Затем последовал вояж по местной торговой площади, куда большей размерами, чем в тухлом Приречье. Летрийцы предпочитали покупать, а не продавать, для чего у двух длинных бревенчатых складов, крытых плотно подогнанными досками, стояли несколько навесов, под которыми суетились сине-белые. Скупали все подряд, причем по весьма бросовым ценам, но Раскон методично обошел всех пятерых скучающих за прилавками торговцев. С тремя он поздоровался за руку, одного приобнял, а пятой – на диво симпатичной темноволосой женщине средних лет, с усыпанными разноцветными кольцами ушами – даже отвесил увесистый комплимент и как-то совсем не по-дружески расцеловал, пообещав обязательно заскочить ближайшим вечером.

От долгой ходьбы нога у Брака вновь разболелась, не помогал даже свежевыструганный костыль взамен канувшего в Подречье посоха, а фальдиец даже не думал останавливаться. За их процессией наблюдали десятки глаз, но без особого интереса – Кандар пояснил, что в Лингору ежедневно приходят по нескольку плотов, а в жаркий летний сезон на озере с трудом удается найти место под еще одну горжу. Фактории островитян редко вырастали на богатых добычей местах, зато неизменно возникали там, где эту добычу повезут. Ремонт плотов, торговые места, отличные кабаки, пара костоправов и даже дипломированный лекарь из Нью-Аркской хлопковой гильдии – все для того, чтобы усталые горжеводы отдохнули пару дней, сбросили излишки кри и добычи, прежде, чем отправиться дальше по паутине лесных рек. Разве что борделя не было, к вящему огорчению сероглазого – летрийцы в этом вопросе проявляли недюжинное упрямство и даже наступали на горло собственной выгоде.

Зато рабов хватало. Даже здесь, на окраине поселка, где за частоколом не было вонючего палаточного лагеря, зато наличествовало здоровенное расчищенное поле с причальной мачтой, где тощий лысый мужик в неизменном ошейнике тоскливо крутил рукоять ручного насоса, заправляя маленький грузовой цеп с бело-синими баллонами.

– Это не совсем рабы, – пояснил Кандар, пока Раскон беседовал с каким-то важным летрийцем у крохотной тарги с открытым прицепом. – Скорее, должники. Иногда наследственные, но куда чаще – добровольные. Островитяне зовут их фальтами и, кроме ошейника, они получают еще и клеймо на шею. Даже если такой должник отработает и выкупит свою свободу – память об этом осталась навсегда.

– Чем это отличается от рабства? – хмуро спросил Брак. – Названием? Даже у кочевников можно выбиться из рабов в полноценные клановые, а тут тебе еще и всю жизнь об этом напоминать будут?

– Тем, что долг переходит по наследству на семью и детей, – радостно кивнул сероглазый. – Островитяне такие затейники. Здорово, что они есть на Гардаше, а то мы так и прозябали бы в диком варварстве без их прогрессивных идей.

Брак сплюнул и отвернул голову. Неудачно, потому что теперь его взгляд упал на здоровенную кубическую конструкцию в три человеческих роста, приткнувшуюся на самом краю леса и сведенную из самой настоящей нержавейки. Стороны куба были усыпаны лестницами, трубами и ребристыми нашлепками охладителей, а у основания четверо рабов по шажочку, аккуратно, крутили огромный крестообразный ворот.

– А знаешь, почему они зовутся фальтами? – продолжал просвещать Кандар.

– Выдумка фальдийцев? – предположил Брак. – Они любят интересные договора.

– Гразгова блевота, Четырехпалый, с тобой скучно, – выругался механик. – Может, ты еще угадаешь, зачем нужна эта нержавеющая дура?

– Создатель облаков? – мечтательно спросил Жердан Младший.

– Статуя жирного дронта? – предположил Средний.

– Гравицеп? – подкинул идею старший из братьев.

– Пародия на кристаллизатор?

– Как ты… А. Я же сам сказал. – припомнил Кандар. – Скучно с тобой, Брак. Ску-учно и тоскливо.

– Что летрийцы вообще пытаются сделать? И зачем там рабы? Движком ворот крутить проще.

– Это не летрийцы, – пояснил сероглазый. – Это какой-то бородатый чудак едва ли не с самой Талензы. Сидит тут, по слухам, уже седьмой год, пытаясь заставить эту хреновину работать. Он один обеспечивает Лингоре десятую часть заработков и половину проблем, учитывая, как часто оно взрывается.

Только после этих слов Брак обратил внимание на то, что рядом с железным кубом не было видно ничего – ни других строений, ни заборов, ни хоть каких-то попыток занять расчищенное пространство. Голая земля, изрытая следами колес, и крохотный сарай, затянутый по периметру кровянкой, – больше ничего. Трава росла зашуганная, какими-то драными клочьями, да и деревья на опушке торчали коряво, наискось, словно безуспешно пытались сбежать.

– Поэтому там люди – крутить нужно настолько равномерно, медленно и аккуратно, будто на скиммере по волоску едешь, – продолжал Кандар. – Движки так не могут, обязательно что-нибудь пойдет не так. А рабы, то есть, конечно, фальты, кровно заинтересованы в том, чтобы не украсить своими внутренностями этот живописный уголок.

– Не слишком ли много сложностей ради того, чтобы вырастить кри? – спросил Брак. – Здесь же шарговых охотников под каждым кустом с десяток – закажи нормальный эйнос. Наверняка за солидную сумму тебе и грандаргаша прихлопнут. Свел корпус и просто подливай эйр, пока фиолки зреют. А тут… Дай угадаю, все вот это – здоровенная бочка. Тонн на десять-двенадцать. Заливают эйр и медленно сжимают, пока кристалл растет?

– Наверное, – пожал плечами Кандар. – Я не силен в выращивании. Но если так, то понятно, с чего оно взрывается. Если хоть малая доля эйра разгонится, тут все полыхнет синим.

Брак поежился, вспомнив последнюю ночь на Стеклянной Плеши. Когда на собранных в крепость Гиен с небес посыпались подарки островитян, наверняка все так и произошло. Гигатрак не взять обычным оружием – брони на нем навешано столько, что даже исполинские баданги прямым попаданием не всегда способны нанести гиганту серьезное увечье. Механики внутри, если их не оглушило, латают дыры едва ли не быстрее, чем огромный жахатель успеет перезаправиться и снова навестись. Поэтому бьют по кабине, открытым бойницам, сшибают скрапперами все, что плохо сведено к корпусу. И все равно основным способом борьбы между гигатраками остается попытка обездвижить машину врага с последующим абордажем.

Настоящая опасность всегда находится внутри, за множеством слоев брони и перегородок. Баки с эйром, запасы пищи и крови для огромных машин. Эйр в своем обычном состоянии – удивительно спокойное вещество. Мирно растворяется в воде, из которой столь же тихо испаряется, наполняя воздух кислым запахом – лишь для того, чтобы вновь раствориться в воде. Над океаном все пропитано синим, потоки насыщенного эйром воздуха поднимаются на многие мили вверх и даже формируют облака, из которых проливаются светящиеся в темноте дожди. На островах даже есть целые артели дожделовов, которые внимательно следят за появлением искрящихся голубым облаков, после чего к проливающемуся с небес богатству устремляются десятки гравицепов и кораблей.

Все меняется, если эйр сдавить. И не просто сдавить, а сделать это быстро, резко, когда концентрация вещества близка к максимальной. Например, когда по заполненной эйром банке бьет тяжелая пружина жахателя. Или, когда пламя нагревает заполненные баки настолько, что не справляются клапаны для стравливания пара, которые нерадивые механики забыли отрегулировать или попросту не открыли. Стоит эйру сжаться, как он разгоняется – с огромной скоростью расширяется до невообразимых объемов, прежде, чем бесследно рассеяться в воздухе. Самая большая опасность таится в том, что разогнанный эйр разгоняет все вокруг себя – его мирные частицы приходят в неистовство, запуская подчас огромные цепочки разрушений. Обычный жахатель, по сути, жахает простой водой и паром – но разогнанными эйром до огромных скоростей. Попробуй использовать оружие в высушенной солнцем пустыне – и получишь жиденькую вспышку, с трудом преодолевающую пару десятков шагов. Но спусти пружину в насыщенной эйром мастерской, где безостановочно исходят кислым запахом многочисленные жаровни, – и будь уверен, что другие механики не раз проклянут тебя, когда будут разгребать последствия.