Кто-то засмеялся, кто-то лишь улыбнулся краешком губ, кто-то сохранил каменное лицо. Чувство юмора – штука довольно субъективная в том смысле, что едва ли можно найти двух разных людей, у которых оно будет проявляться совершенно одинаково.

– Тихий, а вот скажи, – продолжал Пушкин, – раньше, в Большом Мире, когда тебе нравилась девушка, ты что-нибудь делал, чтобы привлечь её внимание?

– Ну… – замялся Тихий.

– Дай угадаю: пытался разжечь в ней любопытство своим глубокомысленным молчанием?.. – В компании раздался смешок. Тихий никак не отреагировал. Пушкин «пожалел» его и переключился на следующую «жертву»: – Кто вообще не парится по поводу девушек, так это Сэнсэй. Он уже давным-давно достиг просветления и полной гармонии со всей Вселенной. Ему наши земные страсти по барабану.

Сэнсэй флегматично пожал плечами.

– А ты, Ярый, чего молчишь?

Ярый не нашёлся, что сказать. С одной стороны, за время своего пребывания в секте он очень соскучился по нормальным живым людям, не бездумным роботам. Но с другой, иногда ему хотелось сбежать от этих неловких пустых разговоров.

А ещё он думал о Косатке. И вспоминал слова, брошенные ему напоследок: «Ты же понимаешь, что не сможешь вечно держать меня под опекой, под присмотром этого своего наёмника?.. Я не комнатный цветочек, который можно просто поставить на подоконник и поливать пару раз в месяц, чтобы он не засох». Ярый снова и снова прокручивал в голове эту фразу и ощущал какое-то смутное беспокойство, но не мог себе объяснить, почему.

– Пушкин, а почитай нам стихи!.. – неожиданно предложил Блэкмор. – Сымпровизируй что-нибудь. А то мы что-то давно тебя не слушали. Ты же можешь, мы знаем.

– Ну, если вы настаиваете… – деланно засмущался Пушкин. – Тогда ладно…

Пушкин залез на пенёк. Сам невысокого росточка, кудрявый, авантюрист даже внешне чем-то напоминал великого поэта, разве что кудри были более светлого оттенка. Его тёмные подвижные глаза почти всегда смеялись, даже когда сам он не улыбался. Пушкин театрально откашлялся и начал декламировать:

Шагаем дружно с Филей

Мы в город Светлый Путь.

Хана вам, херафимы!

От нас не улизнуть.

Идём путём опасным

Мы в город Светлый Путь.

Дрожите, гондурасы!

Фанатикам – капут!

Держитесь, лилипуты,

Ведь с нами Гулливер!

Вас всех уконтрапупит

Его огромный х…р.

Когда он закончил, засмеялись практически все, некоторые даже зааплодировали. Пушкин слез на землю и отвесил глубокий поклон.

– Браво, браво! – торжественно воскликнул Блэкмор и добавил: – Эти слова хорошо легли бы на музыку. Будь у меня с собой гитара, я бы сразу попробовал подобрать мелодию и спеть. Жаль, что я не умею сочинять, как ты…

– Почему не умеешь? – спросил Пушкин. – Разве ты никогда не писал песен на свои собственные слова? То есть ты не подумай, я не против. Мне лестно, что мой талант ценят, просто решил полюбопытствовать.

– Пробовал писать, и не раз. Но всё не то. У меня не получается сочинять стихи так же складно, как у тебя. Музыка мне намного легче даётся. Достаточно лишь выбросить из головы всё лишнее, немного подождать и мелодия сама почти сразу начинает звучать в голове, а я только записываю. Но вот с текстами беда. Очень редко так бывает, чтобы и слова, и музыка пришли вместе. Обычно я сначала пишу музыку для песни, а потом долго ищу слова.

– Ясно. А у меня наоборот. Стихи сами начинают звучать, обычно я над ними не ломаю подолгу голову. А вот музыку как-то никогда не тянуло сочинять. Хотя в детстве мне взрослые говорили, что у меня типа есть слух и всё остальное… Как-то раз в юности я попробовал научиться играть на гитаре. Потому что девки тащатся по музыкантам, а я хотел быть популярным. Но оказалось, что это офигенно сложно. Я стёр себе пальцы в кровь и бросил эту грёбаную затею. В общем, в области музыки я решил остаться лишь ценителем, а не творцом. Чёрт возьми, не знаю, зачем я тебе столько всего наговорил. В Зоне вроде как не принято много болтать о своём прошлом...

Когда отряд авантюристов подходил к блокпосту бандитов на бывшей автобусной остановке, Пушкин сказал:

– Мужики, а прикиньте, как блатные обделаются, когда заметят наше приближение? Я даже эпиграмму заранее сочинил, послушайте:

Базилио и Ко

Присели на очко.

– Только не вздумай прочитать её бандитам, – предупредил Холод. – Мы же не хотим развязать войну.

– Ты думаешь, они обидятся? – спросил Пушкин. – Но вы же меня им не отдадите, верно, мужики?

– А что мы, по-твоему, вынуждены будем сделать?

– Но у нас численный перевес! У них нет шансов!

– Мы соблюдаем нейтралитет, – сказал Холод. – Правильно я говорю, Ярый?

– Правильно, – кивнул Ярый. – Наш главный враг – секта. Нужно делать всё по-умному.

– Эх, мужики, я вас, конечно, уважаю, но иногда вы бываете невыносимо занудными…

Ярый отметил, что обстановка на блокпосте изменилась с момента прошлого посещения. Из шестерых бандитов осталось трое, причём один сильно прихрамывал. Бандиты в этот раз, как и предсказывал Пушкин, действительно вели себя необычно. При виде вооружённой до зубов толпы авантюристов они заметно стушевались. Ладно бы ещё просто толпа, но она состояла не из абы кого, не из каких-нибудь там новичков, а из суровых парней, о некоторых из которых по Зоне бродили легенды.

Бандиты старались держаться нагло, но чем больше они тужились, тем сильнее выдавали свою неуверенность. Тупорылых шуточек и подколов на долю авантюристов выпало гораздо меньше. Даже те, что были, казались какими-то вялыми, без огонька, и звучали не так задорно, как обычно. Ярый очень ждал этой встречи, чтобы посмотреть на реакцию Базилио, как тот будет юлить, и взять условный реванш за их прошлые встречи. Но штатного клоуна нигде не было видно.

– А где наш старый приятель, Базилио? – как бы небрежно поинтересовался Кухня у блатных.

Выяснилось, что два дня назад блокпост подвергся нападению двоедушника. И Базилио оказался в числе тех несчастных, которые пали жертвами мутанта.

– Эх, жаль, такая эпиграмма пропала, – посетовал Пушкин, когда они миновали блокпост и уже прошли порядочное расстояние по дороге, ведущей к мёртвому городу. – Вот надо же было этому козлу Базилио именно сейчас сдохнуть. Столько лет прозябал, и ничего ему не делалось, а тут вдруг взял и коньки отбросил.

«Жил, как ничтожество, – подумал Ярый, – и умер бесславной смертью. Однажды и со мной произойдёт то же самое. Можно ли будет сказать обо мне, что я чем-то сильно отличался в лучшую сторону от Базилио?..»

Три часа ночи. Собачья вахта. Небо над мёртвым городом затянуто непроглядным мраком, нет ни намёка на луну или хотя бы крохотную звезду. Тем лучше. Тихий выдвигается на позицию, к одному из двух пятиэтажных домов, расположенных к западу от штаб-квартиры «серафимов». Вообще таких домов в городе было пруд пруди, но эти почти вплотную примыкали к периметру базы. Планировалось, что Тихий займёт позицию на крыше пятиэтажки и будет обеспечивать основной группе штурмовиков прикрытие сверху. С крыши здания большая часть территории базы просматривалась как на ладони. Сектанты об этом знали, поэтому у входа в подъезд дежурила парочка «серафимов», но то были зелёные сопляки, с которыми не составит труда справиться опытному профессионалу.