Выезжая, мы пропустили бронетранспортёр вперёд, следом ехал я на легковушке, и грузовики за нами. Как раз начало светать, когда мы покатили прочь, в сторону Днепра. Нам предстояло пересечь мост. Когда мы подъехали к мосту, уже рассвело. Внаглую объехав длинную очередь на переправу, мы присоединились к артиллеристам, которые переправлялись на ту сторону. Сразу нас не пустили, регулировщикам плевать на чины, но как полк прошёл, так и нас пропустили. Надо сказать, я беспокоился. У генерала машина с одними тактическими знаками, а наши три грузовика – с другими, вообще, кажется, от охранной дивизии. То-то немцы на них с недоумением поглядывают. В общем, палево, нужно сваливать. Поэтому, как только проехали мост, мы сразу ушли на второстепенную дорогу и сделали рывок на пятьдесят километров параллельно линии фронта в сторону Украины. В пути останавливались на час, чтобы поесть. А в шесть вечера встали уже на днёвку, потому что все вымотались. Выставили часовых, охрану для пленных и отправились спать. Хорошо, что тут Бабин командует: пока он это делает, я отдыхаю.

Подняли нас в полночь. Наскоро поев, мы снова погрузились в машины. Топливо к концу подходило, ещё на сто километров хватит, и встанем. Залили остатки. Не успели проехать и восьми километров, как я остановил «мерседес». Сидевший рядом на месте пассажира Бабин сразу спросил:

– Что?

– Кажись, наши. Идёт стрелковая колонна. Вижу сорокапятки, обоз. Отступающая часть. Люди вымотаны, еле идут. Точно наши.

– Нужно посыльных для опознания отправить. Если на этих машинах подъедем – расстреляют.

– Это точно. Тем более рёв движка нашего бронетранспортёра те уже слышали. Ускорились и двух всадников к нам направили, явно на разведку. Заслон создают с одной пушкой.

– Сколько до них?

– Полтора километра будет. Мы на возвышенности стоим. Хорошо, без фар идём, на подфарниках, а то издалека бы заметили.

Мы действительно крались, пока ехали эти восемь километров. Пришлось объезжать три стоявшие на ночёвках немецкие фронтовых части. А тут выехали на дорогу – и наши. Неужели проскочили? Отправленные навстречу разведчикам пограничники вступили в голосовую перекличку и, пообщавшись, направились обратно с одним из всадников, второй к своим поскакал. Это оказалась стрелковая дивизия, которая организованно отступала на следующие позиции.

Вот так двадцать четвёртого июля мы и вышли из окружения. Штаб дивизии уже передал информацию в штаб 13-й армии о пленении командира 46-го мотокорпуса генерала Фитингхофа. Нам сразу выдали сопровождающих и довели до штаба армии, который стоял в каком-то крупном селе. Встретил нас командующий, был он невыспавшимся, с красными глазами и набухшими веками, но при этом лучился радостью и довольством.

Мы привели себя в порядок, я скинул немецкую форму и надел гражданский костюм. Все построились, немцев тоже вывели, специально осветили фарами, несмотря на опасность ночного налёта. Бабин вышел вперёд и доложился. О выходе отряда из окружения, о захвате техники и о пленении командующего корпусом. Вышедший вперёд бригадный комиссар, начальник политуправления армии, пообещал, что никто не будет забыт и ничто не будет забыто.

– Не жмись ты, Павел Иванович, знаю же, что держишь в запасе награды. Доставай, это как раз тот случай, – сказал командующий, проходя вдоль строя и всматриваясь в лица бойцов и командиров, пока не остановился около меня. – Значит, это он генерала брал?

– Спланировал и осуществил вместе с бойцами, товарищ генерал, – подтвердил капитан. – Во время совместных операций комсомолец Гусаров лично уничтожил не менее сорока немецких солдат и офицеров. В основном с помощью ножа. Сам лично видел убитых. Также он помог захватить всю технику, включая бронетранспортёр и генеральский автомобиль. Я считаю, что комсомолец Гусаров как никто другой заслуживает награды и нашей благодарности за вывод из окружения.

– Что ж, вы правы, товарищ капитан, таких героев нужно награждать.

Немцев уже увели в здание штаба, видимо, допрашивать, захваченные документы тоже унесли. Фары выключили, нас распустили, там начали работать особисты. Нас же командующий велел доставить в штаб. Не всех, а только тех, кто участвовал в захвате командующего германским мотокорпусом. Нас провели в школьный класс. Подошедший штабной командир попросил документы, у кого есть, я протянул свой паспорт. Командир, собрав документы, ушёл, а мы стали описывать, что и как было, писари записывали за нами, составляя рапорты.

Бабин ушёл к генералу и о чём-то с ним шушукался. А когда они вышли, я чуть челюсть не уронил: Бабин был в генеральской форме, слегка не по размеру. Может, командующий свою одолжил? Да нет, не свою, комплекции разные. Видимо, кого-то из штабных командиров ограбил. То, что Бабин – генерал-майор, я не знал. Уверен, бойцы, которые были с ним, об этом прекрасно были осведомлены, один я тут в дураках. Мог бы догадаться: за сорок, а капитан, я думал, что разжалованный, а тут вон оно что.

Бабин взглянул на меня и, улыбнувшись одними глазами, слегка кивнул. Кивнув в ответ, я стал ожидать, что скажет командующий. Тот поздравил нас с пленением высшего военного чина противника и сообщил, что все мы представлены к наградам, и награждение состоится прямо сейчас.

– А вот ваш командир, генерал-майор Алавердов, будет представлен к высшей награде, с вручением в Кремле.

Я на это улыбнулся и кивнул своему командиру. Заслужил. Нет, честно: палки в колёса не ставил, внимательно выслушивал, анализировал, я им был доволен.

Началось награждение. Все парни получили орден Красной Звезды, я подозреваю, что других орденов тут и не было. Наконец очередь дошла до меня.

– Наш юный товарищ проявил смекалку и отвагу в боях с немецко-фашистскими захватчиками. Не являясь военнослужащим, он без сомнений встал на защиту Родины, – сказал командующий.

После него взяли слово комиссар дивизии и начальник военного совета. Мне прикрепили на рубаху орден Красной Звезды. Однако это ещё не всё. Орден дали за генерала, как и всем, а вот за захваченную технику и уничтоженных немцев мне дополнительно вручили медаль «За отвагу». Я так понял, это максимум из того, что мне могли дать здесь и сейчас. Искренне улыбаясь, я пожал командующему руку и поблагодарил его за награды. Нас ослепило двумя фотовспышками, и на этом торжественное мероприятие завершилось. Мне выдали две оформленные наградные книжечки и вернули паспорт.

Бывший Бабин ушёл с начштаба армии, в штабе возникла какая-то нервозность: похоже, пленные генерал и полковник что-то рассказали, и это что-то сильно озаботило штабистов.

Поэтому осмотревшись и убедившись, что на меня не обращают внимания, я незаметно покинул здание штаба (похоже, это была сельская школа) и, приметив, что к отъезду готовится санитарная колонна из пяти грузовичков, а также то, что наш военврач, медсёстры и оба раненых там же (а Взор их структуры запомнил), подбежал и попытался договориться со старшим, чтобы меня подкинули до железнодорожной станции. Тот не взял, ссылаясь на инструкции.

Машины ушли, а я задумался. Потом плюнул и, присев на лавочку у ворот какого-то подворья (тут дома высокими дощатыми заборами огорожены были), снял награды и убрал их вместе с наградными книжками в Хранилище, паспорт тоже. После этого достал новенькую полуторку с полным баком, запустил движок и на подфарниках покинул село. Пост на выезде пропустил меня беспрепятственно; как я понял, проверяют только въезжающих.

Вскоре я догнал санитарную колонну, которая шла без зенитного прикрытия, хотя вот-вот должен был наступить рассвет. Я дождался, когда они проедут деревянный мост через речку и, обогнав их по обочине, рванул дальше. Вообще, после почти двух суток без сна меня изрядно мотало, очень хотелось спать. Я мог бы Исцелением убрать все симптомы, но потом наступит расплата: пару дней спать буду. Я это уже проходил, тогда, правда, сутки спал, но от этого не легче.

Так я и катил на подфарниках, подсветка мне была не нужна. Всё чаще стали встречаться войска, стрелковые колонны шли, редкие противотанковые батареи, обозы и немногочисленные автоколонны с грузами. Решив, что сил доехать до железной дороги мне не хватит, я свернул на обочину, убрал машину в Хранилище, устроившись под деревом, сделал лежанку и вскоре уснул, спать очень хотелось. А поесть я поел, когда в машине ехал: буженину со свежим хлебом из минского магазина и потом горячий чай из термоса. Отлично поужинал, и пускай на ходу, но даже ни капли не пролил, хотя ехал не по автобану.