Кто-то в ужасе пискнул, ему тут же заткнули рот, но Дрим заметил и замолчал. Все замерли, боясь пошевелиться, я даже дышать перестал, надеясь, что охотник продолжит рассказ. И, недовольно покачав головой, он всё же заговорил вновь. Рядом облегчённо, но очень тихо выдохнул Алем, и я ему вторил.

— К счастью, это был дикий чужой, он был один и пусть успел отожраться, но был слишком простым, а серая псевдошерсть слишком горючей. Вместо меня, он столкнулся с огненным шаром, который я оставил на его пути, прежде чем отпрыгнул в сторону. Чужой вспыхнул весь и сразу, будто сам начал испускать огонь, как огненная ящерица. Ослеп и обезумел от боли, стал менять форму, то превращаясь в кляксу, то в зверя, то вообще непонятно во что. Я же готовил свою сильнейшую атаку, слишком большим был чужой, такого надо бить наверняка до того, как он разделится. И именно в этот момент меня посетило второе прозрение, — Дрим замолк и закрыл глаза, переживая воспоминания. — Моя атака сорвалась. Вместо того, чтобы испепелить чужого на месте, она ударила рядом, лишь отбросив его в сторону. И он разделился на три кляксы, которые тут же рванули ко мне. Я был ошеломлён сорвавшимся видением своей стихии, опустошён своей последней атакой, беззащитен.

Раздалось сразу несколько сдавленных возгласов, но тихих, так что старший охотник их проигнорировал.

— Мне пришлось пустить последние крохи силы в копьё и отбиваться им от трёх быстрых противников. Сразу же один из чужих вцепился мне в ногу, а у меня не было сил даже на то, чтобы воспламенить кожу и защититься. Пришлось ударить копьём прямо по ноге, надеясь только на то, что одежда защитит от пореза. Точный удар срезал тварь с ноги, я же, раздирая жилы, побежал прочь.

В свете от костра глаза детей горели от восторга. Многие держали рты руками, чтобы ничего не ляпнуть.

— Это был забег наперегонки с самой смертью, и я стремительно терял надежду на жизнь. И тут я увидел его! Он сиял мягким пламенем, так похожим на то, которое я видел в своём прозрении! Я взмолился древним, перекувырнулся через голову, чуть не сломал себе шею, но смог схватить цветок зубами, съев и изрядную порцию земли. Чувство правильности пронзило всё моё естество, моя стихия потекла по жилам вместе с кровью, а в разум пришло моё второе прозрение. Чужие вспыхнули в тот же миг, как сухой хворост в этом костре. Когда прозрение закончилось, от их тел не осталось и пепла, — Дрим даже встал, разведя руки в стороны, его глаза горели от воспоминаний, он вот прямо сейчас переживал всё то, о чём нам рассказывал. — С тех пор я ищу ещё один такой цветок. Всего один, ещё чуть-чуть и я прорвусь к познанию своей стихии. Третье прозрение, говорят, всегда приносит познание.

Последние его слова испортили мне впечатления от рассказа. Отец написал и об этом, прозрение часто наоборот сбивает ищущего с пути. У нас с рождения есть чувство, ведущее к родной стихии, не нужны прозрения для того, чтобы познать её. И папа призывал меня не ждать прозрений, а следовать своему чутью. Он призывал ошибаться на своём пути, но не зацикливаться на поиске уже найденных верных решений. Это было сложно понять, но я верил отцу. В конце концов…

— Готово, — прокричала Лима, которая всегда любила покушать. Она стала быстро вытаскивать из-под огня шарики горшинки, начинённой сыром.

Один достался и мне, я взял горячее лакомство специально подготовленным для этого мясистым листом той же горшинки, а потом стал аккуратно есть плод, который был похож на маленький горшочек с крышкой, за что и получил своё название. На небо из-за деревьев выползла Младшая Сестра. Её белый лик сегодня был обращён на запад.

Мама разбудила меня затемно, выдала булку свежего хлеба с сыром и молодым салатом внутри и отправила на рыбалку. Сегодня тренировка будет уже на озере, голыми пятками в воде. Люблю эти дни, потому как у меня часто получалось обставить остальных детей в улове. Быстро впихивая в себя еду, я стал собирать удочку и заранее заготовленную наживку, жирные мухи лениво ползали в горшинке, отожравшись её мякотью, такие идеально подходят для рыбалки. Уж сегодня то я точно обставлю Алема в улове!

Только вышел из дома и тут же припустил вперёд: нужно как можно быстрее оказаться на берегу, чтобы занять своё любимое место, куда я вчера перед обедом заскочил, чтобы насыпать прикорм. Я точно должен быть сегодня первым. Пробежал по темени лесополосу и увидел перед собой чистую, гладкую поверхность озера. Это хорошо, серьпа любит именно такую погоду. Озеро было большим, даже Вира, у которой стихия воды, не могла проплыть до противоположного края быстрее, чем за час, прочие и вовсе не пытались. Обрамлённое по всему периметру густым лесом, поросшее синеватыми кустами ворсянки, которая могла расти даже на двухметровой глубине, поднимая ветви ещё на почти метр над водой.

Противоположный берег всё ещё терялся в темноте, но света от Младшей Сестры было достаточно для рыбалки. Уже не очень спеша — на берегу никого не было видно, я пошёл вдоль берега по укромной тропке к своему месту, расположенному в водяных кустах. Нужно было пройти по воде, чтобы добраться до секретного островка, о котором знал только я. Уже предвкушая хороший улов, я раздвинул ворсянку и чуть не сбил в воду рыбачащего на МОЁМ месте Алема!

— Это моё место! — закричал я, когда утвердился на ногах.

— Не ори, рыбу распугаешь! — буркнул Алем, а потом повернулся ко мне и с широкой улыбкой произнёс. — Кто раньше встал, того и место. Такие правила.

— Да ты… — я многое мог сказать этому заносчивому говнюку. Но не стал.

Просто пошёл на излюбленное место Алема, которое было на противоположной стороне расчищенного берега, куда нам разрешалось ходить. Он считал себя самым смелым из детей, потому ловил прямо у ограды, что не сильно помогало ему с уловом. Народ к этому времени уже начал подтягиваться к берегу, все, молча, кивали мне, чтобы голосом не спугнуть рыбу.

Ещё в десятке метров от места я услышал плеск воды и невольно ускорился. Вот же чужеродная тварь… Алем привязал здесь мелкую чушницу — противную мелкую рыбку. Она на тонкой леске носилась по кругу, отпугивая нормальную рыбу от берега.

Я уже подумывал о том, чтобы пойти и хорошенько намять бока этому чужеродцу. Но тогда я приду домой совсем без рыбы, и мама расстроится. Сжал кулаки до боли, в правой жалобно хлипнуло удилище. Повернулся в сторону ограды. Нужно отойти совсем чуть-чуть. Метров десять от ограды, и там будет вся рыба, которую разогнала чушница. В груди всё похолодело.

— Ну что такое десять метров? Охотники ходят куда дальше. Ограду здесь для детей же поставили… — бормотал себе под нос, уговаривая сам себя. Страх был совершенно иррациональный — навалился, как ледяная скала на плечи. — Ну же! Давай! Наловлю рыбы больше чужого Алема, вот мама удивится. Я же уже почти взрослый, думаю вызывать первого зверя на священный бой!

Забор перепрыгнул, не переставая бубнить. Подобрал переброшенные снасти и на негнущихся ногах пошёл вдоль берега искать подходящее местечко. Дёргался от каждого шороха, как маленький. Каждый шаг от ограды будто вытягивал из меня душу, как присосавшийся чужой.

Впереди показалось подходящее место, между кустов образовалось пустота, значит, там большая глубина, а крупная рыба любит такие места — близко к берегу и на глубине. С облегчением я нашёл и сухую полянку рядом. Закинул в воду сетку из веток, куда можно складывать пойманную рыбу. Развязал удилище и нацепил на крючок наживку, так, чтобы жало нигде не вылезало. Муха при этом не умерла, но судорожно била лапками — самое то для хорошей наживки.

Грузик ударил по воде и стал опускаться прямо в центр омута. Прошло всего мгновение, а я сразу почувствовал поклёв, поплавок резко ушёл в сторону, а удилище согнулось упруго! Ого! Я ослабил натяжение, потом слегка дёрнул. Несколько минут мы боролись, рыба пыталась сбежать, а я не давал ей этого — сворачивая голову в сторону, чтобы она выдохлась. Сейчас нельзя резко вытаскивать — слишком крупная, либо леска лопнет, либо крючок разогнётся. В то, что удилище сломается — я не верил, всё же из ворсянки сладил по всем правилам, такое скорее в узел свернётся, чем сломается. Да и не первая это рыбалка для него.