— Любое опасное приключение начинается с маленького шага, — сказал Сток, глядя на конвертик.
— Это приглашение на званый ужин на завтра. На борт шикарной яхты, которая стоит на якоре неподалеку от «Отель дю Кап». Я хочу, чтобы ты туда пошел. Посмотри, что сможешь узнать о китайской кинозвезде по имени Джет. Она живет на корабле. Ты когда-нибудь о ней слышал?
— Не-а. Я редко смотрю китайские фильмы.
— Она очень близко знакома с неким типом, фон Драк-сисом, немцем, которому принадлежит «Валькирия». Он промышленник. Судостроитель. А по совместительству владелец множества газет и телеканалов в Восточной Европе. Несколько лет назад я читал о нем в Шенгенской информационной системе. Тогда он числился приспешником Саддама. Зарабатывал нефтяные ваучеры за определенные политические предпочтения. Думаю, он замешан в грязных делишках. Она, может быть, тоже.
— Почему ты так думаешь?
— Я был с ней как раз перед тем, как отправиться на «Звезду». Она могла дать им наводку. Было похоже, что меня ждали. Как бы там ни было, я хочу, чтобы ты проверил. Хорошенько там осмотрись. Если проявишь дружелюбие, сможешь накопать.
— То есть я должен пойти на званый ужин и смешаться с толпой.
— Точно, просто смешайся с толпой, — сказал Хок. — Постарайся сойти за своего. Веди себя естественно…
Через пару секунд они взглянули друг на друга и расхохотались. Единственным местом на Земле, где Стокли Джонс смог бы смешаться с толпой, была раздевалка борцов на Олимпийских играх.
Он был почти двухметрового роста и весил сто двадцать килограммов. Его детство и юность прошли в трущобах. Он дрался за деньги. Мудрый старый судья предложил ему флот как альтернативу тюрьме. Пройдя обучение в школе морской авиации в Коронадо, Сток воевал во Вьетнаме в шестьдесят восьмом. По возвращении домой его приняли стажером в отряд нью-йоркских пилотов-истребителей. Он должен был наблюдать и обеспечивать поддержку основной группе летчиков. Во время первой же операции Сток получил ранение и целый год промучился в запасе. Потом пошел работать в полицейское управление Нью-Йорка.
— Да. Мне нравится эта часть работы, — сказал Сток. — Шпионские штучки. Эй, босс, я так и не рассказал тебе об Эмброузе.
— А что с ним такое?
— Кто-то пытается его убить.
— У него есть какие-нибудь предположения, кто это может быть?
— Нет. Но он принимает все близко к сердцу.
Хок рассмеялся:
— Я поступил бы так же на его месте.
— Я хочу сказать, что он сам занимается этим делом.
— Хороший выбор.
12
Ночь была его самым любимым временем суток. Аромат порта, вплывающий через маленькое окошко, состоял из запахов морской соли, мертвого планктона, угля, вековых обломков кораблекрушений, гниющих морских организмов, отходов и многого другого. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул, набрав полные легкие этих особых, ни с чем не сравнимых запахов. Казалось, что прошла целая вечность, пока его черные глаза, глубоко посаженные по обеим сторонам от тонкой, как лезвие, переносицы, снова открылись.
Его звали Ху Ксу. Ему было почти шестьдесят, и он был художником смерти, называя сам себя динером. Динер — старое немецкое название патологоанатома, имеющее также значения «ответственный слуга», «раб», но Ху Ксу не был ни тем, ни другим. Маленькая, понятная только ему шутка. В молодости, когда он жил с родителями в Америке, Ху Ксу несколько лет проработал патологоанатомом в Аризоне, в Темпе.
Традиционно всех избравших эту профессию называют этим немецким словом. Быть динером — копаться во внутренностях и выкладывать на стол кишки. Расстегивать мешки с трупами. Распахивать тела и узнавать их тайны, истории мертвецов. Ху Ксу обожал тайны. Это у него было в крови.
В Темпе, когда шериф и его люди узнали тайны Ху Ксу и бросились за ним в погоню, его называли просто «китаец». Китайцу очень сложно спрятаться в Аризоне. Здесь же, у себя на родине, он снова был невидимкой.
Стоя перед возвышением, где стоял железный тазик, до краев наполненный горячей мыльной водой, Ху Ксу внимательно вглядывался в замутненное от пара зеркало и рассматривал отраженную там идеальную красоту. От одного только вида собственного прекрасного лица у него по слегка искривленному позвоночнику шли подрагивающие импульсы наслаждения.
— Да-а-а-а-а-а, — прошипел он сквозь маленькие, ровные и очень острые зубы. — Я прекрасный динер.
И действительно, в его обычном состоянии, как сейчас, на него можно было только дивиться. Его тело, от шеи и дальше вниз, украшало восхитительное панно из переплетающихся замысловатых татуировок. На груди был изображен сверкающий желтыми, малиновыми и изумрудно-зелеными оттенками двуглавый китайский дракон, который спускался ниже черной фигурки Тао. Дракон на животе изрыгал оранжевые языки пламени, которые разделялись внизу и огибали его маленький, уродливой формы пенис. Несмотря на его неправильную форму, а может быть, как раз из-за нее сексуальные аппетиты Ху Ксу были неуемными и самыми разнообразными. Он обладал невероятно обостренным осязанием. То же самое можно было сказать и обо всех остальных органах чувств: вкусе, слухе и зрении.
Он усмехнулся, обнажив зубы, и пробормотал нечто одобрительное по поводу открывавшегося ему вида. Идеально ровные и белоснежные зубные протезы скрывали его собственные некрасивые зубы. Из волос у него оставалась тоненькая козлиная бородка и черный клок на лысой голове. Обычно он заплетал редкие пряди в косички и украшал семью серебряными черепами, которые позвякивали при каждом движении.
Сейчас он сбрил бородку и натянул на волосы латексовую имитацию лысины, так что косички исчезли.
Сегодня серебряные черепа были скрыты от глаз, но обычно их металлическое позвякивание становилось последним звуком, который бесчисленные жертвы Ху Ксу слышали в своей жизни. Он улыбнулся, вспоминая свои славные победы и достижения.
Он провел рукой по костлявому черепу, скользкому от пота, облизал тонкие сухие губы. Надо поторапливаться. Он не может опоздать на встречу с генералом Муном, а ему еще много всего нужно сделать, перед тем как уйти с барки. На маленьком деревянном столике у зеркала стояла красная кожаная сумка. В ней находились самые разнообразные и многогранные тайны, из которых и состояла его жизнь. Он сунул руку в сумку.
Ху Ксу осторожно достал еще один резиновый протез и бесчисленное множество тюбиков с кремом, гримом и пудрой. Ему нравилось петь, работая. Он исполнял песенку семи гномов, которую еще ребенком слышал в мультике «Белоснежка». Песня вдруг всплыла у него в голове, и он запел ее вслух — получилось красиво. Одной из многочисленных способностей Ху Ксу был удивительный дар подражать голосам. Душевный голос Эрика Клептона поплыл по покачивающейся на волнах барже.
Через двадцать минут морщинистый убийца исчез. Вместо него появилась миниатюрная женщина из высших кругов шанхайского общества. Звали ее мадам Ли, и у нее были все необходимые документы, чтобы это доказать. Пожилой сгорбленный Ху Ксу в черном шелковом платье с перламутровыми пуговицами наклонился вперед и стал внимательно разглядывать себя в зеркале. На щеках у него был тонкий слой румян, ресницы казались густыми и длинными за счет умело наложенной туши. А благодаря помаде и контурному карандашу губы казались не такими тонкими. Черный парик, подкрашенный хной, был забран в тугой пучок.
На плече у него висела старая сумка от Луи Вьюттона. Внутри лежали фальшивый паспорт и пятьдесят тысяч евро наличными. В соседней комнате зазвонил старый корабельный хронометр. Восемь. Пора идти. Генерал Мун будет ждать его через полчаса. Но сначала он должен хорошенько попрощаться с несчастным существом, которое терпеливо ждало внизу в темноте и зловонии.
Он распахнул крышку замаскированного люка и остановился, чтобы посмаковать милую вонь, щекотавшую ноздри. Там, внизу, его ожидал целый коллектор страха. Его студия. Он осторожно шагнул (туфли были на приличном каблуке) на деревянную лестницу и начал спускаться. На полпути вниз он услышал сдавленный крик бедняжки Мардж, в котором звучала надежда. Бабушка уже идет, Марджи! Он предполагал, что она его не узнает, и его радости по этому поводу не было предела. Неужели Мардж действительно думала, что милая семидесятилетняя дама спешит ей на помощь? Да, думала!