– У телефона.

– Здравствуйте, товарищ Гусаров. Снова вы всех удивили. Санитарное управление в это даже поверить не может. Столько ценных специалистов спасено и вывезено.

– Здравствуйте, товарищ Шапошников. Я лично не вижу ничего удивительного. На территории котла действовало множество групп осназа, занимавшихся эвакуацией, я был лишь представителем и переговорщиком. Чтобы я мог везде успевать, меня перевозили на небольшом трофейном самолёте «Шторьх».

– Как мне сообщили, вывезли вы не только раненых, хотя их цифры поражают. Сложно поверить, что такое возможно.

– Да, были также эвакуированы стрелковый полк и танковый батальон, вернее, то, что от него осталось: пять машин плюс четыре, которые мы им подарили. Артиллерийская противотанковая батарея полного штата и две роты НКВД. Также были эвакуированы восемнадцать санитарных обозов. Это всё.

– Объёмы поражают, но меня также интересует вооружение, танки и самолёты. Я сомневаюсь, что, побывав на территории котла, ваши отряды всё это не вывезли. Как говорят мои аналитики, это не в ваших правилах. Или они не правы?

– Правы. Только объём ранбольных был такой, что на вывоз материальных ценностей сил уже практически не хватало, вывезли мизер. Точнее, начали вывозить. Группы работают в районе Киева. Немцы сами собирают всё в одном месте, а наши уничтожают охрану и вывозят. Те группы, которые доставят остальных ранбольных, тоже будут туда направлены. Думаю, вывезут они если не всё, то многое.

– Ясно. Сколько они уже вывезли?

– Я с ходу сказать не могу, но примерно на одну стрелковую дивизию вооружения, артиллерийский полк, танковый батальон и две-три эскадрильи. Но это примерные данные, я больше на глазок взял.

– Надеюсь, ваш глаз вас не подведёт. Под Москвой начато спешное формирование двух дивизий народного ополчения и нескольких отдельных полков, а вооружения нет: ни личного, ни тяжёлого – все запасы закончились. Даже времён Первой мировой и Русско-японской склады вскрываем, но там хлам, слишком много времени на ремонт уйдёт, да и боеприпасов не так много, как хотелось бы. Вы сможете чем-то помочь своей стране?

– А при чём тут страна, товарищ маршал? Ей я уже более чем помог. Если хотите, чтобы я вам помог, то это не проблема. Каналы доставки вооружения и техники в Москву отработаны. За пару дней всё доставят, и можно будет передать. Я больше скажу: так и раненых перевезти можно, это будет проще. Сможет принять санитарное управление больше сорока тысяч раненых разом?

– Я вам так скажу: никто не сможет, но будут приложены все силы. За вами будет выслан самолёт, сразу же вылетайте в Москву. Жду вас у себя.

– Хорошо, товарищ маршал.

– Сейчас передайте трубку дивврачу Соболеву.

– Вас, – протянул я трубку дивврачу.

Пока тот выслушивал распоряжения, я отошёл к майору и сообщил:

– Меня в Москву направляют, а часть ранбольных парни уже сюда доставили, да и ваших бойцов тоже. Под городом ожидают передачи восемнадцать санитарных обозов и ваши ребята. Думаю, до прибытия самолёта успею вам их передать, как считаете?

– Согласен, – ответил майор.

Дивврач, уже закончивший беседу, подошёл, выслушал и тоже кивнул, приказав мне заняться этим немедленно. Козырнув, я покинул кабинет. То, что встречаться с боевыми интендантами я предпочитал без свидетелей, все уже знали, так что сопровождения не было.

Я заскочил на кухню, там меня накормили овсяной кашей и несладким чаем. После дошёл до своей машины, завёл со второго раза: никто ею не занимался, замёрзла, температура была минус пять, не меньше. Сел в кабину и стал выезжать из дворика. Бензина полбака, хватит, а нет, так заправлю.

Покинув территорию города, я уехал довольно далеко, километров на восемь. Тут нашлось отличное место – опушка леса. Поставил машину под прикрытием деревьев (хотя листва облетела, и леса укрытием уже не считались, если только ельник найдёшь) и стал доставать первый санитарный обоз, аж пятьдесят шесть повозок, самый большой у меня, остальные куда меньше. Разбудив двух медсестёр и одного старшего военфельдшера, объяснил, что до города восемь километров, показал, куда двигаться, и, оставив их будить остальных, побежал к машине. Зайдя за неё, достал восемь повозок с лошадьми следующего обоза. Тоже разбудил старшего, указал, куда двигать, и, забрав машину, уехал.

Отъехав на километр, я достал сразу три обоза, разбудил старших и оставил их поднимать остальных и советоваться, как добраться до города. Снова немного отъехав, достал уже бойцов НКВД. У этих шесть полуторок было, два «ганомага», два «опеля-блица» и наш пушечный броневик, плюс три мотоцикла с колясками. Разбудил часть из них, тоже всё объяснил, попросив взять под охрану обозы. Вот так за три часа все восемнадцать обозов были извлечены, и большая часть их уже двигалась к Курску. От города шли автоколонны, чтобы принять часть раненых. А вот возницам будет плохо: их же мобилизовали для перевозки, а до родных домов больше трёх сотен километров.

Возвращаясь в город, я из одного обоза взял шестерых раненых, которые точно переживут дорогу. Из стога на поле надёргали соломы, застелив дно кузова, на неё положили раненых, двое полусидели, и я осторожно покатил. Так, медленно, доехал до нашего бывшего госпиталя, корпусного подчинения, и передал раненых, которых понесли в здание. Машину принял местный снабженец, я дарил её госпиталю.

Меня ждал мотоциклист, посыльный, который сообщил, что самолёт прилетел. На легковушке, в машине начальника госпиталя, я поехал на местный аэродром, где меня посадили в самолёт. Вскоре мы поднялись в воздух и взяли курс на Москву. А самолёт-то знакомый: это на нём я в Киев летел. Ну да, вон заплатка на пробоине знакомая, он и есть. Я поднял ворот шинели и стал дремать. Холодно тут, но пока терпимо.

По прибытии в Москву меня на штабной «эмке» сразу повезли в Генштаб. То, что вот уже два часа как стемнело, похоже, никого не волновало. На входе я успел лишь до блеска довести сапоги, хотя видно было, что досталось им в последнее время немало, да щёткой пройтись по шинели. Вот только мне пришлось сдать её в гардероб, а форма тоже была не в лучшем состоянии: ночевал я не в домах, а в разных укрытиях, на ней были прожжённые угольками места, да и сам я пропах походной жизнью и дымом от костра. Провели меня в кабинет без ожидания: о моём прибытии уже сообщили.

– Здравствуйте, товарищ Гусаров, – вставая из-за стола и шагая мне навстречу, сказал Шапошников. – Мне про санитарные обозы уже сообщили: их встретили, размещают. Отдельная благодарность за спасение рот НКВД, они уже приступили к охране важных объектов города.

– Не за что, товарищ маршал. Я считаю, это мой долг.

– Хорошо, что мы правильно воспитываем нашу молодёжь. Какие у вас планы?

– Устроиться в гостинице, но перед этим узнать, как разместились беженцы в моей квартире.

– Беженцы? – явно удивился маршал.

– В том селе, где парни из групп боевых интендантов выгрузили наши корпусные медсанбаты и госпиталь, я ночевал у одной женщины. Хорошая семья, муж и двое сыновей на фронте. Зная, что немцы творят на оккупированных территориях, я предложил ей с дочерями эвакуироваться, сказав, что предоставлю им свою квартиру. Она отказалась. Точнее, она согласилась, но с условием, что они заберут с собой всех маленьких детей и с ними поедут пять женщин в качестве нянь. Детей почти три десятка. Для квартиры это много, но я надеюсь, они поместились. Хочу проверить, продуктами помочь. Надеюсь, не бедствуют. Их доставили санитарным эшелоном.

– Не знал, – нахмурившись, сказал маршал. Взглянув на меня, как мне показалось, с одобрением, он добавил: – Возможно, я смогу вам помочь.

– Было бы неплохо. А так через два дня начнём передавать технику и вооружение, ну и раненых тоже. Нужно подготовить отапливаемые помещения; думаю, для этого подойдут школы и подобные крупные здания. Главное, чтобы рядом никого не было: парни не хотят показывать свои лица и технику. Желательно, чтобы все строения были на окраине. Можно и склады; если отапливаемые, так совсем хорошо.