Слава Роду.

С последними словами волшебные кресла растаяли, словно были кусками льда, и стекли мутной водой на землю, а на их месте завели подснежники. Судья, не оборачиваясь, пошел по полю вдаль, медленно поднимаясь над землей и возносясь в небо, с каждым шагом все выше и выше, пока не превратился в маленькую темную точку, и не затерялся в белизне облаков.

Федор проводил его взглядом, и обернулся к замершим в ожидании и восхищении друзьям, и княжеской дружине.

— Пора наверно и нам в дорогу. — Произнес он таким голосом, что простые слова богатыря, прозвучали как команда. Повинуясь, все войско пришло в движение, и загудело как улей, собираясь в путь.

***

Федогран смахнул ладонью с лица наваливающийся сон, и огляделся. Справа покачивался в седле, дремлющий Вул, а слева смеялся и кивал головой, словно соглашаясь, Бер, слушая как ему что-то рассказывает, припав к самому уху шишок.

Впереди сколько видят глаза, растянулась гремящая металлом и шутками гусеница княжеской дружины, сзади все те же воины, нескончаемым потоком. Приподнятое настроение витает в воздухе. Горевать они будут потом, когда схлынет волна победной эйфории, и придет осознание потерь. Когда увидят слезы жен и матерей, не дождавшихся своих родных, оставшихся навечно на берегах Смородины.

— Есть хочется. — Пробормотал Федогран сглотнув слюну. — Скоро привал?

— Не. — Откликнулся Илька, оторвавшись от уха медведя, куда он только что, весело нашептывал очередную байку. — Только ближе к вечеру остановимся. Князь же сообщал? Ты что не видел гонца?

— Уснул видимо. — Смутился парень.

— Бывает. — Снисходительно махнул тот в ответ рукой. — У меня один раз… — Что у него там случилось, никто никогда не узнает, потому что его перебил Вул.

— Потом расскажешь. — Он заговорщически склонился к друзьям с лошади. — Поехали поохотимся, мяса пожарим, наедимся и от пыли отмоемся. Сил уже нет, все тело зудит. Я тут одно место знаю. Речка, берег песчаный, и опушка леса прямо у воды. Загляденье.

— Вдруг хватятся? — Усомнился Федор.

— Кому мы сейчас нужны. Вон посмотри, половину спит в седлах, а другая половина болтает о пустом. Князь где-то впереди, даже охранения не выставил. Поехали. — кивнул в сторону леса оборотень, и сощурил хитрые глаза, в ожидании ответа.

— Поддерживаю. — Засмеялся медведь. — Я за любое развлечение, особенно если оно касается жареного с кровью мяса, а то дюже скучно, да и помыться не помешает, та грязь, что ко мне прилипла, весит больше доспехов на меня надетых.

— И я. — Перепрыгнул с плеча Бера на спину Федограна шишок. — Я тоже хочу мяса.

Поймать небольшую косулю, для перекинувшегося в волка Вула не составила особого труда. Пока Бер разводил костер, а Федогран заготавливал дрова, оборотень не только добыл трофей, но и успел его освежевать, насадить на срубленную толстую ветвь, и целиком водрузить над огнем, на двух рогатинах. Красный от натуги Илька, в это время, притащил волоком, от реки кожаную флягу с водой.

Отмытые, оттертые до скрипа кожи мелким, пополам с илом, речным песком, объевшиеся мяса до округления животов, названные братья, лениво раскинувшись на траве, предавались безмятежному отдыху, в полудреме подставив лица полуденному солнцу. Состояние блаженства — оно всегда приходит на смену тяжелым испытаниям. Не испытав боли, нельзя почувствовать облегчения. Таким создан этот мир.

— Ну вот и все, в принципе, что мне пришлось от вас скрыть. Надеюсь, вы не будите на меня в обиде, потому что это не моя тайна, и я не мог о ней рассказать даже своим братьям. — Закончил свой рассказ Федогран, о том, что его друзья еще не знали, и замолчал.

— Мог бы и доверится. Не чужие ведь друг другу. — Буркнул в ответ медведь, надув по-детски губы, но его обиды хватило ненадолго. Новая мысль, быстро пришла в голову, и он расцвел в улыбке. — А забавно шишок флягу тащил, я чуть со смеху не лопнул.

— Дурак. — Констатировал Илька. Я для всех старался. — И то же рассмеялся. — А действительно наверно со стороны выглядело смешно. Она же в три раза больше меня.

— Я догадывался, что ты ни просто так не шел со всеми в поход. Слишком это было необычно. — Произнес Вул задумчиво ковыряя палкой костер. — Обижаться нам не на что, ты все сделал правильно и, если бы не наш любопытный товарищ. — Оборотень кивнул в сторону шишка. — То все могло бы получится. Многие бы проблемы разрешились, а так придется оглядываться и ждать удар в спину. Жаль, что так вышло. Но тут уже ничего не поделаешь. — Он замолчал, вновь погрузившись в себя.

— Надо наверно собираться и догонять дружину. — Вздохнул Федогран ставя в разговоре точку, и встал. — Потеряли нас там.

— Погоди. Идет кто-то сюда. Подождем немного, глянем кого к нам в гости принесет и поедем. — Вул лениво повернул голову и прикрыв глаза ладонью от солнца посмотрел в сторону опушки, в сторону от лежащего Бера, который весело о чем-то болтал с Илькой, посадив того себе на грудь.

Ждать долго не пришлось. Ветви раздвинулись, представив перед друзьями гостюю. Весьма колоритный персонаж смеси женщины, летучей мыши и засохшего древесного сучка.

Высокая коричневая с зелеными пятнами, голая, женская фигура, ссутулившись большими перепончатыми крыльями на спине, вышла на худых, трехпалых ветках-ногах, опираясь на кривую, поросшую, по всей длине мухоморами, палку одной рукой, а второй, точной копией ног, таща за собой знакомого уже братьям лешака-Сучка, за шкирку.

Зеленые глаза гостьи, с красными зрачками, никак не гармонировали с румяным, девичьим, довольно милым лицом, с вздернутым вверх упрямым носиком, и сверкали гневом, но и в то же время плакали, неестественно большими каплями слез. Пухлые губы шептали проклятья, и молитвы, быстро меняя настроение, то готовые сорваться в рев, то загрызть, хищным оскалом острых, как пила, зубов.

Сучек упирался ногами и руками, сопротивлялся и скулил писклявым голосом, моля пощадить и не убивать, но ничего не мог поделать с мертвой хваткой, хрупких на вид рук. Подойдя к вскочившим и обнажившим мечи братьям, она остановилась, легко как тряпку, подняла и швырнула лешака им под ноги.

— Вот. — Заскрипела она голосом ломающихся под ногами веток. — Это вам, подарок.

— Зачем? — Задал недоуменно Федор, мгновенно заинтересовавший всех остальных вопрос. — Он нам не нужен. Шла бы ты отсюда по-хорошему.

— Погоди, не просто так кикимора вылезла из своего болота, в сухой лес. — Отстранил нашего героя в сторону Вул и вышел вперед, убирая меч в ножны. — Чего ты хочешь, Евея? И зачем приволокла сюда этого недомерка.

— Беда у меня оборотень. Такая беда. — Закачала головой гостья и зарыдала. — Внучка моя, в волчью яму, заговоренную колдовством, как паутиной окутанную заклятиями, упала. Помогите достать, меня саму туда руны вражьи не пускают, а вы — богам угодные, сможете тот заговор преодолеть. Некого мне просить более. Только на вас надежда. Выручайте. Я вот вам за это кляузника притащила. Возьмите в награду. Нечего мне вам, добры молодцы подложить более. Вы же себе в дар жаб болотных не возьмете? — Она с надеждой заглянула в глаза каждому из братьев. — Или все же полакомитесь? Так я, ежели что, быстро слетаю. — Крылья за спиной кикиморы хлопнули и распрямляясь.

— Говорят. — Встрял в разговор шишок, — что там дальше, где Ярило свой лик на ночь прячет, живут племена дикие. Так у них такое кушанье в почете. Еще говорят, что они воды бояться. Врут наверно.

— Тьфу на тебя балабол. — Сплюнул медведь. Только, что поели, а ты такую речь тошнотворную завел. Что там, совсем оголодавшие живут, что такое непотребство в рот тянут? Не верю я в такое, чтобы человек, если он конечно не дитятя неразумное, так же как кикимора болотная, на обед себе пупырчатых употреблял. Байки это.

— Заткнитесь вы оба. Нашли время. — Рявкнул Вул, гася разгорающийся спор, и обернулся к гостье. — Некогда нам бабка Евея. Дружину догонять надо. Потеряли там наверно нас. Мы-ж не спросясь ушли. Осерчает князь.