— Я скажу, когда мы войдем, — ответил Конгрив, распахивая дверь и переступая через порог. Капитан последовал за ним, и все трое очутились в маленькой прихожей, освещенной тусклым желтым светом грязной лампочки.

— Что вам нужно? — спросил мужчина. — Я ничего не сделал. Я простой служащий.

— Как вас зовут? — спросил Мариуччи.

— Лейвон, сэр. Лейвон Грин.

— У вас здесь есть пациент по имени Бен Сэнгстер?

— Да, сэр, есть. Он сейчас наверху. Спит сном младенца.

— Хорошо. Капитан Мариуччи возьмет его дело для меня. А вы проводите меня к нему.

— Да, сэр. Сюда. Мистер Бен живет наверху. Он там один. Но он сейчас спит, как я уже сказал. Он принимает лекарства в шесть. После этого его вышибает, и он храпит до тех пор, пока его не позовут пить апельсиновый сок утром.

— Капитан, — сказал Эмброуз, — я пойду вместе с этим любезным джентльменом наверх, взгляну на мистера Сэн-гстера. Не могли бы вы к нам присоединиться, как только заберете его дело из кабинета управляющего?

— Конечно, главный инспектор, — отозвался Мариуччи, насмешливо поклонившись, — Я приступлю сейчас же. — Он пошел по обшарпанному коридору, бормоча что-то себе под нос. Лейвон показал на узкую лестницу в конце коридора, и Эмброуз быстро зашагал впереди него.

— Это его комната? — спросил Эмброуз, когда они поднялись наверх.

— Да, сэр.

— После вас, — сказал Эмброуз, подождал, пока мужчина откроет дверь, и вошел вслед за ним.

Резкий медный запах ударил Конгриву по носу. Протягивая руку к выключателю возле двери, он уже знал, что увидит. В комнате была свежая кровь. Много крови. Он включил свет.

— Господи Боже, — сказал сторож. — Боже мой, как это…

Эмброуз посмотрел на Лейвона Грина и спросил:

— Этот человек был жив, когда вы последний раз его видели?

— Да, сэр! Он…

— Последний раз вы его видели, когда давали ему лекарства? Во сколько это было?

— В шесть. В шесть часов, я уже говорил. В одно и то же время каждый день. О, Господи.

— Вы абсолютно уверены, что в шесть часов вечера он был жив?

— Живой, как вы или я. Да, сэр. Живой.

— И с тех пор вы ничего не слышали? Никакого шума? Криков?

— Нет, сэр.

— Я вам верю. Ему закрыли лицо подушкой, которая валяется на полу. Это мог сделать один из ваших пациентов?

— Нет, сэр. Ни у одного из них сил не хватит наполовину отрезать человеку голову.

— Кто-нибудь, кроме вас и управляющего, сегодня приходил сюда?

— Только антеннщик.

— Во сколько это было?

— Думаю, около семи. Все, кто еще не лег, сидели внизу, смотрели телевизор, и вдруг картинка пропала. Этот мужчина пришел минут через десять. Сказал, что будет чинить антенну, и для этого ему нужно подняться на крышу.

— Как он выглядел?

— Маленького роста. С широкой улыбкой на лице. Китаец.

— Китаец? Очень интересно. Я хочу, чтобы вы прямо сейчас спустились вниз и попросили капитана Мариуччи немедленно подняться сюда.

Бенни Сэнгстер лежал лицом вверх на пропитанной кровью постели. Его горло было перерезано до самого позвоночника, и рана зияла у него под подбородком, как второй красный рот. Подойдя к кровати, Конгрив заметил, что кровь частично свернулась. Именно в этот момент ему на глаза попалась вторая рана.

На груди тоже был разрез. Насколько Эмброузу было известно, это означало, что у человека вырезали какие-то органы. Судя по размеру и расположению раны, скорее всего сердце.

Кто-то знал о приезде Конгрива в Нью-Йорк, равно как и о цели этой поездки. И этот кто-то здорово его обставил, добрался до Бенни Сэнгстера раньше, чем сам Эмброуз.

Конгрив услышал тяжелые шаги бегущего по лестнице Мариуччи.

— Капитан! — крикнул Конгрив через плечо. — В какой части города находится Кони-Айленд, черт бы его побрал?

— Ты что, турист что ли? В Бруклине, конечно. На юге… А, черт, — воскликнул капитан Мариуччи. Он стоял на пороге, глядя на то, что осталось от Бенни Сэнгстера.

—. Джо Бонанно следующий, — сказал Конгрив. — Пошли.

— Да, точно, он следующий, — кивнул капитан, — и тот, кто прикончил Бенни, кто бы это ни был, наверняка тоже так думает. Пошли отсюда.

Для вечера пятницы дороги были на удивление свободными. Офицер гнал машину по кольцевой дороге.

— Он каннибал, — вдруг сказал Эмброуз, глядя из окна на огни Бруклина.

— Что? Кто? — встрепенулся Мариуччи.

— Убийца. Китаец, который убил Сэнгстера.

— О чем ты, черт возьми, говоришь, Эмброуз?

— Съесть сердце врага. Акт физиологической брутальности. Убийца съел сердце Сэнгстера. По крайней мере он его вырезал. Учитывая то, что его трудно носить с собой, особенно, если он планирует сегодня совершить еще одно убийство, я полагаю, что он съел его прямо над трупом.

— Господи.

— Китайцы не такие брезгливые, как мы, капитан.

— Ты хочешь сказать, что его поведение тебе понятно?

— Табу на каннибализм там слабее, чем на Западе. Во время войны многие китайцы, умиравшие от голода, привыкли к вкусу человечины. И есть много всяких историй о том, как работники моргов или крематориев отрезают ягодицы или груди с женских трупов и забирают их домой на ужин. Ну, понимаешь, начинка для пельменей.

— Ты не мог бы прекратить? Пожалуйста! — взмолился Мариуччи. — Заткнись сейчас же!

Джо Бонанно работал сторожем на колесе обозрения. Сегодня пятница, вечер, одиннадцать с небольшим, так что, скорее всего, они найдут его в парке. Дороги закрывали в полночь, поэтому он, должно быть, все еще был там. Пока они сбегали по ступеням дома престарелых, Мариуччи позвонил в отдел убийств по сотовому телефону. И труповозка уже была на пути в последний приют. Мариуччи подумал, что Лейвон никуда не денется за это время. Когда они выбегали из комнаты, громила все еще стоял над трупом и плакал.

Сток не сомневался, что под длинной черной юбкой на фрау Ирме были надеты высокие армейские ботинки. Черные блестящие ботинки, доходящие прямо до ее маленьких ангельских розовых коленок. Она явно была не самой красивой девушкой в Баварии. Ее жидкие серо-желтые волосы были закручены в два больших пончика по бокам головы. Квадратное плоское лицо с длинным носом посередине покрывал густой слой пудры, хотя, по скромному мнению Стока, оно и так было достаточно белым. Тело у нее было маленькое и сбитое, и, уж в чем ей действительно не откажешь, для женщины она была очень сильной.

— О, — сказала Ирма, глядя на документы Джет, — мы понятия не имели, что вы собираетесь к нам.

— Мы просто решили прогуляться по горам, — ответила Джет. Она повторила это уже дважды, когда они стояли на улице у входной двери, мучаясь от жажды в ярких и безжалостных солнечных лучах. Фрау явно не ожидала увидеть Джет без барона. А когда Джет представила Стокли Джонса в качестве своего личного тренера, фрау посмотрела на него, как на какое-то гигантское существо другой, неведомой им формы жизни. Сток улыбнулся и сказал «гу-тен таг», но она, кажется, не очень хорошо понимала его немецкий. Гуу-тен так. Надо будет поработать над своим произношением.

— А, прогуляться, — сказала фрау Ирма Винтервальд; ее голос звучал холодно и неприветливо. Она произнесла это так, словно гулять в этих горах было строго запрещено. Атмосфера в гостевом домике «У бешеной собаки» была устрашающей. Тяжелые бархатные занавески почти не пропускали солнечный свет. Резная мебель была тяжелой и темной, со стен смотрели пустыми стеклянными глазами звериные головы.

От стоящего в дальнем конце комнаты большого рояля исходила громкая музыка. На рояле играл мужчина — господин Винтервальд был слишком стар для ее мужа, поэтому Сток подумал, что это, должно быть, ее отец. Он был слепой, глаза закрывали темные очки, одет он был в темно-зеленый фланелевый пиджаке костяными пуговицами. Его седые волосы дыбом стояли на голове, словно он постоянно находился под действием электрического тока. То, что он играл, напоминало нацистские марши новой волны, если таковые существовали в природе.