Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Мать прямо ожила. Вместе ходили на ферму, к соломорезке. Весной Карел переехал к ним, сорвал крышу и к июню покрыл заново. Заложил кирпичом фронтон, оштукатурил стены, расчистил сад и посадил яблони, груши, несколько вишневых деревьев. Под рождество родила Элишка сына.

Временами она вспоминала далекий город. Временами. Ни в чем себя не упрекала. Каждый должен жить там, где ему хорошо. Ее дом был здесь, на склоне холма, откуда открывается вид на далекий горизонт, на строения фермы, на ручей и сад. Старела. Через два года после ее возвращения умерла мать.

Элишка жила в своей семье и улыбалась. Смотрела на своих детишек и видела мысленно, как пройдет время, и не смогут они уснуть, будут потихоньку вставать на рассвете и смотреть из окна куда-то вдаль, на родительские сады. Все мысли свои устремят к тому, чтобы достичь покоя и примирения с собственными мечтами.

Старая Колачкова перестала работать, вышла на пенсию. Власта развелась, жила теперь с Арноштом, который снова появился в деревне и стал трактористом.

Элишка по-прежнему часто смотрит на горизонт. Он уже не кажется ей пространством, куда она еще может уйти, но дальше которого ей нельзя; теперь он просто отделяет ее здешнюю жизнь от той, которую она некогда создала в мечтах. И так, ограниченная горизонтом, в кругу которого жила, и в то же время связанная через него с тысячами других горизонтов, жила она спокойно и сосредоточенно.

Ходила по саду, где уже плодоносили деревья, туманной осенью, простеганной нитями бабьего лета, поглаживала холодящую кожуру яблок. Заглядывала в гнезда щеглов и зябликов, крошечные гнезда, и было ей хорошо. Ничего она не проворонила в жизни. Дети подрастали, начали поглядывать из окон на горизонт, а Элишка ходила на работу через сад и улыбалась. Она знала чему.

Мирослав Рафай, «Родительский сад», 1979.

Перевод Н. Аросевой.

Йозеф Рыбак

Йозефа Рыбака я впервые увидел, а вернее — заметил 9 мая 1945 года в Народном доме в редакции «Руде право», где я нашел своих либеньских друзей после многих недель нелегального положения, когда нам приходилось скрываться. Тогда я не знал, — а лицо всегда спокойного Йозефа Рыбака, разумеется, этого не выражало, — что всего несколько часов тому назад он находился на перроне расположенного поблизости вокзала среди редакторов, наборщиков и случайных лиц, которых эсэсовцы вывели из Народного дома, чтобы задержать каждого десятого. Об этом мне стало известно позднее. Тогда я и не предполагал, какое значение будет иметь эта встреча для моей дальнейшей жизни, что она явится предвестием нашей совместной работы в течение многих лет.

Воспоминаниям об этом благородном и прекрасном человеке нужно было бы посвятить целую книгу, а не несколько страниц, если бы, конечно, это не противоречило всему его существу. И он, разумеется, вспоминает о происходившем в минувшие десятилетия своей жизни. Но вы не успеете и оглянуться, как он снова в центре современных событий и снова устремляет свой взор вперед. Мир находится в постоянном движении. И революция тоже — процесс динамический. Прошлое, — а память писателя словно родник неиссякаемый, — в его представлении лишь пролог грядущего. И во все это нужно внести свою лепту. В этом убеждении Йозефа Рыбака, не декларируемом, а постоянно претворяемом в жизнь, и содержится неисчерпаемый источник его молодости. Как это ни удивительно, но сейчас он мне кажется моложе, чем тогда, когда я в свои двадцать четыре года пришел в редакцию «Руде право», а он, тогда уже сорокадвухлетний, был одним из нескольких старых редакторов «Руде право», принадлежавших к довоенной редакционной гвардии, почти полностью уничтоженной нацистами.

Это большое счастье, если рядом есть человек, который может служить примером и на которого хотелось бы походить, воспитывая в себе самые лучшие его черты. Таким человеком был для нас в «Руде право» и сейчас остается в Союзе чешских писателей Йозеф Рыбак.

Я не помню такого случая, чтобы его что-то вывело из себя. И в самые напряженные периоды работы, и в драматические моменты он спокойно, рассудительно и по-деловому решал проблемы одну за другой, взвешивая все и давая советы, как действовать. Он умел с добродушной снисходительностью, за которой, правда, всегда чувствовалась принципиальная убежденность и требовательность, время от времени охладить наши молодые, горячие головы, а с другой стороны, умел подбодрить и помочь, когда у нас — необстрелянных воробьев — подкашивались ноги от усталости и множества проблем. Он всегда был спокойным, но за этим спокойствием всегда чувствовалось пламенное сердце коммуниста, который все, с чем бы он ни встречался, — большим или малым, с тем, что делали другие, и с тем, что делал он сам, — всегда взвешивал и постоянно взвешивает на сложных и точных весах главного и решающего вопроса: принесет ли это пользу? И всегда думает о том, послужит ли это делу революции, социализму, тому представлению о счастливом мире будущего, к которому в юные годы пришел он сам — паренек из пролетарской среды, соединив свою судьбу и все свои усилия с борьбой коммунистической партии.

Нередко и в партии встречались люди, особенно среди интеллектуалов — и было их немало, — которые прежде всего считали себя интеллектуалами, деятелями искусства или учеными, гуманистами, патриотами и только потом — коммунистами. Йозеф Рыбак принадлежал к тем, у которых эта последовательность была обратной: без громких слов и деклараций он всегда был прежде всего коммунистом и именно поэтому — истинным гуманистом, а также искренним патриотом той страны, главной творческой силой которой стал народ и которая теперь принадлежит народу. Являясь писателем, журналистом, критиком, рисовальщиком, он весь свой разносторонний талант всегда считал таким орудием, которое позволяет ему еще шире и интенсивнее участвовать в претворении мечты о социалистическом обществе и в реализации его программы.

Поэтому он всегда там, где это нужно, и всегда самоотверженно делает то, что необходимо. И свои собственные творческие замыслы — в этом Рыбак всегда усматривал свою художническую миссию — он подчинял служению всему обществу, ставил выше личных интересов. Поэтому он также не только как коммунист и журналист, но и как писатель никогда не писал просто о трудящихся, пролетариях и рабочих — участниках революционной борьбы, а всегда оставался как бы частью этой среды, передавая их чувства и убеждения. Поэтому для него всегда были характерны исторический оптимизм и вера в свои силы, присущие рабочему классу, вступившему на арену общественной жизни. И вместе с тем его всегда отличала и большая человеческая скромность, для которой превыше всего внутреннее ощущение честно выполненной работы.

Все человеческие черты, которые определяют личность Рыбака, нашли полное отражение в его многостороннем творчестве. К нему более всего относится утверждение о том, что самой точной и самой правдивой биографией любого художника является его творчество.

Все, что о себе скажу я,
это не только я,
человек из крови и плоти вашего мира.
Там, где говорит народ,
мой голос тоже просит слова.
Где радость разрывает путы,
мой стих настраивает струны.
Где жизнь, петле подобно,
узлом затягивает горло,
мне скорбь терзает гневом душу.

Иван Скала,

Народный писатель ЧССР

Сверчок

С деньгами у нас было вечное мучение.

Мама часто говорила:

— У кого денег куры не клюют, те и бесятся с жиру: вот им на месте и не сидится.

48
{"b":"855439","o":1}