Этот зверь уже застыл на последней преграде к познанию! Неужели, я могу с ним справиться? Отец?

В горле встал тугой болезненный ком, отец появился всего на мгновение, чтобы только кивнуть мне в ответ. И я явственно почувствовал, что одно это появление отняло у меня тумана больше, чем вся прошедшая до этого схватка. В то же мгновение, как отец пропал — предчувствие пронзило меня со всех сторон. Я упал на землю плашмя, а затем перекатился в сторону, потому что обезьяна пошла в наступление, прыгнув мне на спину прямо с дерева.

Сложно победить того, кто всё время видит тебя. Понимаю её страх.

Я рванул на неё прямо из лежачего положения, но вместо удара кинжалом застыл. Обезьяна уткнулась мордой в землю и положила ладони на затылок — общий для всех животных символ признания проигрыша.

— Лучше добей, — проворчала Вира с края поляны.

Но я не мог. Меня манила стихия этой обезьяны, рот сам собой наполнился слюной, представляя вкус сердца. Но ударить вот так вот, по принявшему поражение? Убить живую обезьяну ради её стихии?

Замер, занеся кинжал, не зная, что делать. Желания толкали меня на убийство, а разум был против. И тогда обезьяна послала мне эмоции-картинки, будто знала, что я умею её понимать. Она пыталась до меня донести, что покажет ценное дерево со спелыми стихийными плодами, его охраняют её родичи, но она нас проведёт, и никто не посмеет нас тронуть.

— Хорошо, я принимаю твой откуп, — пробормотал заплетающимся от волнения языком.

— Болван. Ну да ладно. Зато после этой схватки нас перестанут трогать.

— Она предложила провести нас к дереву…

— Я слышала, — бесцеремонно перебила меня Вира.

— Слышала? Ты тоже понимаешь зверей?

— Конечно, — её лицо исказила гримаса недоумения. — Договор же скрепляет всё живое на планете. Через него мы можем общаться. Ты, что, не знал об этом? Ха! Хоть что-то твоя заумная книжка не рассказала тебе! Ха!

Я покраснел до корней волос, разозлившись и смутившись одновременно. Если папа не стал об этом писать — значит, это не важно для познания. Вот и всё!

Путь к дереву лежал сильно в сторону от нашего маршрута, из-за чего Вира всё время ворчала, мол, надо было прибить макаку и делов. Если бы не тот факт, что с провожатым мы могли бежать со всей доступной ей скоростью, Вира бы уже давно убила эту трусиху. Обезьяна улавливала общий смысл её слов и злилась, смущалась, но не смела при этом возмущаться или как-то проявлять своё недовольство. Особенно сильно она реагировала на слова Виры, что эта старуха напала на ребёнка и проиграла вчистую, ещё и сдалась. Выдра тонко ловила каждое чувство обезьяны, потому только и делала, что говорила гадости.

Мне было жутко стыдно от этой всей ситуации. Я уже и сам был не рад тому, что согласился на откуп. Отпустил бы обезьяну с миром и забыл бы про неё. И одновременно размышлял о том, что моя стихия явно требовала от меня иного, но я… оказался выше неё? Это ли имел в виду отец? Обязательно спрошу маму, когда вернусь домой.

А ещё меня тревожила моя сила. Неужели я действительно стал таким сильным?

— Вира, я ведь правильно понял, что эта рыжая обезьяна уже почти познала свою стихию?

— Правильно.

— И я её победил так легко?

— Тебе просто повезло. Эта трусиха побоялась драться с тобой врукопашную, привыкла побеждать своей сильной техникой. Да вот беда, ты — провидец, для тебя эта техника не страшнее чиха. Потом эта дура решила, что тебя можно победить, вложив почти всю стихию в атаку. Так что прыгнула на тебя она уже почти пустая. А когда это поняла, то предпочла сдаться. Трусиха.

— Хм. То есть, если бы я не был провидцем, то проиграл бы?

— Гарантированно. Я бы тебя спасла от неё, но пришлось бы платить выкуп. Но так получилось куда лучше.

— То есть я победил её нечестно?

Вира закашлялась, остановилась на месте и вонзила в меня злой взгляд.

— Чего?! Чё ты сейчас сморозил? Нечестно?

— Ну…

— Ты хоть понимаешь, что по меркам этой старой блохастой ты едва из гнезда вылез? Да ты ей во внуки годишься! Месяц от прозрения. Если бы ты не ткнул в неё кинжалом, я бы её убила бы на месте за этот вызов! Совсем стыд потеряла! Да и не знай я о твоём даре — прибила бы, не смотря на твой ответ на этот вызов. Но ты так прям уверенно на неё посмотрел! Ох. Пшла давай, — Вира пнула замершую обезьяну под зад. — Давай побежали быстрее. Нам ещё всю территорию этой драной кошки пересечь надо, а потом на спорную территорию выйти. Можем вести себя теперь смелее, после такого хранительница не решится разбухать, даже если я тут целое племя захочу сожрать. И как ей вообще в голову взбрело?..

В ответ от обезьяны пришла волна страха, что это её собственное решение, никто в нём не виноват. Просто моя стихия её поманила.

— А ты сам образец чести, даже убивать эту дуру не стал! Использовал только свою стихи, которая и есть суть ты. Выйди она точно так же против тебя в круг, проиграла бы ещё быстрее, голый бы ты был или одетый! Нечестно! Вот дурной!

Остальную часть пути я шёл, молча, боясь что-то говорить Вире. Она явно сегодня была не в духе, ни на секунду не прекращая ругаться на обезьяну и на хранительницу леса. Наш хранитель уже давно бы вышел наказать за сквернословие на своей территории, а местная носу не казала. Неужто Вира так сильна, что аж хранитель леса, у которого должен быть этап пробуждения человека, боялся? Или действительно не имела права сейчас из-за негласных правил?

И ведь не спросишь сейчас, опять набросится и будет дураком обзывать.

Вот же проблема на мою голову. Хоть отказывайся от её долга. Так ведь она воспримет это как обиду. А обиженная пробудившая зверя — это не трусоватая обезьяна. Это реально страшно. Как бы не прибила сгоряча. Посоветуюсь с мамой, как вернусь, она адекватная и, наверняка, знает, как вести себя в такой ситуации.

Мы бежали ещё час до территорий рыжих обезьян в этом лесу. Они начинались так же кругом с деревцем, имитирующим священное копьё. Встретили нас без радушия. Наша устроила целый танец, объясняя что-то своим более крупным родичам, а те всё больше хмурились. Продолжалось это довольно долго, а закончилось громким криком одного из них. На крик собралась целая стая обезьян, под чьими взорами я отступил на шаг. Вира же не дрогнула, как стояла — так и стоит, продолжая ворчать себе под нос.

Постепенно усиливался гул перекрикивающихся обезьян, они ярились и кричали что-то, и без помощи священного договора было ясно, что они не хотят нас пускать к дереву. Буйство нарастало и нарастало, пока не смолкло в один момент, будто кто-то ударил мечом и отсёк все их крики. Из толпы рыжих обезьян вышел старый и белый, как Младшая Сестра.

— Я, старший этой деревни рыжих обезьян, — неожиданно заговорил он с сильным обезьяньим акцентом. Это что же, он тоже на этапе познания человека? Как и хранитель леса. — Я признаю ваше право пройти к нашему древу небесного света. Вы можете взять три плода с него. Это наша плата за жизнь одной из нас.

— Три? А будет ли этого достаточно за жизнь почти познавшей? — грубо ответила ему Вира.

— Больше не понадобится, — спокойно ответил ей старик и скрылся в толпе. Вслед за этим обезьяны стали расступаться, образовывая проход.

— Тц, идём. Слышала я про их дерево. Если там действительно есть три спелых плода, то это хороший откуп, а вот если там будут недоспелки одни, то я устрою тут бойню, — её кровожадное настроение вырвалось наружу, отпугнув обезьян в стороны.

Мне было стыдно за неё. Я так не могу. Звери нам родня, а она вела себя с ними, как чужачка. Не понимаю, что на неё нашло.

Коридор из обезьян казался бесконечным, но потом я стал узнавать повторяющиеся морды. Они просто перебегали так, чтобы вести нас ровно к цели. И вскоре впереди я увидел мерное синее сияние. Оно было мягким и умиротворяющим. Даже Вира перестала браниться, постепенно расслабившись.

Дерево было… невероятным. Оно будто состояло из затвердевшей синей воды. Прозрачное, испускающее свет из тысяч белых нитей внутри себя. Не яркий, но он заполнял всё пространство вокруг и поднимался куполом над лесом. Рядом с ним не росло деревьев, но трава была густая и сочная, полная цветов, часть трав явно имела стихийный окрас. Настоящая сокровищница.