, что Бринна превосходно играет на арфе и других музыкальных инструментах, и ему нравится ее голос, но не подозревал, что он может быть таким сильным.

Нота стала слабеть и задрожала, и тогда к голосу Бринны присоединился второй голос, принадлежавший жене композитора. Песня вдруг перестала быть красивой, и Нейл вспомнил, как совсем недавно тонул в море, как доспехи тянули его ко дну, и он услышал одинокую зовущую песнь Дрэга, приветствующую его в холодных землях Брю-на-Тойне, страны без любви, света и памяти.

В этой музыке — в голосе Бринны — он вновь услышал песнь Дрэга.

Он немного отошел от дома, не столько из-за того, что музыка отталкивала его, а потому, что она влекла его к себе, как тяжелые доспехи тащили на морское дно, и он пытался сопротивляться влечению.

А потом возникло другое воспоминание.

Ему было семь лет, дело происходило в горах, он пас овец. Пасти овец было не таким уж трудном делом, и он немало времени проводил, лежа на спине, наблюдая за тучами, представляя, что это острова, где находятся диковинные королевства и народы, и маленький Нейл спрашивал себя: сумеет ли он найти дорогу к ним?

А потом он услышал звон колоколов и понял, что в гавань вошли корабли. Нейл вскочил на ноги, бросил коз и побежал вниз по склону, пока не увидел корабль своего отца и его широкий голубой парус и нос, на котором был вырезан Энверреу, скакун святого Мененна.

К тому моменту, когда он добрался до гавани, корабли уже пришвартовались. Его отец успел сойти на берег и раскрыл объятия, чтобы подхватить Нейла своими сильными грубыми руками.

— Па! — закричал Нейл.

В тот день солнце сияло таким золотом, какого Нейл не видел с тех пор никогда, хотя постоянно его искал, и ему довелось узреть нечто подобное во время сражения за ваэрд. А потом, стоя на деревянных досках причала, на глазах всех своих соратников, отец вытащил из своих вещей нечто длинное, обернутое в помасленную ткань поверх тюленьей шкуры.