Валя прикрыла глаза и несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула – стена дождя поредела и теперь из скорбно-серых небес только редко капало.

– Можно помочь? – спросила Валя уже “своим голосом”. Без звенящий стихийной власти. Она обращалась к Семенову.

– Не в моих силах, – уклончиво ответил он, – вряд ли в чьих то.

– Мы позаботимся о теле, – подал голос Максим.

– Подожди, – вмешался Юрий, пока Валя не закипела вновь, проведя несложные ассоциации с Надей. О которой тоже недавно так “позаботились”, – сначала убедимся. Может ее кто-то поднимет. Вы же чувствуете – она не должна была умереть…

Валя повела рукой, что-то ища в воздухе. Затем дернула за невидимый остальным покров.

– Заходите в дом. Я приглушила защиту. – безучастно бросила Валя.

– Круто! – улыбнулась Ольга, – я рада, что ты научилась. А то тусить в беседке под дождем – это прям напрягать стало…

– Стоять, – неожиданно оборвал Семенов Ольгу, которая было бодро рванула на территорию за защитным куполом.

Ольга удивленно затормозила и растерянно уставилась на своего Старшего.

Вале не нужно было прикладывать ни человеческих ни сверхчеловеческих усилий, чтобы уловить ход его мыслей. Он боялся. Что она не выпустит их обратно. Что они будут отстаивать существующий порядок вещей, а она не захочет согласиться. И просто вытянет жизнь из Семенова, а через него – из всей его стаи. Максима может и выдернет его Старший. Но вряд ли.

– Я не стану, – устало выдохнула Валя и посмотрела на Семенова. Он был готов поклясться – это смотрит на него сама Гелла.

Что-то в этой девочке сломалось этим утром, и взгляд ее отметился печатью времени. Старший Страж сейчас смотрел на мудрую ведьму, которая понимала, что жертва необходима. И когда настанет время – новая мать ее принесет.

Семенов выдохнул и знаком позволил Ольге двигаться дальше. Пропустил вперед Максима. Сам он шагнул за грань последним.

Весь следующий день и ночь схлопнулись в один сплошной нервный комок. Все были предельно измотаны “мозговым штурмом”. Их никто не тревожил. Дом как будто пропал из мира. Никто не искал пропавшую более суток назад рыжеволосую студентку Свету.

Тут Стражи, особенно чистильщики, не имели равных. Но у Вали было стойкое ощущение, что Жанна Павловна ищет свою внучку, не смотря на уверения Максима, что вспомнить о девушке не сможет ни один человек. И когда миновала полночь, Вале начало казаться что в печной трубе бьется птица.

“У птицы нет головы”, поняла Валя. Обрывки мыслей, которые никак не хотели собираться в цельную картину, начинали раздражать.

До нового рассвета оставалась пара часов. Но в доме никто не спал. Валя поднялась с необъятного зеленого дивана, миновала угасающий камин и скользнула в ванную комнату.

“Я должна быть сильной”, – думала Валя, подставляя лицо струям горячей воды, мерно бегущей из поросшей полумесяцем ржавчины душевой лейки. От воды шел пар. Но Валя не чувствовала тепла. Водила взглядом по трещинам в зеленоватом кафеле, стараясь запереть между двумя сколами, все свои несчастья, – “ пусть бы я была прабабушкой Геллой. Или хотя бы папой. Они были… несгибаемые. А я…”

Валя всхлипнула, порадовавшись, что никто ее не слышит. Ей нельзя проявлять слабость. В очередной раз.

– Сваришься! – раздался недовольный голос Юрия, а потом в ее молочный пар ворвалась его рука и опустила разболтанный рычаг. Ржавая лейка-полумесяц прекратила плакать парным кипятком. А Валя только сейчас заметила, как побледнела красивая татуировка – Анубис на руке ее мужчины.

Юрий бесцеремонно одернул занавеску и на мгновение окинул Валю взглядом. Казалось бы неуместным в данных обстоятельствах. Затем небрежно отбросил на допотопную стиральную машинку-полуавтомат расшитое синими розами полотенце, которое подготовил было для Вали. Потом, закрываясь, щелкнул замок на облезлой ручке ванной комнаты. Обозначая оставшимся в гостиной Стражам, что им стоит заняться своими делами.

– Так. Попьем чайку! – раздался из гостиной нарочито громкий и бодрый голос Ольги.

Юрий усмехнулся краешком рта и быстрым движением стянул с себя футболку и бросил на пол. Затем к его ногам упала остальная одежда.

Валя все еще ошеломленно его оглядывала и уперлась ладонями в широкую крепкую грудь, когда он сделал шаг навстречу, в чашу старомодной массивной ванны на хищных, будто бы птичьих, гнутых ножках.

– Юра, сейчас не… – Валя не смогла договорить. И не смогла оттолкнуть крупное горячее тело. Наконец-то она начала чувствовать тепло.

Юрий продавил сопротивление ее рук, нежно, но непреклонно. Заставил прижаться всем телом. До той степени, пока из передавленной грудной клетки юный ведьмы, не начал с сипом выходить воздух.Только тогда он очнулся и подался чуть назад, позволяя Вале сделать глубокий судорожный вдох. Тут же переросший в терпкий то ли кровавый то ли карамельный поцелуй. Отдающий солью и ветром. И тлеющим костром.

– Люблю тебя, маленькая, – хрипло выдохнул мужчина куда-то в Валин висок.

Да. Она знала. Но слышала впервые. Так что от неожиданности поскользнулась, но он удержал ее, поднял по-хозяйски обхватив за бедра. И теперь Валины глаза, угольно-черные в свете тусклой запотевшей лампы, смотрели в его – волчьи, прозрачно-голубые.

Два коротких напряженных вдоха и выдоха. Юрий перехватил Валю одной рукой, второй небрежно хлестнул по рычагу ветхого смесителя. Вода полилась на них хрустальной теплой россыпью.

Юрий с приглушенным урчанием припал к Валиной груди, покрывал ее короткими то ли поцелуями то ли укусами. Валя обхватила Юрия за шею дрожащими от напряжения пальцами. Юрий вжался в ее тело, поцеловал в зажмуренные веки. Валино напряженное лицо расслабилось. Он положил ее на матовое дно глубокой ванной, и навалился всей своей тяжестью на мгновенье.

Затем приподнялся на руках. Валя сдавленно охнула, когда Юрий заполнил ее собой изнутри. С его намокших и потемневших волос на Валино лицо частыми каплями стекала прозрачная, с железным привкусом, вода. Валя зашлась дрожью, когда Юрий сделал первое неожиданно резкое движение. И последующий за ним блаженный спазм заставил ее изогнуться, упереться затылком в неподатливую чашу.

Несколько раз неверная картинка перед Валиными глазами пыталась расколоться: она то видела перед собой серые глаза, потемневшие, подернутые дурманом желания. То того же оттенка небо, сворачивающееся в спираль.

Наконец она откинулась и блаженно раскинула руки, с запозданием сообразив что в ванной для этого никак не могло быть места.

Руки опустились в пушистый молодой снежок. Алые ягоды на груди и на шее почти все полопались: сок растекся по некогда белым жемчужинам и застыл розоватыми разводами.

Валя перевела дыхание и перекатилась на бок. Нагота ее не смущала. И даже не потому что она была совершенно одна под этим серым небом.

Дойти до могильного камня с каменным ангелом труда не составляло. Надо было просто попросить. И мир подернулся рябью, из снега вырос постамент с крылатым исполином.

В ногах у ангела, покрытая серым инеем сидела Гелла, еле заметно покачиваясь из стороны в сторону. Она выглядела… вовсе не Великой, хоть и давно мертвой ведьмой. А скорее – иссушенной болезнью уходящей старухой. С видимым усилием Гелла разомкнула пергаментные веки. Зыркнула угольно-черными глазами.

Валя не помнила ее такой. Даже в гробу прабабушка лежала менее изможденной.

– Они нашли источник, – прошелестела Гелла, не размыкая губ, – я бы тебя не дозвалась, если бы не твой волк. Он обострил твой слух. И сорвал с тебя хрустальную слезу. В процессе.

Валя отстраненно отметила, что в иное время, смутилась бы от таких слов. Но сейчас ничего не почувствовала. И прабабушка вовсе не пыталась ее смутить. Лишь говорила как есть.

– Время пришло, Валя. Пора выбирать, кого оставить а кого отдать. Промедлишь – никто не уцелеет. И ты тоже.