Я нарисовала несколько простых магических сигилов на клочках бумаги, разложила их по углам. Затем зажгла свечи, и пройдясь с одной из них, подожгла одно заклинание за другим, тихо шепча заклинания. Они будто истаивали в воздухе, не находя цели, но я чувствовала, как как постепенно уходит затаившее, медленно высасывающее силы людей зло.

Когда догорал последний знак, дверная ручка задергалась. Кто-то очень хотел попасть внутрь. Я поспешно потушила свечи, растерла ногой пепел, открыла окно и только тогда отперла дверь.

Сонди, молодой менталист, работающий на Фоскарини. Очень нехорошо. Менталисты довольно чувствительны к чужой магии, даже самой тонкой. Там, где боевик бы ничего не заметил, маг разума наверняка бы начал о чем-то догадываться.

Но Сонди было не до меня. Он прижимал руку к лицу, и между пальцев его стекала кровь.

– А я думал, что просто заела дверь, – гнусаво сказал он. – Что вы тут делаете?

– Инвентаризацию, – соврала, пользуясь тем, что в таком состоянии едва ли Сонди успеет что-нибудь заметить. – Так вы не искали меня?

– Нет. Хотел в аптечке пошариться.

– Проходите, я вам помогу.

Ему повезло, что я уже очистила комнату от дурных эманаций. Теперь излечить мага было проще. Тем более нос его хоть и распух, но сломан не был.

– Кто вас так? – сочувственно спросила я, залечивая поврежденные сосуды.

Менталист что-то проворчал.

– Не поняла. Не могли бы вы повторить?

– Эскобаро, – неохотно ответил маг. – Вечно ко мне цепляется. В этот раз он подумал, что я залез в его мысли. Будто они у него есть!

Надо же, менталист, который не ладит с людьми!

– Люди всегда бояться то, чего не понимают и не могут контролировать. Принимайте это за комплимент – вас побаивается боевой маг.

– Я предпочёл бы, чтобы меня оставили в покое, – мрачно ответил Сонди, осторожно щупая свою переносицу. – Надо же, не болит! Спасибо.

– Мне не сложно, – улыбнулась я.

Я повернулась, чтобы выкинуть окровавленную салфетку, но в этот момент маг удержал меня за запястье. Он пристально глядел снизу вверх, но в этот раз я не увидела в его взгляде плохо скрытого презрения или превосходства.

– И все же, что вы тут делали? Пахнет горелым. Теперь я это чувствую.

Ложь бы Сонди уловил. Так что я ответила практически правду.

– Очищала кабинет от ненужного. Точнее, сжигала.

Менталист хмыкнул, почти дружелюбно.

– Обычно от ненужного и чужого избавляются, когда хотят задержаться надолго. Надеетесь, что Фоскарини оставит вас при себе? Не стоит на него полагаться. Ни на кого из тех, кто стоит у власти. Для них мы, маги, лишь инструмент.

– Дож вам не нравится?

Сонди поморщился.

– Получше других. Он, по крайней мере, почти никогда не врет, и цели у него благие. А вот средства... ну как у всех.

– И какие средства? Кстати, можете отпустить мою руку.

Менталист тут же разжал захват.

– Простите. Мне вообще не стоило обсуждать с вами дона Фоскарини и его дела. – Он устало потер лоб. – Не знаю, что со мной. Наверное, я просто перегорел. Мне казалось, что раз я работаю на великого человека, пожалуй, единственного, кто может по-настоящему объединить Лермию, и унять церковников, должно делать и меня лучше. Но я занимаюсь всё тем же самым, и всё так же ненавидим. Хотя кому я это рассказываю? Вам вряд ли это знакомо, сеньорита Бьянки. Уж целителей даже простой люд любит.

– Как вас зовут? – спросила я.

– Оливер.

– Рената.

Сонди грустно усмехнулся.

– Я уже знаю. А вот вы одна из немногих, кто поинтересовался моим именем. У вас и правда доброе сердце, сеньорита. Мне жаль, что наше первое знакомство не удалось.

– Может, сердце у меня и доброе, но я тоже напряглась, когда поняла, что вы менталист. И ошибалась. Вы славный человек... Оливер.

– Не надо пытаться со мной дружить.

Эм-м-м, не то, что я собиралась, просто хотела сделать приятное явно одинокому и неприкаянному менталисту, но его слова меня задели.

– Почему?

– А как вы думаете? Или полагаете, что грейдорец и вправду в вас так нуждался?

Сонди будто хотел сказать что-то еще, но затем передумал. Кивнул головой, и тихо вышел, оставив меня одну. Вот умеет же настроение испортить! Теперь я смотрела на нашу утреннюю прогулку с Рихтером совсем по другому, и вроде бы невинные расспросы грейдорца виделись совсем под другим углом.

Нет, серьезно, в чем я виновата?! В том, что помогла Вико?! Или взялась за сложную работу? Вот она, благодарность. Одни подозрения, да и какая-то возня за спиной. Чем скорее ищейки Фоскарини найдут целителя, напавшего на Рихтера, тем быстрее отстанут и от меня. Но чем я могла помочь в этом? Если я расскажу им то, о чем знаю, сама попаду под подозрения. Глупо думать, что дож не выдаст меня. Разве что только решит избавиться сам, по тихому.

«Они никогда не поймут, Рената. Они будут бояться»

О, я понимала Оливера Сонди гораздо лучше, чем он думал. Только он скрывал свою белую ленту менталиста под воротниками и шарфами, а я хранила свои секреты глубоко-глубоко в сердце. Порой мне хотелось, чтобы моя дорогая бабушка никогда не рассказывала мне о запретном целительстве. Но тогда бы я ведь никогда не смогла спасти Лучиано.

– Почему он не кричит, Нат?! Дети ведь должны кричать!

Голос Исы был сорванным от сдерживаемых криков. Мы съехали с дороги, скрывшись за деревьями, но внимание все равно не стоило привлекать. Едва ли нам бы кто-нибудь сейчас помог. И уж точно никто не мог помочь несчастному младенцу. Он лежал бледным, почти синим, и был безвозвратно мертв. Жизненные силы покинули его хрупкое тело. Даже если я запущу маленькое сердечко, отдав все свои силы, и даже больше, это не поможет.

– Он... он мертв, Исабелла. Мне жаль.

– Нет! – сестра истошно зарыдала, царапая себе лицо ногтями, а я даже не могла её успокоить, лишь только смотрела, продолжая прижимать к груди дитя.

Вико, охранявший закрытую повозку снаружи попытался заглянуть внутрь.

– У вас всё хорошо? Нам нужно быть тише!

– Уйди, – прошипела Исабелла, и полог вновь опустился. – Нат. Ты ведь можешь его спасти. Я знаю, что бабушка учила тебя... всякому.

Я не стала обманывать убитую горем сестру.

– Слишком поздно. И у меня не хватит сил.

– Ты врешь. Ты меня обманываешь. Дай, дай его сюда. Отдай мне моего Лучиано!

Я отдала ребенка его матери, и тут же отвернулась, глотая предательские слезы. Мне казалось, что все закончилось, и я не сразу поняла, что Иса все еще не сдалась.

– Знаешь, когда старуха совсем спятила, и отец перестал выпускать её из комнаты, она начала болтать всякое при мне. Кажется, она считала, что я это ты. И она рассказала... многое. Что можно обменять одну жизнь на другую. Нат, пожалуйста, не подведи меня.

– Что ты...

Я так и не поняла, откуда Исабелла достала нож. И как смогла так легко вонзить его себе в горло. Она ведь так боялась даже простых царапин.

Человека не возможно спасти, если он не хочет жить. А Иса... не хотела. Она хотела, чтобы жил её сын. И как я могла в этом отказать своей любимой сестре? И Вико, наблюдающий, как я в крови шепчу запретные заклинания над телом сестры и её ребенка, не остановил меня, хотя слышал всё, о чем мы говорили.

Я преступила черту. А Вико Ласкане закрыл глаза на мое преступление. Но ребенок... ребенок был жив. Потому что она так захотела. Потому что она обменяла свою жизнь на его.

Корбин Рихтер.

Поверил ли он, скажи ему что он, Корбин, будет ждать встречи с целителем с большим нетерпением?

Рената была необыкновенно тиха, и казалось, даже более погруженной в свои мысли, чем обычно. Она не реагировала на его шутки, и даже не делала вид, что ей интересен разговор, в который пытался втянуть её маг.