Вечером мы отправились дальше и к полуночи подъехали к окраине Курска. Тут действовало затемнение, на въезде стоял пост, усиленный станковым пулемётом. Проверили наши документы, в том числе и приказ мне прибыть сюда, и пропустили, выдав сопровождающего, чтобы показал нам, где разместился госпиталь. Это была бывшая больница. На месте нас проверил часовой, пропустил бойца на внутренний дворик, и тот направился в казарму охраны.

А я на машине отправился на поиски мест, где можно было бы выгрузить остальные медсанчасти. В одной из школ разместил две санроты, общее количество раненых почти четыре сотни. Врачи уже звонили по телефонам, выясняя, какую помощь им могут оказать. В городе было пять школ, уроков ночью нет, и я занял их все семью санротами, двумя медсанбатами и одним госпиталем. Почти восемь тысяч раненых оказалось на территории Курска.

После этого на своей полуторке я вернулся к нашему госпиталю, припарковал машину в ряду других и отправился спать: дежурный по госпиталю уже распорядился приготовить мне койку. Я сообщил ему, что первую партию раненых парни из групп боевых интендантов уже разместили в школах города, пусть помогают. Остальных в ближайшие дни второй партией привезут. У меня ещё хватило сил написать рапорт на имя главврача о количестве раненых, доставленных в город, и после этого я завалился спать.

Уснул я в шесть утра, а пол-одиннадцатого меня уже подняли. Чуть больше четырёх часов проспал, но, как ни странно, мне вполне хватило. Не сказать, что когда меня растолкали, я выглядел бодрячком, но после освежающего умывания вполне хорошо себя чувствовал. Позавтракать не успел, хотя, судя по запахам что-то было, кажется, каша. Растолкала меня медсестра, эта трындычиха всё мне и рассказала. Оказалось, раз корпус погиб, то госпиталь изъяли из его подчинения и перепоручили фронту, который сейчас формировался на пути немцев к Москве.

Я на должность интенданта госпиталя рассчитывал (а что, работёнка не пыльная), но она меня обломала: их штатный интендант вернулся. Он тогда отбыл на склад за медикаментами и пропал, как раз в это время немцы организовали мини-котёл, в который попал и корпус. А интендант их, оказывается, присоединился к стрелковой дивизии, выходившей из окружения. А не та ли это, которой я помог с заслоном на перекрёстке? Там ещё командир грубиян, в звании генерал-майора. Одним словом, интендант смог с ними вырваться и направился дальше в тыл, пока его не остановили на пункте сбора. Начали узнавать о корпусе, и выяснилось, что его госпиталь тоже был эвакуирован. Правда, интенданту пришлось покататься (у него в колонне три грузовика было): прибыл он в село, а госпиталя и медсанбатов там уже нет, рванул к Курску, тут и застал. Так что уже девять дней как выполняет свои обязанности. Оба медсанбата отправили к Москве: там формировались дивизии, и опытные медики со всем положенным оборудованием им были нужны. А так госпиталь полон раненых, но не переполнен: почти всех тяжёлых отправили глубоко в тыл.

Медсестра сказала, что её отправил главврач: выглянул из своего кабинета и, сообщив, где я сплю, велел срочно меня привести. Спал я не в казарме, а в комнате отдыха для медперсонала. Когда я проснулся, вторая койка и диван у стены были заняты: видимо, кто-то после ночной отсыпался. Я оделся, автомат, шинель и вещмешок оставил и направился к главврачу с этой болтливой кумушкой, от которой у меня даже голова слегка заболела. Постучавшись в дверь, указанную медсестрой, и услышав разрешение войти, я шагнул в кабинет. Взор мне заранее показал, что там находятся трое, и у одного из них – знакомая аура главврача. Обведя взглядом кабинет, я увидел кроме главврача майора НКВД, сидевшего на подоконнике с планшеткой на коленях. По кабинету ходил дивврач, что соответствует генерал-лейтенанту. Когда я вошёл, он резко остановился и посмотрел на меня. Кинув руку к виску, я стал докладывать:

– Товарищ дивврач, разрешите обратиться к военврачу…

– Без чинов, – отмахнулся тот. – Докладывайте… то есть рассказывайте всё. О тех эвакуированных из котла медицинских частях и раненых, которых за ночь разместили в городе, я знаю.

– За две недели действий в котле было обнаружено и отбито у немцев две трети всех медицинских частей, больше пятидесяти медсанбатов, госпиталей и санрот. Общее количество медперсонала – две с половиной тысячи, раненых эвакуировано пятьдесят шесть тысяч. В пути на железнодорожных станциях выгружены три медсанбата, санрота и госпиталь. Ещё один госпиталь, два медсанбата и семь санрот – уже в Курске. Остальные идут второй, третьей и четвёртой волной. Вторая партия будет доставлена в город следующей ночью.

– Больше сорока тысяч раненых? – севшим голосом уточнил дивврач. – Это невозможно. Никто не сможет завезти столько раненых за три ночи.

– А мы сделаем, товарищ дивврач.

– А по эвакуированным боевым частям? – спросил майор НКВД. – Как нам доложили, там были танкисты, противотанкисты и целый стрелковый полк. Мы узнали, что сегодня утром их оборона была в первый раз проверена подошедшими немцами. Немало набили вражин.

– Ещё две роты НКВД, товарищ майор госбезопасности, но они идут второй волной и будут в городе сегодня ночью.

Майор насторожился и уточнил:

– Что за роты?

– Из отдельной дивизии НКВД, которая дислоцировалась под Киевом и в Киеве. Они взорвали охраняемые ими мосты и отступали.

– Отлично, сил у нас тут мало, две роты – это хоть что-то.

– С боевым опытом, замечу. После подрывов мостов они немало прошли, встречаясь иногда с летучими мотогруппами немцев. Несколько групп проредили, а одну полностью уничтожили. Имеют трофеи, включая бронетехнику.

– Орлы, – как-то по-доброму улыбнулся майор.

– Хорошо, старлей, – сказал старший из медиков, дивврач. – Мы примерно поняли, чего нам ожидать. Меня специально прислали сюда из Москвы заняться проблемой эвакуации раненых, которых вы привезёте. Никто не думал, что их будет настолько много. Работой вы нас уже обеспечили: восемь тысяч раненых, которых уже начали вывозить, сплошные операции идут, многие были не прооперированы, только повязки наложены; больше пятидесяти уже умерли. Теперь ждём остальных. Поднимем все силы, перегоним часть из других городов. А пока садитесь, пишите номера эвакуированных вами частей, кто старший и сколько раненых всего.

– Товарищ дивврач, когда мы искали и эвакуировали медсанчасти, некоторые главврачи отказывались принимать нашу помощь. Вот расписки с отказами. Времени с ними ругаться не было, тем более их подчинённые их поддерживали. Мы отправлялись по следующим координатам, где находились медсанбаты или госпитали.

Дивврач пролистал расписки и нахмурился, но промолчал. Потом их стал изучать майор, записывая что-то в блокнот. А мне хозяин кабинета дал письменные принадлежности, и я начал составлять рапорт о наших действиях. Писал я только о том, что касалось эвакуации медиков и раненых, остальное не их дело. Пока я писал, дивврач брал очередной исписанный мною листок, читал и убирал в папку. Когда я закончил, он, дочитав, передал мой рапорт майору для ознакомления, а сам подошёл к телефону, стоявшему на столе главврача госпиталя, и начал вызывать Москву, а потом и Генштаб. Видимо, все коды и разрешения он имел, потому как соединили его быстро.

– Товарищ маршал, доброго дня. Да, всё подтвердилось. Пятьдесят шесть тысяч раненых и почти три тысячи медперсонала. Ожидаются в ближайшие трое суток, на сегодняшний день нам передали восемь тысяч раненых и четыреста медиков. Идёт работа, первые пять санитарных эшелонов уже ушли на Москву, ожидаем прибытия других эшелонов для дальнейшего вывоза ранбольных… Не отвлекая остальные эшелоны, возможно задействовать одиннадцать. Ещё шесть в пути… Нет, товарищ маршал, этого в рапортах нет, хотя устно сообщалось о боевых частях… Да, товарищ маршал, техник-интендант Гусаров находится в кабинете… Хорошо.

Повернувшись ко мне, дивврач протянул трубку. Сам маршал Шапошников. Взяв трубку, я приложил динамик к уху и сказал: