Все готово. Лежанки триклиния ожидают прибытия гостей.

Сегодня в меню значатся: кабан, соня-полчок на вертеле в меду с маковым семенем, улитки, фламинго, павлин, мурены (очень популярны) и дорада из садка.

Если в наши дни невозможно представить себе как деликатес рыбу, выращенную в неволе, то для римлян это — гарантия свежести. Такая рыба происходит из рыбохозяйства (piscinae), с непосредственным выходом в море, на одной из близлежащих вилл.

Морепродукты всегда украшают пиры. Для римлян они — настоящее сокровище. Как следует из соображений Плиния Старшего, море дороже всего обходится человеческому желудку, как по кулинарным, так и по вкусовым достоинствам…

Блюда из серебра, бокалы из выдувного стекла, тончайшего и цветного, выдержанное фалернское вино вместе с другими излюбленными сортами, фалернское массико и кекубо, придают пиру образ роскоши и высокий статус.

Но есть еще одно яство, прибытие которого гости ожидают с нетерпением. Это устрицы. Их также выращивают здесь, в Байе. Евтихий приказывает подать деликатес на небольшой горке льда. Все присутствующие в восхищении. Можем себе только представить вкусовой аккорд, когда ароматный гарум будет положен поверх устриц, отдающих морем!

Столовые приборы на римских пирах не предусмотрены. Как известно, здесь едят руками (или небольшими суповыми ложечками). На самом деле пищу подают заранее нарезанной. Но даже если из кухни принесут куски, то их нарежет специальный раб-резчик. К каждому едоку будет приставлен подобный ассистент, чтобы предварительно измельчать пищу.

Евтихий приготовил для гостей небольшие подарки. Такова традиция на пирах богатых римлян. Подобные дары называют xenia (этим термином обозначается свод правил гостеприимства греко-римского мира). Это роскошные подношения, иногда — серебряные ложечки или статуэтки из янтаря.

Наконец, еще одна занятная деталь. Во время пира принято воскурять фимиам. Для чего? Чтобы перекрыть запахи. Конечно, со всеми этими ароматами для тела, одежд, помещений, смрадом от пота, запахами еды и растений пир является настоящим испытанием для обоняния. И если вдобавок еще и воскурить фимиам… Марциал, критикуя один очень ароматный, но скудный на яства пир, писал, что поел он немного, но весь пропитался духами, да так, что ощутил себя… покойником (поскольку по традиции усопших покрывали пеплом и благовониями).

Первые гости прибыли. Всего ожидается девять приглашенных, идеальное число пирующих по римским обычаям.

Любопытно рассмотреть одежды. На мужчине — красная туника и тога густого синего цвета, с изысканным золотым шитьем по краю. На даме — изумрудная туника со множеством вышитых вставок. От этого ее одежда кажется звездным небом. Элегантная шаль-палла из расшитого шелка укутывает плечи, а через несколько мгновений передается рабу. Теперь можно увидеть великолепное золотое ожерелье с жемчугом и изумрудами, обвивающее шею. В ушах поблескивают золотые серьги в форме весов, где вместо чашек покачиваются небольшие белые жемчужины. Вся она буквально покрыта золотыми украшениями, как подобает состоятельной римлянке. На руках сверкают браслеты в форме змей, а на пальцах (кроме среднего, всегда свободного по магическим соображениям) — золотые кольца-печатки со вставками из голубой стекловидной пасты со знаком орла, в окружении драгоценных камней, в частности изумрудов и сапфиров.

Любопытный факт: кольца носят не только у основания пальца, но и на фалангах. Таков типичный обычай римлянок, что объясняет относительно малые размеры отдельных женских колец, представленных в музеях. Вероятно, многие из них носили девочки, а некоторые предназначались для украшения пальцев ног матрон (замужних женщин).

Жена Евтихия, например, носит маленькое и очень изящное колечко с вырезанной сверху надписью EVT VXI, означающей: «От Евтихия — его супруге»… Именно оно и было найдено археологами. Единственный предмет, говорящий о существовании этой пары.

Все гости в сборе и принялись пировать. «За кулисами» мы замечаем некоторое шевеление.

Раб, который декламировал стихи на греческом, только что покинул сцену и теперь, расслабившись, присел на табурет. Он доволен, что его номер пришелся по душе гостям. На сцене появился шут со своим набором гримас и хлестких шуточек.

В глубине сада личный раб хозяина, как режиссер спектакля, готовит к показу один из самых интригующих номеров вечера. К выходу готовятся несколько танцовщиц из Кадиса (у римлян — Гадес). Слава об их плясках проникла в самые дальние уголки империи. Подобных балерин, готовых показать свое искусство, можно легко найти повсюду. Как бы поточнее их описать? А давайте-ка лучше взглянем на их танец, который стоит превыше всяких речей.

Перед нами — очень красивые девушки. Настоящий танцевальный коллектив античности. Их длинные черные волосы распущены. На теле — столь легкие и прозрачные туники, что места для воображения просто не остается. Сквозь тончайшую материю одежд мы видим, что у всех вокруг талии обвита цветная тесьма, кончики которой ниспадают вдоль бедер. Также отметим, что на их телах нет ни единого волоска, как и положено всем римлянкам.

По условному сигналу оркестрик меняет музыкальную тему, сопровождая выход танцовщиц. Гости видят из триклиния, как те появляются из глубины сада, разбиваются на две группы и движутся справа и слева между колоннами окружающей сад галереи. Босые ноги ступают неслышно. Тела то появляются, то исчезают в промежутках колонн, в свете лампад, расположенных внизу. Создается крайне притягательный эффект — по стенам с фресками их тени летают, подобно изящным темным покрывалам.

В считаные секунды девушки появляются перед триклинием и замирают как вкопанные, воздев над головой руки. По краям сцены возникают два музыканта, в руках у каждого — по свирели Пана, треугольной формы, из стеблей тростника. Как только они сжимают губы и принимаются дуть, вся композиция моментально преображается. Девушки начинают ритмично двигать руками и ногами. И только теперь мы замечаем, что у них есть кастаньеты. Не такие, как мы привыкли видеть, похожие на две чашечки или плошки, чаще всего из дерева. У двух крайних танцовщиц кастаньеты другой разновидности, напоминающие ложечки. Их зажимают по паре в руке, наподобие китайских палочек, и ударяют ими в такт музыке.

Ритм захватывает всех вокруг. Этот танец удивительным образом напоминает фламенко. Не случайно он характерен для местности Кадиса, расположенного в Андалузии. Чувствуется желание соблазнить одним лишь взором, томление тела, нарастающее с безумным ритмом.

Но подобный танец имеет и другие особенности, как показывают редкие рельефы и мозаики с изображениями наших танцовщиц. Можно уловить гибкие движения, похожие на танец живота, а также позы, говорящие о полной потере контроля над собой и о вхождении в транс. Это заметно в одной из скульптур из Вазио-Воконтиорума (современный Везон-ла-Ромен).

пишет Марциал в своих «Эпиграммах».[123]

Добавив к этой откровенной сцене образ с барельефа из Аквинкума (ныне Будапешт), в Венгрии, мы сможем реконструировать в воображении рисунок танца и отметить, что зачастую одежды и вовсе излишни. Девушка там пляшет совершенно нагой.

По условному сигналу танцовщицы сбрасывают туники и действительно продолжают плясать обнаженными. Остается лишь тесьма на талии, кончики которой извиваются по-змеиному. Каждая часть тела движется особо, как в танце живота. Под щелканье кастаньет тело волнуется, вздымаются груди, пульсируют ягодицы, дрожат мелкой дрожью соски. Это танец с сильной эротической составляющей. И он завершается так же, как и начался. Постепенно нарастающее щелканье кастаньет внезапно смолкает, тела танцовщиц замирают в прежней позе, с поднятыми руками и скрещенными ногами. Лишь груди вздымаются, легкие жадно ловят кислород.