Рядовых «серафимов» не тронули, не считая тех, что были убиты ночью во время штурма. Тела мёртвых часовых, капитанов и контролёра спалили. Сэнсэя, Степашку и Гулливера решили попытаться похоронить более-менее по-человечески, что оказалось не так-то просто. База располагалась в центре мёртвого города, а потому абсолютное большинство её территории и окрестностей было покрыто асфальтом, пусть потрескавшимся и раздолбанным, но мешающим копать. В связи с чем возникла необходимость вынести тела за пределы базы и перетащить поближе к окраинам леса.

Пока Азазель был жив, другие серьёзные мутанты предпочитали с ним не связываться и старались обходить лагерь десятой или сто десятой дорогой. Ну, или, во всяком случае, нападали не так часто. А тут все как с цепи сорвались. Практически сразу, как только авантюристы покинули базу, их атаковала стая проныр, а затем и парочка упырюг подоспела. Справились только благодаря пополнению из бывших «серафимов», которые присоединились к отряду. Если бы не они, то пришлось бы бросать тела товарищей и драпать, а так удалось не только отбиться, но и похоронить-таки павших авантюристов. Могилу вырыли одну на троих, братскую. Пушкин прочитал трогательную эпитафию в стихах. После того, как яму засыпали землёй, сборный отряд авантюристов выдвинулся по направлению к Бару.

Весельчак затаил крепкую обиду на Холода. За всю обратную дорогу он никак не контактировал с чеченцем, был ещё мрачнее, чем обычно, и не проронил почти ни слова.

– Не знаю, как вы, мужики, – сказал Филя, когда авантюристы триумфально возвратились в лагерь вместе с пополнением из числа бывших «серафимов», – а я первым делом собираюсь наведаться в бар и опрокинуть пару-тройку рюмок в память о погибших товарищах.

– Правильно! – поддержал идею Кухня. – Будем пить до утра! Правда, Винт?

Винт, которому уже стало значительно лучше, энергично закивал головой.

– После крепкой заварухи мы накатим медовухи! – вставил Пушкин.

– А ты, Ярый, идёшь с нами? – спросил Кухня.

– Пожалуй, присоединюсь.

Ярый не собирался употреблять спиртное, но был не против посидеть вместе со всеми за компанию и отметить победу.

– Ярый!!!

Косатка выбежала из бара, подбежала к любимому и повисла у него на шее. Некоторые бандиты, расположившиеся неподалёку, удивлённо заозирались на них. Ярый тоже обнял Косатку. Авантюрист почувствовал, как к глазам подступает предательская влага.

– Вот видишь, я же тебе говорил, что вернусь живым.

– Ты не ранен?

– Нет. Так, пара царапин. Трое наших погибли.

– А ОН? – многозначительно спросила Косатка и посмотрела в глаза Ярому.

– Убит. И все капитаны. Ты не поверишь, кем на самом деле оказался наш общий друг Азазель… Но подробности – потом.

Вслед за Косаткой вышел и Барракуда, и пожал Ярому руку.

На улице, неподалёку от входа в бар, горел костёр, вокруг которого собрались несколько групп людей – бандитов и честных бродяг. Ведь не обязательно всем нужно было сидеть в помещении, кто-то хотел подышать воздухом на улице. Возле одной из таких групп как раз и остановились Ярый с Косаткой во время их недолгого разговора.

Компания оказалась бандитская. Ближе всех к двоим авантюристам, на деревянном чурбане, использованном вместо табуретки, сидел бандит по прозвищу Кувалда. За его спиной виднелась накрытая «поляна»: там были и солёные огурчики с печёной картошкой, и квашеная капуста, и даже сало. Такую еду в Зоне обычные авантюристы могли себе позволить разве что по случаю большого праздника.

От аппетитных запахов у Ярого, который в секте месяцами не ел нормальной еды (да что уж там нормальной, хотя бы просто пригодной в пищу), едва не закружилась голова. В животе раздалось голодное урчание. Поэтому авантюрист уже хотел вместе с Косаткой зайти в бар и подкрепиться.

Кувалда был персонаж в каком-то роде примечательный. Этот здоровенный двухметровый детина, отличавшийся недюжинной физической силой, даже среди бандитов, которые обычно и так не блещут сообразительностью, славился своим необычайным слабоумием. Говорили, что когда-то Кувалда был просто глупым, в смысле, таким же глупым, как и все бандиты, не больше и не меньше. Якобы однажды граната взорвалась слишком близко от него, беднягу контузило, и он стал совсем уж непроходимым идиотом. Но Ярый никогда особо не верил в эту легенду. Он почему-то подозревал, что Кувалда был таким тупым от рождения.

Ярому вспомнился один случай, связанный с Кувалдой, который мог как нельзя лучше охарактеризовать данного персонажа. Дело в том, что в Зоне все мужчины, кроме, конечно, импотентов, неизбежно сталкивались с проблемой, связанной с отсутствием секса. Каждый справлялся с ней, как умел. Самое простое и очевидное решение – найти такое место, где тебя никто не видит, и подрочить. У блатных существовала низшая каста «опущенных», по отношению к которым дозволялось сексуальное насилие, но авантюристам насиловать других авантюристов не позволяли моральные принципы. За редкими исключениями – встречались, конечно, такие «авантюристы», которые на поверку оказывались хуже бандитов. Но чаще всего бродяги пользовались «ручным способом». Правда, большинство старались решать свои проблемы втихаря, а не прилюдно.

Кувалда же запомнился посетителям бара «У погибшего авантюриста» тем, что однажды, обнаружив в стене зала круглую дырку, догадался всунуть в неё свой детородный орган и начал совершать возвратно-поступательные движения. Закончилось всё тем, что, ко всеобщему хохоту посетителей, член ещё и застрял в этой дырке, и чтобы его оттуда вытащить, стену пришлось частично ломать. Среди авантюристов и блатных ходили легенды о тупости Кувалды. Даже бандиты открыто смеялись над ним и зачастую с трудом терпели его выходки. То, что он до сих пор не перекочевал в разряд «опущенных», было каким-то случайным недоразумением.

Сегодня Кувалда превзошёл сам себя. Держа в руке вилку с наполовину откушенным солёным огурцом, он выдал, наверняка, самую искромётную шутку в своей жизни. Для такого тугодума, как Кувалда, это был, бесспорно, высший пилотаж, верх остроумия. Итак, он произнёс:

– Гы, пацаны, смотрите, фраер, по ходу, решил постричься в монахи…

Ярый даже не сразу понял, что реплика адресована ему. И не понял, причём здесь монахи. Но потом до него дошло. Дело в том, что в секте всех повально заставляли отращивать бороды. У Азазеля, а точнее, у той «идеальной» фальшивой внешности, которую он демонстрировал своей пастве, была борода. А значит, и у остальных она должна быть. Если кто-то брился, то на него начинали коситься, как на изгоя.

Причём на волосы это не распространялось. Иметь длинные волосы запрещалось – Лапшу заставили срезать их. Здесь, как и во многих других аспектах мировоззрения секты, присутствовали нелогичность и противоречивость.

Ярый никогда раньше не отращивал ни бороду, ни усы. Превыше всего он ценил практичность. А наличие лишних волос на теле означает, что тебя можно схватить за них в драке. Или они могут за что-то зацепиться, когда ты будешь выполнять перекат по земле, кувырок или ещё какой-нибудь кульбит. Опять же, волосы быстро пачкаются. Исходя из такой логики, Ярому бы вообще следовало постричься налысо… Но совсем без волос было как-то непривычно. А вот бороду он и до Зоны не особо-то носил, а здесь тем более не видел необходимости. Но поскольку во время пребывания в секте ему пришлось активно «втираться в доверие» к начальству, естественно, ни о каком бритье не могло идти и речи. Борода уже долгое время причиняла ему почти физический дискомфорт. Многие месяцы он мечтал просто побриться. Но в последние дни его затянул такой бешеный круговорот событий, что авантюрист просто забыл об этом. А сейчас вспомнил.