“Золотая. Пасека. Октябрьский бульвар. Тринадцать. Золотая. Под крышей. Возьми. Гелла велела…”

Все остальные звуки ушли из мира.

Юрий беззвучно бросал нож на металлический стол. Беззвучно сдергивал перчатки вместе с нарукавниками. Алые с белым. Валин брат, Андрей, беззвучно попятился и беззвучно опрокинул на кафельный пол разложенный на столике позади себя набор инструментов.

“Золотая. Пасека. Золотая. Гелла”

Темнота сначала откусила кусочки мира по бокам. Потом сверху и снизу. Потом осталась светлая точка.

Руки Юрия подхватили Валю за секунду до…

Она стояла у подножия Каменного Ангела. Вся в раздавленных красных ягодах. В белых речных жемчужинах. Рваные алые с белым нити ниспадали до самой земли.

Под серым небом звучали голоса.

“Золотая”.

– Я слышу, – Валя не размыкала губ.

Женщина с почти таким же лицом как у нее улыбалась. Валя не помнила прабабушку Геллу такой молодой.

Хлесткая пощечина. Терпкий запах.

Юра в голубом костюме. Бледный испуганный брат. Ольга водит ваткой перед Валиным лицом.

Нашатырь.

– Ну слава богу, – губы Ольги шевелятся. Валя узнает слова. Но звук не слышит.

– Я не слышу вас, – говорит Валя. Открывает рот, но не слышит и собственный голос.

Юрий отрывает ее от земли и куда-то уносит.

На улице накрапывает дождь. И небо почти такое же серое как было там. Где-то над поселком сверкает тугая туча. Валя слышит. Гром.

Звуки рывком возвращаются. Шумное дыхание Юрия. Взволнованный гомон одногруппников.

– Ну как всегда, какая-нибудь девчонка обязательно валится, – это у входа курит на скамейке, с видом скучающего знатока, санитар морга.

– Все, уже слышу, – Валя переводит дыхание.

Напряженное лицо Юрия немного расслабляется. Потом он пристально смотрит на Валю. И становится еще напряженнее чем был.

– Черт. Так быстро, – слова вырываются у Юрия сквозь сжатые зубы.

Валя его не понимает.

Он берет себя в руки и замолкает. Но Валя слышит последнее слово, так и погибшее в его сжатых зубах. Красивых. Со слишком длинными клыками. Подпороговое слово. Невесомое. Неозвученное.

“Гелла”.

– Она спит, – Андрей осторожно прикрыл дверь в спальню сестры.

Начинало смеркаться. Ольга сидела по-турецки на выцветшем зеленом диване в гостиной и флегматично ковыряла пальцем наметившуюся в обивке плешь.

– Завтра Юрец разрешил ей отлежаться, – отстраненно поддержала она разговор. Потом взгляд ее сфокусировался, она перестала терзать диван и зазвенела фенечками на шее, – а все-таки он говнюк. Вот как интересно мы должны ее одну оставить?! Ты вообще слышал, что она бормотала всю дорогу?

– Слышал, – кивнул Андрей, усаживаясь в кресло напротив, – Октябрьская, тринадцать. Золотая пасека.

Гитару он переставил к печальному темному камину. Сегодня было не до деревенского уюта. И не до музыки.

– Это че вообще такое?!

– Ну это улица.

– Спасибо, блин, просветил!

– …Улица за птичьим ручьем. Здесь идти минут семь. В доме тринадцать вроде какой-то дед пчел разводил. И еще у него груши были какие-то особые, медовые. Он нас в детстве угощал, – Андрей давно уже приучил себя не реагировать на Ольгину экспрессию.

– Сорян, ну что-то волнуюсь. Давай жареную картошку есть.

– Давай, – легко согласился Андрей.

Он взялся накрыть им столик напротив камина на двоих. В последний момент прихватил оставшуюся со вчера наливку.

Когда он вернулся в гостиную, Ольга привязывала к дверной ручке Валиной комнаты что-то из своих фенечек. Андрей пригляделся. Там был миниатюрный ловец снов. И монетка с изображением волка.

– Как-то грустно, – Ольга гипнотизировала пустое нутро камина, – может… разожги, а? Ты запомнил как Юрец вчера делал?

Андрей поморщился при упоминании Юрия, но кивнул, и сел перед очагом. Огонь занялся не сразу.

Андрей смотрел в очаг и злился. Он вспоминал все. Начиная с клыков и надменного “не бойся, не съем”. И заканчивая последними событиями. Что произошло сегодня утром? Почему Юрий сбежал? Что он сделал с его сестрой, пока все подозрительно крепко спали? А может он их вчера и вовсе отравил? Валя утром была странная и ни на какие вопросы брата так и не ответила. И вишенка на торт – этот Валин обморок. Как Юрий их отправил домой. С каким лицом! Пустым, немного брезгливым… Так себе влюбленный.

– Андрюш, расслабься, – судя по голосу, раздавшемуся из-за спины, Ольга опрокинула рюмку наливки, не дожидаясь его, – они даже не целовались. Валя сказала. Подробностей не знаю – не терзай.

Ольга тихонько икнула. В ее тарелке картошки почти не осталось.

Андрей сел за стол рядом с подругой. Ему почему-то очень полегчало от Ольгиных слов.

Когда бутылка наливки опустела и переехала на пол, от печалей этого вечера не осталось и следа.

– А вот слушай-слушай, Дрюня, – Ольга поднялась со своего места и начала ходить по гостиной взад-вперед, – а пошли за медовыми грушами, а? Ну… К пасечнику?!

– Чего?.. – Андрей поморщился. Он где-то на задворках сознания понимал, что идея плохая. Что надо следить за Валей. Но. Ольгин кураж был очень заразителен. Она редко так ему улыбалась, и что-то в его голове опасно перещелкнуло, – а пошли!

– Мой герой! – Ольга засмеялась и плюхнулась обратно на диван. Глаза ее нетрезво блестели.

– Вы чего тут? – Валя стояла в дверном проеме, завернутая в кулек из одеяла.

– Ой… Валь. Ты как? Давай жареной картошечки?! – Ольга изучала бледное лицо подруги. Синеватые круги, что залегли у нее под глазами, не особо нравились Ольге.

– Я чаю выпью и снова лягу. – Валя устало улыбнулась, – все хорошо, правда. Тут Юра звонил, я пропустила… Поговорю и лягу.

Посидев вместе несколько минут, и принудив Валю съесть большой бутерброд с колбасой и сыром, раз уж картошки она не хочет, Ольга милостиво отпустила подругу беседовать с “оборотнем Юрцом” в комнату.

Валя мягко, лишь слегка осуждающе, улыбнулась и прикрыла за собой дверь.

– Ну что, зассал, Дрюня? – Ольга вскинула одну бровь, глядя на Андрея в упор.

– В смысле? А Валя?!

– А Валя в норме. Поела. И цвет улучшился. С собакеном своим пошла болтать. А значит мы с тобой с чистой совестью можем… – Ольга придвинулась ближе, запах персиковых духов и прабабушкиной наливки достиг лица Андрея.

– Ты хочешь идти к пасечнику? – Андрей немного протрезвел за крепким мятным чаем, который из солидарности с его сестрой пили все трое. Так что идея незаконного проникновения в дом пчеловода на Октябрьском бульваре уже не казалась ему такой веселой. Но быть трусом в глазах Ольги… Да и что плохого может произойти если они, при свете уличных фонарей, мимо открытых кафешек с людьми на верандах, прогуляются минут двадцать?

Заодно окончательно протрезвеют.

Ольга без слов поняла, что победила.

– Валь, – крикнула она, – Оборотню привет. Мы с Андрюхой полчасика подышим воздухом.

Валя приоткрыла дверь. Она улыбалась, прижимая к уху телефон. Быстро кивнула и снова закрыла.

Ольга и Андрей накинули куртки и вышли из дома.

Но назад не вернулись. Ни через полчаса. Ни через час.

Ни через три.

Свет горел во всех окнах. Валя стояла на крыльце, нервно теребя телефон. Как только скрипнули ворота, она кинулась Юрию на шею и крепко прижалась.

– Спасибо. Спасибо. Спасибо, что пришел! Прости. Ночь. А я…

– Тихо-тихо, маленькая, – Юрий мягко отстранил ее и заглянул в глаза. Не заплаканные. Но очень усталые. Сколько еще она будет на него смотреть с такой теплотой? Как скоро узнает правду?.. Тем дороже каждое прикосновение.

Поддаваясь внезапному порыву, он крепко но аккуратно взял ее лицо в свои руки и коснулся ее губ своими. Мягко, но требовательно. Она на мгновение замерла, но почти сразу подчинилась ему. Валины руки безвольно повисли. Телефон из них выскользнул и исчез в высокой траве. Затем тонкие руки неуверенно сомкнулись, обнимая Юрия. Обжигающий, уверенный, глубокий поцелуй он прервал сам.