Удивительно, но до столицы мы добрались без каких-либо происшествий. Ни драк, ни убийц под кустами. Даже Лучиано вёл себя тихо, будто боясь привлечь внимание отца, с которым мы ехали в одном автомобиле. Кроне, к тому времени, будто немного отошёл от инцидента с Рихтером, и теперь как ни в чем не бывало общался со своим старым приятелем, Ласкане. Иногда Вико поглядывал в мою сторону, немного виновато, но я упорно делала вид, что он мне неинтересен.

Прибыли мы уже поздним вечером, когда Орлэнду уже освещали фонари, а горожане закончили свою работу, и праздно шатались по узким улочкам, на которых куда ни шагни – наткнешься на ресторанчик или лавку с едой и дешевой выпивкой. Многие заведения выставляли свои столики едва ли не на проезжую часть, а из-за того, что на дорогах было многолюдно, мы передвигались по городу со скоростью черепахи. Лучиано буквально прилип к стеклу, жадно разглядывая городскую суету.

– Нравится? – снисходительно спросил Джакомо. – Посмотри! Видишь вывеску? Выдастся время, я тебя в городской синематогрофический театр свожу. Наверняка, в своей глуши никогда такое не видел.

– В-в-видел, – тихо сказал мальчик. – Мы с С-с-сандро ход-д-или. Во дворце.

Лучи снова начал заикаться. Я ласково погладила его по плечу. Кроне немного раздраженно хмыкнул.

– Хм, получается, я своего сына и удивить ничем не могу? Или ты просто не особо рад видеть своего отца?

– Мальчик стесняется, ты уж не злись на него, – примирительно пробасил Вико, но поймав на себе наши с Джакомо взгляды, увял.

– Сеньор Фоскарини действительно был так добр, что относился к Лучиано почти как к своему сыну, – спокойно сказала я. – Но конечно, родного отца ему никто не заменит. Лучиано, помнишь, ты сказал, что хотел бы побывать в настоящем цирке? Может, вы сходите туда с Джако... с папой?

Было бы жестоко держать Лучиано взаперти только потому, что я не могла его защитить, а в городе было опасно. Со своим отцом же, как бы я к Джако не относилась, Лучи все же ничего не грозило. Племянник потупился, но все же кивнул.

– А ты п-п-пойдешь с нами, Рената?

– Да, Нат? Ты пойдешь? – вкрадчиво повторил за сыном Кроне.

– Боюсь, я буду занята. – Вымученно улыбнулась.

– С твоим грейдорским ухажёром? Ах, Лучиано, твоя тётя так жестоко бросает своих мужчин ради новой любви. Как ветрено и холодно сердце этой красавицы!

Дыши, Рената, спокойно и глубоко. Не дай ему себя разозлить.

– Не принимай слова сеньора Рихтера серьезно, Джакомо. Между нами ничего нет.

Как хорошо, что рядом не было Сонди! Но и без менталиста мне, кажется, не слишком поверили. Может, Кроне и хотел мне что-то сказать, но мы уже подъехали к столичной резиденции Фоскарини. И она была гораздо меньше, чем его владения в Ценасси. Орлэнда город древний, ему уже более трех тысяч лет, и он знавал разные времена и разных правителей. Но после упадка последней королевской династии Лермии властвовать стал Святой Престол. Роду Фоскарини здесь были не рады.

Если палаццо дожа в Ценасси мне показался огромным и почти пустым, то столичный дом, в разы меньше, казалось с трудом вмещал всю семью Фоскарини со своей свитой. Я мельком увидела жену Фоскарини, прибывшую в Орлэнду днем ранее. Маленькая и пухленькая, с каким-то потерянным выражением круглого лица и скорбно сведенными бровями над красивыми зелеными глазами, она совсем не казалась ровней своему мужу. Сандро, увидев мать, тут же кинулся к ней, и дергая за пышные юбки, начал восторженно рассказывать о новом приятеле по играм. Мне показалось, что сеньора Фоскарини совсем не знала, что делать со своим столь активным отпрыском, и когда появился гувернер и забрал Сандро, она вздохнула с облегчением.

– Рената, можно я тоже пойду? – шепнул Лучиано.

Я кивнула, испытывая смесь печали и гордости. В последнее время Лучи стал гораздо самостоятельнее, и уже не так нуждался в своей глупой тетушке. Пройдет лет десять, и я стану ему совсем не нужна. Но так и должно быть. Это я для него хочу. А мне самой нужно не так уж и много. Тихая и спокойная жизнь, работа, может быть, муж-аптекарь...

Кого я обманываю! Все мысли мои были о Корбине, а теперь он как-то оказался и в моих мечтах о будущем. Только вот он совсем не аптекарь. Я посмотрела в зеркало, и только тогда заметила, что почему-то улыбаюсь. Неужели... неужели северянин любит меня? Хоть немного. Пусть он и не делал мне предложения, но его намерения показались мне ясными. И он что-то говорил о чувствах. Взаимных. Еще один взгляд украдкой в зеркало, и горестный вздох. Да, по мне всё видно. Я могла гнать, ругать повелителя стихий, избегать с ним встреч, но ни румянец, ни блеск в глазах не спрячешь.

Глупая, глупая Рената. Ты потеряла свой тихий безмятежный рай из-за зеленоглазого змея, а затем умудрилась его полюбить. Из этого точно не получится ничего хорошего.

Гидеон Нери всегда старался думать на несколько шагов вперед, и при этом иметь пути отступления. Запасной план, и может быть, не один. Но иногда эта предусмотрительность и желание любыми путями выиграть его подводила.

Например, в этот раз он выбрал не тех союзников, купившись на возможности, что перед ними открывались, ведомый одним лишь желанием... нет, не власти. Гидеон не был так уж честолюбив. Месть сама по себе ему была тоже малоинтересна. Прежде всего он думал о будущем – своей страны и своего народа, благоденствие которого можно было возможно только если Церковь, веками мешающая магическому прогрессу, исчезнет вовсе, станет пережитком прошлого. В этом их цели с Лауро Фоскарини совпадали, но дож Конте, на которого он так рассчитывал, оказался столь же узколобым типом, что и Понтифик Агастус. Фоскарини терпеть не мог магов. Не боялся их, как тот же Агастус, страхом которого было так легко управлять, и даже использовал их. Но целитель довольно быстро понял, что если Фоскарини придет к власти, станет королем объединенной Лермии, то при нем магам заживется едва ли лучше, чем при клириках.

Годы Нери потратил, пытаясь получить влияние на одноглазого герцога – стать его другом, самым важным советчиком, спасителем любимой жены. Всё было бессмысленно. Дож улыбался, кивал, был щедр, но делал всегда так, как хотелось ему. Управлять им было сложно, и даже опасно. Фоскарини был по-животному хитер и недоверчив.

С другими было легче. Среди пациентов Гидеона, богатых и влиятельных, хватало людей глупых, испорченных и слабовольных. Торговцы, патриции, епископы – подход можно было найти к каждому, особенно если они вручали свое здоровье и жизнь лучшему целителю Лермии. Только вот цели Нери никак достигнуть не мог. Он легко находил осведомителей и подчиненных – но никто не мог стать тем союзникам, кому по силам было в корне изменить судьбу Лермии, и которые захотели бы встать на сторону магов.

А затем появились алертийцы. Точнее, один из них – маркиз де`Борг, который, как казалось не сведущим людям, вел в Орлэне беззаботную и бессмысленную жизнь. Для других же алертиец Нет, Гидеон не сразу принял предложение чужака. Сначала он отверг любую возможность помогать шпионам Алертийской Республики. Но когда де`Борг предложил содействовать и финансировать тайные исследования целительской магии, на которые Церковь давно наложила запрет, маг не смог устоять. Алертийцы не боялись магии, и все чаще Нери задумывался, что их влияние на Лермию – это благо, а не вред.

Сам того не замечая, Нери попал в собственную ловушку, и стал зависим от маркиза. А тот, как оказалось, совсем не гнушался языком угроз и насилия, и умел давить так, что целитель всерьез начал задумываться о том, чтобы сбежать подальше от своих бывших «друзей». Маркиз же, будто чувствуя сомнения целителя, давил все сильнее.

В один из дней Нери задержался в своей больнице, и уходя глубоко за полночь, обнаружил, что алертиец ждет его у выхода. Франтоватый и изящный маркиз де`Борг совсем не казался опасным человеком, но безусловно, все же таким являлся.