– Сволочи, отличный сапог испортили, – проворчал я.

Пуля действительно ударила в ногу чуть выше щиколотки. Кость срослась, но сапог покорёжился. Достав нож, я срезал голенище, снял сапог, размотал мокрые от крови портянки и осмотрел рану. Да уж, выглядит страшно. Засыпал её стрептоцидом и начал наматывать бинт из индивидуального пакета. Заряда в Исцелении процента три набралось, я всё пустил на лечение. Крови меньше стало, но до полного заживления далеко. Открыв верхний люк, я выкинул портянку и сапог и вернулся на место мехвода: одна нога в сапоге, а другая, окровавленная, без. Стронув с места продолжавший урчать на холостом ходу танк, покатил мимо горевших обломков одной полуторки и изрешечённой пулями второй в сторону леса. Вот и глянем, у кого дубинка больше. Уверен, остальные диверсанты там.

Были. Пока я доехал, они давно свинтили. Должно быть, видели в бинокли, что тут произошло, и что танк к ним катит по дороге на сорока километрах в час, тоже видели. Это предел скорости; чудо, что смог и такую выжать на полевой дороге. В леске рядом с опушкой я Взором обнаружил четыре машины – две легковых, автобус и грузовую, а также два мотоцикла. Думаю, больше было: на чём-то же немцы уехали, бросив всё это. Тут же были тела убитых советских граждан и солдат, десятка два.

Въехав под прикрытие леса и заглушив двигатель, я с трудом выбрался из танка и убрал его в Хранилище. Допрыгав до ближайшего дерева, сел, прислонившись к стволу. Вытерев выступивший на лице пот, достал флягу и жадно напился, очень пить хотелось после всего произошедшего. На технику, захваченную немцами, я не смотрел, не интересовала: старьё и рухлядь, хотя и на ходу. Проверил бинт: кровавые пятна есть, но не увеличиваются. Достал из Хранилища свой мотоцикл, и тот из-под моей руки покатил дальше, уткнувшись в кусты. Дело в том, что когда я отправляю в Хранилище технику, которая в этот момент движется, то она продолжит это делать и тогда, когда я её достану. Хорошо, машина повреждений не получила, так, пару царапин на крыле. Выехав задним ходом, я покинул лесок и покатил на другую его сторону. Не хватало ещё, чтобы кто-то нашёл этот отстойник и обнаружил рядом меня, да ещё окровавленного.

На другой стороне этого небольшого леса протекала речушка, вот на её берегу я и устроился. Прыгать на одной ноге было трудно, так что палатку ставить не стал, а устроил лежанку, лёг и стал есть утреннюю уху. Мне жидкость нужна, а такая наваристая особенно. Мотоцикл убирать не стал, поставил под деревом в тени. Поев, я завернулся в одеяло, время где-то шесть было, вечер. Рана, кровопотеря, стресс – всё сказалось, так что уснул я почти сразу.

Проснулся я от писка сигнального контура. Перед тем как уснуть, я не забыл поставить сигнализацию, всё те же двести метров вокруг. Осмотревшись Взором, определил, что это наши, рощу прочёсывают. Идут наискось от меня, но краем цепи заденут. Два с половиной часа прошло, как я уснул, солнце сесть не успело, но вот-вот закатится. Похоже, ложный пост опознали, нашли отстойник и вот теперь прочёсывают лес. Я даже порадовался: быстро сработали. Сбежать не получится, дороги, думаю, перекрыты, так что будем ждать. Исцеление поднялось до пятидесяти семи процентов, и я их все ухнул в излечение. Повязку снимать не стал: залечил так, что внутри почти всё зажило, а снаружи рана осталась. Ну и документы приготовил.

Когда несколько бойцов вышли на опушку (другие дальше пошли), они увидели вполне мирную картинку: разбитый лагерь, мотоцикл чёрный стоит, костерок горит, на нём котелок подвешен, рядом лежанка, и я на ней босой, сапог еле снял, сил не хватало после кровопотери. На ноге повязка и закатанная окровавленная штанина – это так, будни войны. Ко мне подошли пять красноармейцев и старший сержант.

– Кто таков? Что тут делаешь? Где ранение получил? – зачастил он.

– Максим Гусаров, еду в Москву, раз Минск захватили. Обстреляли меня сегодня тут, недалеко.

– Да? – заинтересовался сержант, изучая мой паспорт и документы на мотоцикл. Отправив бойца за начальством, он присел рядом. Я как раз щепотку заварки в котелок бросил, чаю захотелось. – Расскажи, как ранили?

– Да странно всё было. Еду, никого не трогаю. На холм поднялся, внизу увидел пост, начал спускаться, и тут меня наш танк обогнал. Перепугал, надо сказать, я его не слышал. Бойцы с поста начали спешно грузиться в машины, ещё несколько человек поднялись с земли, я и не видел, где они лежали. Обе полуторки с места тронулись, а тут зенитка, и ручной пулемёт ударил из кузовов по танку. А попали по мне, как палкой со всей дури по ноге. Чудом мотоцикл не задели. Я дальше плохо помню, боль жуткая была. Танк остановился и из пушки выстрелил, одна машина аж кувырком пошла, и потом ещё из пулемёта стрелял по обеим. А после дальше покатил.

– Не остановился?

– Нет, сразу уехал.

– Куда?

– Да куда-то в эту сторону, к лесу. Я сапог срезал, портянку размотал – рана страшная. Наложил жгут и до разбитой машины доехал. Там убитые бойцы НКВД были, у одного индивидуальный пакет нашёл, вот повязку и наложил. Сам раньше не озаботился.

– Да, бинт немецкий, – подтвердил сержант. А то я не видел, как он на него косится. – Потом что?

– Трудно было, но доехал до леса, сил едва хватило. Устроился тут и разбил лагерь. Сложно на одной ноге прыгать, но справился. После уснул, проснулся от жажды, решил чаю горячего попить, а тут вы. Кстати, чай готов, доставайте кружки, на всех хватит.

– А что за танк был? – спросил сержант.

– Т-двадцать восемь. Трёхбашенный. Вроде экранированный.

– Ты говорил, один пулемёт работал. Это точно?

– Да, точно, – подтвердил я, разливая чай.

Вскоре под приближающийся рёв мотора показался нос полуторки, которая двигалась вдоль берега речушки: тут было метров двести до дороги, скрытой кустарником. Подъехав, машина остановилась, двигатель заглох, из кузова вылезли три бойца НКВД, а из кабины вышел лейтенант госбезопасности и, не закрывая двери, направился ко мне. Мы как раз чай пили. Бойцы и сержант вскочили, вытягиваясь, лейтенант махнул рукой, отпуская их, после чего уже сам внимательно и вдумчиво меня расспросил. Изучив мои документы, он поинтересовался, нет ли у меня оружия.

– Всё, что найдёте, ваше, – сделал я широкий жест рукой.

Видимо, это было для них как разрешение: мотоцикл и поклажу мигом тщательно осмотрели, но ничего не нашли. Потом лейтенант сказал:

– Очевидно, это наш танк, шёл из рембата, заблудился – иначе я не могу объяснить, как он там оказался. Видимо, обнаружил немецких диверсантов, которых мы давно ищем, и атаковал. Экипаж неполный, возможно, два человека. После этого танк проследовал к месту стоянки захваченной техники… Хм, там следы бронемашины теряются. – Взглянув на меня, он добавил: – Теперь хотя бы стало ясно, кому принадлежат тот разорванный окровавленный сапог и портянка.

Закончив записывать мои показания, мне дали расписаться, в который уже раз уточнив, что танк был без номера, только звезда, свежеокрашенный, а это значит, что точно из рембата шёл, после чего предложили отвезти до ближайшей больницы. Не в госпиталь, а в больницу, как гражданского. Отказываться я не стал, это было бы подозрительно. Оказалось, что эта районная больница просто ближе, чем ближайший армейский госпиталь или медсанбат. Вещи мои собрали, помогли сесть в люльку, раненую ногу я наружу выставил, и мы покатили к больнице. Мы – это я и один боец, остальные на полуторке куда-то в другое место укатили.

Когда мы, проехав километров семь, въехали в село, уже окончательно стемнело, но жизнь здесь ещё не замерла. Несколько мальчишек со свистом преследовали нас, двигаясь бегом позади мотоцикла, в свет фары попались несколько местных жителей и милиционер. Было немало беженцев, они спали у заборов, скарб был при них. Мы подъехали к больнице, похожей на бывшую дворянскую усадьбу. Здесь народу тоже хватало, многие лежали на матрасах под деревьями в саду, а врачи и медсёстры обходили их, кого-то уносили на процедуры.