— Прекрасная идея. Я оставил вам столик в углу, сможете занять его, когда будете готовы, — ответил Снайдер. — Что привело вас в Нью-Йорк, главный инспектор? Дела? Или решили немного отдохнуть?

— И то и другое. Лично у меня сегодня вечером на повестке два пункта, Брюс. Ваш восхитительный лобстер и этот старый стреляный воробей Мариуччи. Наверное, я стану чем-то вроде жаркого из креветок, омаров и мяса.

— Ну, он не такой уж и грозный, — с улыбкой отозвался Снайдер. — На самом деле он здесь только позавчера был со своей внучкой. Они отмечали ее день рождения.

— Мучи по свечам не стрелял?

Снайдер снова рассмеялся и прошел к бару вместе с Эмброузом. — Мы просим его оставлять пистолет на входе. Крикните мне, когда будете готовы сесть за столик.

Эмброуз заказал очень сухой неразбавленный «Сапфир Бомбея» и вытащил из кармана маленький светло-голубой конверт. Он был того же цвета, что и гортензии, которые Диана послала в «Карлайл». Эмброуз заметил, что у него дрожат руки. Мартини появился, как по мановению волшебной палочки, и он опустил конверт, чувствуя, что ему нужно выпить, прежде чем он сможет его открыть. С ним и вправду творилось что-то неладное, подумал Эмброуз… Что-то он совсем расклеился и…

Ему на плечо легла большая мясистая рука.

— Привет, морячок, первый раз в Нью-Йорке?

Детектив, капитан Джон Мариуччи, которого его многочисленные друзья, живущие в метрополисе, называли Мучи, а также известный под другими менее лестными кличками в кругу бандитов, которых он отправил за решетку, когда-то очень успешно сотрудничал с Эмброузом в расследовании нескольких дел. Сейчас все они стали историей. Мучи был чуть выше пяти футов ростом, подтянутый, с густыми черными усами и кожей терракотового цвета. Его аккуратно подстриженные волосы прорезала седина, но она его совсем не старила, а наоборот, словно сглаживала острые углы.

Эмброуз сунул записку Дианы обратно в карман жилета и пожал руку мужчины, стараясь не морщиться от боли. У Мучи было самое крепкое рукопожатие из всех знакомых Эмброуза, за исключением разве что Стокли Джонса, но Стокли по крайней мере умел себя сдерживать.

Он повернулся к бармену:

— Еще два, пожалуйста, и распорядитесь, чтобы их принесли нам.

— Ладно, инспектор, — сказал Мариуччи после того, как они уселись и он в один присест заглотил половину бокала. — Давайте пропустим погоню и перейдем сразу к развязке. Знакомство сможем возобновить позже. Что ты делаешь в моем городе и как я могу тебе помочь? Женщины, столик у Рао, что нужно устроить?

Эмброуз улыбнулся и отпил глоток из бокала.

— Ты когда-нибудь слышал о парне по имени Наполеон Бонапарт? — спросил он.

— Да, кажется, что-то припоминаю. Коротышка. Француз, по-моему. Все время руку закладывал за пиджак, как будто онанизмом занимался.

— Точно, это он.

— Он вам досаждает, инспектор?

— Ну, да, можно и так выразиться.

— Да я ему задницу надеру.

— Поэтому мы здесь.

— Ладно, Эмброуз, выкладывай. Только давай сначала закажем стейк. Кстати, я угощаю, моя очередь. Последний раз, когда я был в Лондоне, платил ты. — Эмброуз не стал оспаривать ни выбор блюд, ни порядок оплаты. Они были на территории Мучи, и ему было лучше знать. Мариуччи махнул официанту и сообщил ему, что меню им не понадобится, они сразу сделают заказ. — Два нью-йоркских стейка с кровью, картошку фри и два салата «Сансет» с заправкой «Лоренцо».

— Так что ты там говорил насчет Наполеона?

— У него был сын. Об этом мало кто знает.

— Я как раз из таких.

— Суть в том, что у императора есть потомки. Я здесь из-за человека по имени Люка Бонапарт, одного из прямых потомков Наполеона.

— Ах, да. Новый глава Франции или что-то вроде этого.

— Именно, мой мальчик. Он создает очень серьезные проблемы для наших с тобой стран.

— В таком случае он покойник. Хочешь вина?

— Безусловно.

— Я закажу замечательное бароло. Или барбареско. Любое вино, которое называется на букву «б», это хорошее итальянское вино. Я уже говорил тебе это, да? Расскажи мне поподробнее об этом парне Бонапарте.

— Он убил своего отца. В Париже, примерно тридцать пять лет назад. Спецы из Лэнгли наткнулись на старое дело, когда копались в его биографии. Потом посмотришь, оно у меня с собой. Вообще-то, я здесь по личной просьбе директора ЦРУ Патрика Келли.

— Так, значит, ты знаешь, что меня повысили?

— Нет. И какой же высокий пост ты теперь занимаешь?

— Ну вот, а говорят, ЦРУ все знает. Я теперь старший представитель полицейского департамента Нью-Йорка в Федеральном комитете по антитеррористическим действиям. ФКАД. Так что я теперь и сам вроде как поганый федерал. Но в моей команде все ребята — настоящие полицейские. В каком районе Парижа произошло убийство?

— У могилы Наполеона, в 1970 году.

— Свидетели есть?

— Да. Как минимум двое. Парень по имени Бен Сэнгстер. И его деловой партнер Джо Бонанно. Оба американцы.

— Ты меня разыгрываешь, наверное.

— Уверяю тебя, Мучи, у меня и в мыслях нет тебя разыгрывать.

— Бенни Сэнгстер и Бонни Джонс, как же. Я помню этих парней, я их обоих за решетку отправил. Да, кажется, припоминаю, на суде говорили, что провернули какое-то дело в Париже. Что-то, связанное с союзом Корсики. Ты много о них знаешь?

— Не очень. Ты гораздо больше сможешь почерпнуть из материалов дела.

— Расскажи мне, что ты знаешь о «Корсике».

— Французская мафия. Очень жестокая организация.

Старше, чем Сицилианский союз. Возникла на Корсике, где родился Наполеон, как тебе прекрасно известно. В шестидесятые-семидесятые годы корсиканский синдикат проворачивал серьезные операции здесь, на Восточном берегу, в основном контрабанда и наркотики. Иногда они работали на европейские корпорации так же, как якудза работает на японских бизнесменов. Корсиканский союз — единственная мафиозная группировка с собственной политической программой.

— Политической?

— Да. Они финансировали и организовывали террористические атаки на корпорации, отказывающиеся переходить на евро. Именно на этом наш мальчик Бонапарт и сделал себе имя. Тогда американские семьи сильно враждовали между собой.

— Понятно.

— Сэнгстер и Бонанно все еще за решеткой? — спросил Конгрив.

— Да нет, насколько я знаю, вышли. По-моему, они получили от десяти до пятнадцати или около того.

— Я очень хочу поговорить с ними обоими.

— И когда именно ты хочешь провести эту милую беседу?

— Ты сможешь их найти?

— Я могу найти кого угодно, Эмброуз. Когда тебе будет удобно проинтервьюировать двух уголовников?

— Сегодня вечером будет просто идеально.

— Значит, и вправду надвигается какой-то кризис?

— Как всегда, капитан, — сказал Эмброуз. — История, как однажды заметил Герберт Уэллс, это вечная борьба образования с катастрофой. Сейчас катастрофы впереди на два корпуса.

Мариуччи, улыбаясь, смотрел на него.

— Пойду позвоню. Это не должно занять бол ьше пяти минут. И не вздумай притрагиваться к стейку, пока я не вернусь.

Дом престарелых располагался в темном переулке возле оживленной развязки. Это было приземистое трехэтажное здание, со стен которого облезала штукатурка. Отделанной деревом крутой крыше явно требовался ремонт. Конгрив и капитан Мариуччи оставили привезшего их офицера внизу, за полквартала от дома престарелых и дальше пошли пешком.

— Жуткая дыра, да? Ладно, кто будет общаться с народом через дверь? Ты или я? — спросил капитан.

— Полагаю, это мое расследование, — сказал Эмброуз и постучал в потрескавшуюся ободранную дверь. Через секунду в двери появился крупный мужчина в зеленой униформе. Он лишь слегка приоткрыл дверь.

— Добрый вечер, сэр, — сказал Эмброуз, показывая ему свой значок. — Я главный инспектор Эмброуз Конгрив из Скотланд-Ярда. А это капитан Мариуччи из полицейского департамента Нью-Йорка. Мы можем войти?

— В чем дело? — спросил мужчина, на миллиметр уменьшив щель в двери.