Ко мне подошла мама, подняла меня с земли, наконец. И, крепко прижав к себе, как маленького, понесла домой.

— Ты видел папин дух, сынок?

Я лишь кивнул, согретый маминым теплом и успокаивающийся. Отец всё ещё шёл рядом, будто поддерживая нас. Казалось, что поверни голову, и я увижу его серьёзное лицо, но это было не так, если повернуть голову, он уйдёт. Потому я никогда на него не смотрел, но всегда знал, когда он рядом, и знал, что он делает. Это было похоже на сон, в них тоже не нужно смотреть, чтобы видеть.

— Эх… — я будто кожей ощутил её беспокойство. Она хотела что-то сказать и уже набрала в грудь воздуха, но остановилась, задержала дыхание, а потом тяжело выдохнула. Потом она снова будто решилась и набрала воздуха, — Идём, сынок, надо подготовиться к войне с чужими.

Она так и не выпустила меня из рук до самого дома. Занесла в избу и только там поставила меня на ноги. Там она начала суетиться, бегая из угла в угол.

— Держи, — она протянула мне длинную вязанную перчатку. — Это для Дрима, помоги ему привязать её завязками к наручу и скажи, что правая ещё не готова, и я никак не успею закончить. Ну да левая для него важнее. Беги и возвращайся побыстрее.

Я схватил перчатку и побежал со всей доступной мне скоростью. Добежав до костра собраний, я никого там не обнаружил, побежал в сторону Расколотой и по пути встретил Нину.

— Тётя Нина, вы не видели Дрима? Мама передала ему перчатку.

— Видела, беги к кузнице, он там будет.

Я развернулся и припустил в сторону кузницы. По пути видел, как поспешно собираются люди, они бегали туда-сюда под равномерным алым сиянием Старшей Сестры, что-то кричали. Тревога захватила деревню в свои злые объятия. Обогнув мельницу, я увидел Дрима среди людей, стоящих у кузницы. Они уже были все в боевой одежде и с оружием в руках.

Подбежав к старшему охотнику, я, ничего не говоря, чтобы не перебить обсуждение стратегии, натянул ему на руку перчатку и стал завязывать специальные шнурки на массивном браслете из стихийной стали, он начинался у запястья и заканчивался выше локтя, оттопыриваясь хищным клыком, когда Дрим сгибал руку. Выглядело это здорово, а с маминой перчаткой вся конструкция стала выглядеть завершённой.

— Мама сказала передать, что правую не успеет доделать, — шепнул Дриму, он кивнул, и я сразу припустил назад домой.

К моему возвращению, мама уже облачилась в своё самое красивое платье, в котором лишь раз выходила на торжество. Никому было невдомёк, что эта алая ткань взята из гривы зверя-духа, которую мама тайком выменяла у торговца. На её спине было закреплено тонкое изящное копьё — работа Торна. В волосах, как всегда бывает, когда она волнуется, бегали алые искры её стихии. Мама сильная, пусть и не ходила никогда при мне на охоту. Но никогда не брезговала травами, кои ей несли довольно часто в благодарность за её труды.

— Надевай, сынок, я готовилась подарить тебе её на день священного копья, но как уж сложилось. Так, наверное, будет даже лучше, — она протянула мне тонкую белую рубаху. — Я очень долго копила подшёрсток разных зверей, чтобы свалять эту шерсть. Она уступает многим моим работам по прочности, но обладает всего одним, но крайне ценным свойством. Эта рубаха будет расти и развиваться вместе с тобой. Так что надень и не снимай без особенной нужды. Спи в ней, купайся, сражайся. Чем дольше она на тебе, тем лучше она станет.

Я, сняв старую рубаху, с радостью надел мамин подарок. Сначала мне показалось, что рубаха мне слегка велика, но через мгновение та зашевелилась, стала ползать по мне стаей муравьёв. Я аж дёрнулся от испуга, но мама лишь улыбнулась. Потом ткань будто успокоилась, улёгшись на мне, плотно обхватив со всех сторон. Но на этом ничего не закончилось, она будто стала ледяной, обжигая холодом не хуже мороженого, которое делала Нина своей силой. Не продлилось это и пары секунд, ткань разогрелась, как печь в праздничный день. И опять я даже не успел толком испугаться, ткань будто превратилась в поток воды, стекающий с меня. Закончилось всё покалыванием со всех сторон.

Я поднял руку, чтобы посмотреть, и увидел, что белая ткань буквально слилась с кожей, да ещё и расползлась на кисти, превратившись в полуперчатки. Как бы я ни щупал её — казалось, что на мне ничего нет. Поверх мама надела на меня мою старую рубаху, помогла мне подпоясаться кинжалом и сумкой. Отошла, любуясь таким повзрослевшим сыном.

— Будешь защищать младших!

Я серьёзно кивнул. Какая-то часть меня хотела возмутиться, что меня не пустят в рубку чужих, но другая понимала, что мне пока там без горшочка делать нечего. И лучше взять шефство над ребятами, защитить их от глупостей, чем бесславно умереть ещё до того, как возьму в руки священное копьё.

И что-то подсказывало мне, что мы отобьёмся. Чужие и раньше приходили толпами, сегодня вся разница в том, что мы слишком поздно среагировали — не подготовили на пути тварей ловушки, не успели разделить толпу. Ну и отец, который всё ещё был рядом, внушал уверенность в завтрашнем дне.

Всё началось, когда сияние уже начало гаснуть. Разлом между мирами стал постепенно уменьшаться, его кончики стали медленно оттягиваться прочь от горизонта. С детьми, которых собрали у площадки для игр, остался Амис, он потратил всю стихию на разведку, но подпортил чужим жизнь зажигательными зельями. И сейчас, глубоко дыша, рассказывал нам о том, что увидел, скорее чтобы успокоить ребят, чем для чего-то ещё.

— Там всего три десятка чужих, один огромный чужак, как и говорил Арен, и ещё один совсем мелкий. Этого я полностью сжёг, боялся от него неприятных сюрпризов. Зараза, две бутыли потратил на него, даром, что одной такой можно насквозь прожечь дерево в четыре обхвата. Кроме чужаков, трое совсем хорошо оформились в зверей. Двое быков — явно целую стаю сожрали, чужие… Тьфу… И один похож на стихийного зверя, сходу и не поймёшь, из кого он такой получился, но серая псевдошерсть слишком подозрительно блестит.

Наш разведчик замолк, когда понял, что вместо спокойствия — только пугает младших.

— Так, Арен, как старший, повтори вслух план действий, в случае, если мы увидим чужого.

— Хорошо, дядя Амис. Если увидим чужого, отбившегося от основной толпы, все вместе от него убегаем к кузнице, пока вы пытаетесь его отвлечь или убить. Потом громко кричим, чтобы привлечь этого чужого, и снова убегаем, но уже к костру собраний.

— Всё верно, я хоть и пустой, но с одним-то чужим должен справиться, а вы, отвлекая на себя внимание, поможете мне. Главное, ничего не бойтесь, у Дрима — отличный план, они справятся.

Все ребята были на взводе, трое держали на руках грудничков, я сам должен был с близнецами и Дорой следить за самыми маленькими и помочь им, если они не будут успевать. Убегать из деревни нельзя, нужно быть на виду у старших, чтобы они могли нам помочь, если что. Наша группа будет постепенно расти вместе с тем, как у людей будет заканчиваться стихия, так что самое сложное и ответственное время для меня — сейчас.

Я нервно сжимал и разжимал руку на рукояти кинжала, готовый чуть что ринуться в бой, но не дать в обиду младших. Отец неодобрительно глянул на меня, мол, успокойся. Ком в горле встал так, что стало тяжело дышать на секунду, и это неожиданно подействовало. Я успокоился, в животе перестала дёргаться какая-то жила, чего я не замечал, пока оно не прекратилось.

Амис заметил это и одобрительно кивнул. Правильно, нечего трястись, я без недели — охотник. И мой пример подействовал на остальных ребят. Мы вгляделись в лес, наши все спрятались так, что никого не видно.

Началось.

Из леса нестройной толпой повалили чужие. Впереди всех шёл огромный чужак, его бледно-бежевое студенистое тело в алых лучах сияния казалось отвратительно розовым. Он лишь отдалённо напоминал человека, будто ребёнком слепленная из воска фигурка. Но несуразный вид компенсировался ужасающей мощью, чужак размахнулся, почувствовав что-то, и одним ударом срубил дерево, из-за которого за миг до этого выпрыгнул Дрим.