Вот только как я ни вглядывался в себя, горшочка нигде не было.

Бракованный. Гнилой. Испорченное семя.

Чтобы хоть как-то отвлечься — я стал вспоминать образы, которые мне подарило копьё. Какие-то места, причём они явно куда-то вели, пять примет, которые вели на одну конкретную поляну. Копьё предлагало мне что-то найти, и, зная истории об этом копье, это было странно. Обычно копьё одаривало родной стихией, реже посылало знания о своей стихии, изредка приносило прозрение, что считалось самой ценной наградой. Но я ни разу не слышал, чтобы наградой были образы какого-то места. Ещё одно проявление моей гнили? Копьё решило дать мне что-то совсем ненужное? Но я же честно победил!

Заметил, что уже несколько минут смотрю на кровь на руках, стал ожесточённо стирать её с себя травой. С ладоней она счистилась легко, они были укрыты тканью маминой рубашки, а вот на пальцах кровь засохла, пришлось много сил приложить, чтобы оттереть, да ещё и из-под ногтей.

— Прекрати, пока обезьяны не решили, что ты брезгуешь их кровью, — спокойно прошуршала волна.

И я замер, боязливо оглядываясь. Я даже будто почувствовал на себе тысячи взглядов из леса. Вмиг весь покрылся холодным липким потом, в котором возбуждённо замерли мурашки, дрожа. Хотелось поскорее уйти отсюда, но, как назло, Дрим собирался остаться здесь на ночёвку, а я боялся делать хоть что-то. Сел в позу для медитации, закрыл глаза, но не начал саму медитацию, стихия-то закончилась…

Не зная, что ещё делать, сидел, вспоминал всё, что произошло со мной за… три недели? Прошло даже меньше… Ссора с Алемом, прозрение, которое сорвалось, потом первое видение. Всё будто нарочно связывалось в одну ниточку. И если так подумать, у меня второе прозрение в двенадцать, я уже убил двоих зверей в ритуальных схватках. Так ли важен этот проклятый горшочек? Даже Дрим похвалил меня за силу воли, и он абсолютно точно не заметил, что стихия меня обделила. Так, может?

Даже в медитации я задержал дыхание. Может быть, я не гнилой? Перед глазами снова встало видение мамы, выбрасывающей испорченную пряжу. Но я уже победил в двух ритуальных схватках! Убил чужака своими собственными руками без чьей-либо помощи!

С другой стороны, все они были хиленькие. Первая красная обезьяна, будь она, как тот волк, убила бы меня и не заметила. Вторую я убил без особой чести, я был куда лучше неё защищён и вооружён, будь бой честным на стихии, и меня бы ничто не спасло. Один ёжик в грудь попал бы, и я бы умер. Чужак был пьян от крови и совсем мал, такого я мог и два года назад порубить.

Вспомнил белого волка и задумался. Почему я видел волка? А тогда в пещеру приходил волк или красная обезьяна? В голове будто крутилось что-то важное, что было связанно с волком. Точно! Он же тогда превратился в отца? Неужели? Неужели белый волк — зверь отца? Мама не говорила об этом, да и в книге нет ни слова про самого отца. Какая у него стихия? Какой у него зверь?

Мысль меня так воодушевила, что захотелось срочно бежать домой, но, когда открыл глаза — был уже вечер, Дрим разжигал костёр на ужин.

— Молодец, хорошо держался, — тихонько прошуршал он. — Обезьяны уже ушли, они довольны тобой.

Меня аж бросило в жар от его слов. Я же просто сбежал в себя, чтобы не выдать страха.

— Дрим, а ты знал моего отца? — робко спросил я его. Он тогда был совсем мал ещё, но вдруг что-то помнит?

Но он лишь покачал головой, нанизывая на прутики два рулета. Мы, молча, поели. Молча, легли спать. Я начал понимать, почему Дрим ходит один, это его молчание просто невыносимо. Ещё долго я не мог уснуть, лёжа под его тёплым боком и глядя в небо. Пересчитывал звёзды, ждал Младшую Сестру, но так её и не дождался, усталость взяла своё.

Но проснулся ещё до Дрима. С крошечного кусочка неба, видимого между деревьев, на меня блестела краешком Старшая Сестра, восход уже скоро. В горле встал тот самый ком, которому я даже обрадовался — отец рядом. И я чувствовал его чуть в стороне, он показывал пальцем куда-то, улыбаясь. Он хотел показать мне что-то хорошее. Я даже растолкал своего старшего.

Тот поднялся моментально, выхватив свой меч, потом чуть зло зыркнул на меня. Я не нашёл ничего лучше, чем улыбаясь указать направление. Дрим тяжело глянул туда, потом внимательно посмотрел на меня. Неожиданно, его необычный голос разорвал тишину.

— Провидение?

И я, улыбаясь, кивнул ему в ответ. Дрим быстро собрал стоянку, затушил угли, сложил нашу постель шалашом, чтобы та просохла и стала дровами для следующего пришедшего. Поклонился в сторону рыжих обезьян, и я повторил за ним. А потом мы мелкой рысью побежали в нужном направлении.

Отец обратился волком, чем меня очень обрадовал. Я верно угадал, это тоже был отец. Он помог мне справиться с ритуалом копья! То есть я и там нечестно победил? Потому-то копьё и решило дать мне самую мелкую награду, а может, и вовсе видениями посылало на смерть? Чужой! Как же я устал уже от всей канители в голове. Окунулся в пустую голову.

В этом состоянии бежать стало легче, ничто не отвлекало, и я смог заметить след какого-то крупного животного, после чего остановился. Дрим показал мне на форму лап и нарисовал что-то похожее на медведя. Обозначил его размеры. А потом заставил меня достать кинжал и обозначить направление движения зверя, с чем я успешно справился.

Пробежав ещё минут тридцать в том же темпе, я увидел справа розовый блеск и резко встал, как вкопанный. В густой траве блестело что-то очень похожее на стихийную траву. Уже сам пошёл к ней, но был грубо остановлен тяжеленной ладонью, упавшей на плечо. Потом старший охотник шагнул вперёд и осторожно раздвинул траву своим мечом, боясь подходить ближе. Там блестел бутон розового цветка, будто сделанный из маминых бусин. Стихийный!

— Это обманка, если тронешь — взорвётся, а осколки через неделю прорастут прямо в твоём теле, если их не вырезать.

Каждое слово от Дрима всегда было неожиданно, потому я даже дёрнулся, но запомнил его слова накрепко, такое нельзя забывать. Надо же, трава, притворяющаяся стихийной, в первый раз слышу. С другой стороны, откуда бы? В байках не упоминали, вот и не знал я про такие штуки. Может быть, Алем и знал про неё от отца.

Мы побежали вслед за белым волком дальше. Дрим будто чувствовал его и двигался ровно в ту сторону, куда вёл нас мой отец. А может быть, он и вовсе знает, куда я указывал?

Мы всё бежали и бежали, при этом я будто перестал уставать, хотя Дрим и держал темп куда быстрее, чем раньше. Он будто знал, что нас ждёт впереди, и стремился попасть туда как можно быстрее. Странно. Неужели он тоже провидец? Это и было последней гранью его дара? Я уже хотел расспросить старшего об этом, но мы начали подниматься в горку, и я снова начал задыхаться.

Хотя… нет, мне просто стало чуть тяжелее дышать, но бежал я при этом так же легко, как и до подъёма. Лес стал расступаться, показывая впереди небольшой пологий холм. Он лишь частично порос кудрявым кустарником и по большей части был лыс. Лишь на самой вершине стояло дерево, чёрное, закрученное будто речные потоки, на нём совершенно не было листвы, но росло несколько мелких белых плодов. Это грибы? Что ещё может расти на мёртвом дереве?

Мы выбежали на поляну у дерева и замерли, под ним сидело четыре буро-коричневых варга. Похожие на волков, но горбатые и с двумя огромными клыками, торчащими из пасти. Один вожак — он был вдвое крупнее своих сородичей, шерсть вся свалялась от грязи, а в злобных глазах светилась серым светом стихия. Все четверо тут же вскочили на лапы, как только мы приблизились, оскалили пасти.

Мой отец побежал прямо на них, растворившись в воздухе дымкой, а потом головы троих младших превратились в него. Он будто намекал мне, что эти трое — мои противники.

— Младшие твои, я обещал твоей маме, что верну тебя целым, так что не подведи, — прошелестела волна, и Дрим тут же стал оборачиваться в огненного медведя. Сначала он раздался в плечах, чуть подрос, потом стремительно оброс горящей стихийным огнём шерстью, начал расти вширь, лицо сменилось крупной мордой. И вот перед деревом стоял уже не Дрим с его шуршащим голосом, а зло рычащий пламенный медведь.