– Разгневал…

– Разгневал…

– Да откуда я знал? – проорал Брак, вновь попытавшись вырваться. И вновь – неудачно. – Обьясните, я буду соблюдать…

– Это уже не важно. Во благо спокойных вод и успешной охоты, ради обильной пищи и чистого неба, для сохранности наших шкур и смерти врагов наших, духи реки должны получить свою жертву. – скороговоркой пробормотал Шаркендар.

– Гхм. Начинайте.

– Властью первожреца, – зазвенел чеканящий слова голос Кандара. – Властью, данной мне теми, кто даровал нам все это и дарует нам многое после, нарекаю Брака Четырехпалого жертвой, достойной наших покровителей. Пусть плоть его накормит реку, пусть дух его накормит вас, и пусть память о нем послужит предостережением всем нам. Шалвах!

– Шалвах! – грянуло кругом.

Запястья Брака ощутили прикосновение холодного металла, кожу резануло болью. Хватка ослабла, он рванулся в сторону, но заботливые руки удивительно ловко подтолкнули в спину и он полетел головой вниз в ледяную воду.

Река приняла его в свои холодные объятия, обожгла уже подзабытым холодом пронизывающего штормового ветра, насквозь пробивающего старую, драную куртку. Мешок на голове моментально промок, плотно облепив голову, завязки грубо врезались в шею. Стянуть его не было никакой возможности – связанные руки по-прежнему мертвым грузом болтались за спиной. Да и толку от этого было бы мало – плавать калека не умел, а скинувшие его в воду безумцы вряд ли подарят своей жертве возможность выбраться.

Осознание того, что выхода нет, внезапно принесло успокоение. Брак перестал дергаться, обмяк, ощущая, как неторопливо погружается вглубь.

Даже сердце будто успокоилось. Он хладнокровно поздравил себя с успешным завершением плана, позволившим найти надежных попутчиков и доказать свою несомненную полезность. В этом он свои ожидания перевыполнил с огромным запасом, доказав эту самую полезность в первое же утро. Наверняка экипаж "Карги" не мог нарадоваться тому, что жертва неведомым речным покровителям сама заявилась на борт, да еще и приплатила за честь быть подношением.

Брак усмехнулся и беззвучно рассмеялся, чувствуя, как остатки воздуха испаряются из груди. Сколько раз он хоронил себя за последний месяц? Плешь, Вдовушка, трижды проклятый лес… Хотя, в лесу было неплохо, если подумать. Тепло.

Нога уперлась во что-то мягкое.

Если подумать, сколько можно бегать от Попутчика? Счастливые совпадения, помощь близких, даже самопожертвование… все это лишь отсрочки, оттягивающие неизбежное. Пешему никогда не убежать в степи от трака, а Попутчик всегда славился своим транспортом.

Интересно, приходится ли ему возиться с ремонтом?

Мысли начали путаться, в груди горело.

Жаль, что не удалось довести начатое до конца, а ведь он даже начать толком не успел. Гибель Джуса останется неотмщенной. И не она одна. Хотя, сколько историй про неудавшуюся месть так и остались нерассказанными, закопанные под одиноким деревом в лесу или покоящиеся на дне реки? Немым укором тем, кто даже не подозревает об их существовании?

Брак почувстовал, как сознание уплывает и накатывает темнота. На дне реки, с непроницаемым мешком на голове, с плотно закрытыми веками, она все равно казалась куда чернее той темноты, которая стояла перед глазами. Густая, вязкая, почти осязаямая, так и призывающая к себе прикоснуться, ощутить…

Интересно, Торден ощущал что-либо подобное?

По ноге ударило жестким, грубая веревка впилась в пах и потерявшего сознание Брака неудержимо потянуло наверх.

– Штааааааны!

– Пусть сам, я не полезу.

– Даже не рыпался!

– А я говорил, что не…

– Не всплывет.

Выкрики раздавались издалека, будто сквозь броню гигатрака. Глухо, но явно радостно.

Брак открыл глаза – ласковый утренний свет ударил по мозгам так, словно взглянул прямиком на солнце через паршивый окуляр. Калека застонал, перекатился на бок, отметив, что руки у него свободны, после чего принялся шумно очищать желудок. На крупноячеистую сетку, лежащую на палубе, обрушился водопад перемешанной с тиной воды, откуда удивленно лупили глаза мелкие лягушки, пережившие самое волнительное приключение в своей лягушачьей жизни.

Присевший рядом с калекой Кандар дождался, пока тот закончит, после чего помог подняться. В его клешне неведомым образом оказалась плоская фляга.

Брак глотнул, закашлялся, невольно вспомнив штормовой спуск с плато, после чего отобрал емкость и присосался всерьез. Его колотило от холода, но голова была на удивление ясной.

Подошел младший Жердан, бесцеремонно оттянул штаны калеки. Осторожно заглянул внутрь, после чего радостно заорал:

– Чисто!

– О-о-о! – довольно прогудел средний. – С прибытком меня.

Хмурый охотник покачал головой, но руку в карман опустил. Выгреб жменьку звенящей мелочи, сыпанул в протянутую ладонь и ушел к костру.

– Кто еще ставил? – рявкнул старший Жердан, принимая у брата свою долю. – Шарк, а ну стой, республиканское…

– Отродье, – ласково завершил фразу младший, сцапав мелко семенящего к корме старика. Тот поник и покорно полез за пазуху.

– Малец точно не обгадился? – с подозрением спросил Шаркендар, подслеповато пересчитывая монетки.

– С-сам проверь, старая плесень, – сипло пробормотал Брак, отлипая от горлышка. – П-после твоей готовки неделю срать не сможешь.

Жерданы охотно заржали. Кандар хлопнул калеку по спине, вызвав у того приступ захлебывающегося кашля, и повел к костру, отогреваться.

Мрачный старик, ругаясь сквозь зубы, принялся крутить ворот лебедки, сматывая раскинувшуюся по палубе сеть. Далеко выдвинутая за борт стрела крана тоскливо скрипела и содрогалась. Раскон хмыкнул, подкрутил усы и скомандовал сниматься с якорей.

– И к чему это было? – спросил оклемавшийся Брак у сидящего рядом Кандара. Холод реки выветрился из тела, отступив под натиском одеяла и тепла горящей жаровни, но сжимающие кружку с обжигающе-горячим напитком руки все еще ощутимо дрожали.

– Традиция, – пожал плечами сероглазый, ковыряясь в клешне длинным прутком.

– К шаргу такие традиции, – пробормотал калека, отхлебывая кислое варево. – Я там чуть не подох. В чем смысл вообще?

Горжа покинула заводь и уверенно набирала ход. Бусинки плотов один за другим покидали место ночевки, увлекаемые подрагивающей от напряжения веревкой.

– В этом и смысл. Ну, вроде как, вода чиста, и чтобы пользоваться ее милостью и стать своим для горжеводов, нужно смыть с себя земную грязь. Я сам не сильно разбираюсь.

– И тебя тоже?

Кандар усмехнулся и мечтательно окинул реку взглядом.

– Как я орал... Проклинал этих ублюдков по всему их семейному дереву. Раскалил клешню и прожег плащ Жердану, который средний, он на меня до сих пор обиду сводит. Нес всякую дурь, какая в голову пришла, пока не сбросили. Потом еще в воде уплыть пытался, пока не выдохся.

Брак опустил взгляд. Ему самому сопротивляться в голову не пришло, да и протеза при нем не было. Осознал, что шансов нет, смирился и ухнул на дно. А сероглазый упирался до конца.

– Ты бы слышал, что он нес, малец, – подсел к костру запыхавшийся Шаркендар. – Сначала орал, что он наследный принц с Талензы, затем грозился третьим лиорским флотом, где у него дядя служит. Под конец даже клановых приплел, что братья за него отомстят и вырежут весь запад.

Кандар хохотнул и ударил клешней по колену. Поморщился от боли и принялся растирать ушибленное место здоровой рукой.

– Я бы еще не такое нес, если бы меня топить собирались. Наверняка у меня в знакомых нашелся бы какой-нибудь канторский головорез, – буркнул калека. – Сообразил вовремя, что это все не просто так.

– Брешешь, малец.

– Брешет, – улыбнулся сероглазый, – Зря злишься, Брак. Хорошая традиция, и работает отлично. Куда надежнее сразу посмотреть, как человек себя в полной заднице поведет, чем неделями его обнюхивать, пытаясь по запаху определить, гнилой он или нет. Полгода назад один к нам нанимался, с виду – нормальный горжевод, языком чешет – заслушаешься. А как топить начали, решил, что мы ловцы. Стал обещать втрое поверх награды за свою голову, если отпустим. Он в Троеречье крупно проворовался и чью-то дочь зарезал, хотел с нами следы спутать. Мутная история.