Так вот, моя задача – установка мин. Установщик не должен подвести: команда в моё отсутствие уже четыре раза проводила установку мин во вражеских водах, и проблем не было. Значит, имела место быть удачная модернизация, что они и проверили на личном опыте. После установки минного объёма мне предписывается занять засадное место у входа в фарватер и, если подойдёт кто-то из тяжёлых крейсеров немцев, торпедировать. То есть эскадра будет загонять, а я добивать. Если не торпеды, то на минах подорвутся.

На мой взгляд, план неплох, если не вспоминать о минах вокруг входа в бухту. Причём после моей последней акции немцы установили ещё несколько минных полей, видимо, опасаясь повторения. И то, что вход теперь обычно стерегут несколько сторожевых кораблей, а под водой обязательно находится подводная лодка, осуществляющая те же сторожевые функции, только подтверждает это.

Так как припасов у меня было на три недели похода, а питьевой воды едва на две, я поинтересовался сроками засады. На это капитан эсминца пожал плечами: пока не поступит приказ, что я могу покинуть засадную позицию, покидать её нельзя. На этом всё.

К слову, ужин на борту накрыли отличный. Я не один был, взял особиста, он немного английский знал и изображал моего старпома. Поужинали хорошо, но пока нас на шлюпке везли обратно, британский капитан едким тоном комментировал наши манеры за столом, заявляя, что у нас их вообще нет. Как интересно! Мы с особистом не брали руками жаренные с чесноком куриные ножки и не жрали их, причмокивая, как это делал сам командир эсминца. Говоря о нас так, он поднимал свой авторитет среди команды и опускал наш. Некрасиво, очень некрасиво. Я обещаю ему это припомнить.

Эсминец дал ход, мы тоже снялись с места и на максимальном ходу направились к месту работы. То-то здесь назначили место встречи: до Тронхейма отсюда около суток пути.

На борту всё было в порядке. Наступал вечер. Я прошёл к помещению радиста и постучался – правила вежливости. Марина, которая, глядя в зеркальце, работала кисточкой с пудрой, тут же всё убрала и разрешила войти. Она была на боевом посту: сидела с наушниками на голове и слушала эфир.

– Лейтенант, красоту будем наводить в мирное время, а пока выйдите на частоту… – И я продиктовал частоту, на которой сидел радист эсминца.

Велев Марине переключить в режим радиотелеграфа, я взял трубку. Радист на эсминце тут же встрепенулся и начал записывать.

– Капитан Мальцев благодарит коммандера Стоуна за отличный ужин. Капитан Мальцев несколько удивлён тем, что коммандер решил отбросить столовый этикет и вёл себя за столом… Капитан Мальцев напоминает коммандеру Стоуну, что он не в хлеву родился, чтобы всё за ним повторять. Благодарю.

Я вернул трубку Марине, которая смотрела на меня большими глазами (а английский она знала). Повернувшись, я чуть не столкнулся с особистом, котрый тоже внимательно слушал.

– Жёстко, – покачал он головой. – Хотя и правдиво. Не боишься международного скандала?

– В штабе флота в курсе того, как я отношусь к союзникам. И если решили направить к ним именно меня, значит, предполагали нечто подобное.

– За что же ты их так не любишь?

– А я не рассказывал? – удивился я.

– Нет.

– Тогда расскажу, кому любопытно. Через минуту буду в кают-компании.

В это время радист эсминца сбегал к Стоуну, успев по пути дать прочитать сообщение паре знакомых, не видя в этом ничего серьёзного. А уж как покраснел капитан эсминца, как бесился и топал ногами от злости – не описать. Но эсминец уже разогнался до двадцати пяти узлов и, не снижая хода, продолжал уходить. Стоуну пришлось проглотить завуалированное оскорбление.

Я же переоделся в повседневную форму, привычно убрав парадную в Хранилище. Надо будет кортик начистить, а то блеск теряет. В кают-компанию уже набился народ: слух разнёсся по отсекам боевого корабля, и здесь собрались самые авторитетные матросы, которые и до остальных доведут то, что я скажу. Все тут не уместились, едва десяток человек. Причём была и Марина, занимала самое козырное место, а в радиорубке сидел всё тот же молодой матрос, которого Марина натаскивала по радиоделу, чтобы он мог заменять её.

Я сел рядом с девушкой. Крутое и горячее, даже, как мне показалось, пышущее жаром бедро прижалось к моей ноге, отчего мысли путались. Я что, влюбился?

Я тряхнул головой, приходя в себя, и, осмотрев слушателей, начал:

– Хотите услышать, как война началась? Что ж, это информация не секретная (особист, не морщись), но о ней не распространяются. Поэтому я надеюсь, что после моего рассказа вы поймёте, почему я так не люблю наглов и пиндосов (вы уже знаете, что именно так я называю наших союзничков).

Мне потребовался час, чтобы довести до своих моряков основные тезисы как британской политики, так и политики США. Я объяснил, что именно Англия спровоцировала нападение Гитлера на нас, так как не желала воевать в одиночку с сильным противником. Гитлеру тоже особо этого не нужно: задавил бы британцев и уже тогда мог за нас приняться. Обширные территории Союза его действительно влекли, но воевать на два фронта его принудили именно британцы.

Причём за всю историю России они часто проделывали подобное, вот и сейчас сработало. По сути, мы воюем за их интересы, ну и за свою свободу. С американцами же у Гитлера чисто деловые отношения: половина заводов в Германии принадлежит гражданам США. В общем, загрузил я команду серьёзно, они и не подозревали, что нас фактически втянули в эту войну. И кого же такое обрадует?

Остаток дня я потратил на фехтование и на учёбу со штурманом. Потом принял душ (опреснительная установка работает, её чистят и обслуживают при каждом возвращении из похода) и направился спать. Ночью старпом вахтенный: после Москвы у меня снова времена суток поменялись, и теперь я днём на лодке командую, а он ночью.

Утром после завтрака я принял командование лодкой. Было уже недалеко, но движение здесь оказалось неслабое, приходилось скрываться под водой, пропуская рыскающие тральщики и немногочисленные эсминцы. Что-то немало их тут носится, с чего бы это? Немцы решили провести крупный конвой и проверяют маршрут? Может быть, весьма даже похоже. Однако отправить сообщение я не мог: у нас радиомолчание на борту.

Весь день ко мне подходили матросы и старшины, и все их вопросы касались одного: действительно ли британцы так поступали? Я подтверждал, прямо заявляя, что они нам союзники, пока война идёт, а как победим, всё сразу изменится – станут врагами. Так что имейте это в виду. Мой авторитет не только в команде, но и на флоте был непререкаемый, поэтому верили и обсуждали.

Хорошо, что в этом походе не было нашего комиссара, он слёг в больницу с аппендицитом: за два часа до выхода начался приступ, и его срочно отправили в госпиталь. Когда мы покидали залив, получили сообщение, что он благополучно прооперирован. Вот он бы тут агитацию провёл: комиссар был из тех, кто к союзникам хорошо относился – мол, братья навек.

Шли мы, соблюдая режим радиомолчания. Однажды нам встретился шедший в нашем направлении немецкий эсминец с гидролокатором, который просвечивал воду в разных местах. Это оборудование пока особо не распространено, но у этого эсминца оно было. Нам пришлось срочно ложиться на дно, а глубина тут сто десять метров. С нашей максимальной соткой корпус трещал, но выдержал. На фоне дна нас не обнаружили и ушли, а мы направились дальше.

Когда мы подошли к месту наших будущих боевых действий, начало темнеть. На фарватер я вышел так же, как и в прошлый раз. Похоже, немцы и не поняли, как это произошло, а шум прибоя забивал эфир помехами, не давая возможности услышать наши электромоторы (мы шли в позиционном положении).

Да уж, мин немцы тут накидали – просто держись. И фарватер стал не прямой, а зигзагами; вот, наверное, лоцманы вешаются. Думаю, они решили, что я в прошлый раз через фарватер прошёл, а сторожевой корабль моё появление ушами прохлопал. Оттого сейчас и охраны куда больше.