— А, это ты Омер-эфенди?

— Я, а что?

— У тебя жена была?

— Была.

— Дети?

— И дети.

— Тесть — отставной генерал?

— Так точно.

— Чем питаться было?

— Было.

— Во что одеться?

— Тоже было.

— Работа?

— И работа была.

— Что же ты тогда дуришь, милый человек? Куда ты бежишь и где же смысл всего этого?

— Не мог больше выдержать.

— Чего не мог выдержать?

— Да вот всего этого...

— Что ты мелешь? Ты что, сумасшедший?

— Да, — ответит он, не зная больше, что сказать.

— Что «да»?

— Сумасшедший.,

Тут он вдруг вспомнил, что забыл свой паспорт в Анкаре. Так что все его труды были напрасны. Он не сможет, конечно, получить свои семьсот шестьдесят лир, не предъявив какого-нибудь документа, подтверждающего его личность как владельца чековой книжки.

В каком-то нервном порыве он вскочил на ноги.

— Что случилось? Вы не будете ждать? — спросила появившаяся откуда-то перед ним женщина.

— Нет... ухожу, — ответил Омер, решительно мотнув головой.

При этом он взглянул на женщину даже несколько вызывающе. Внезапно он вздрогнул и у него невольно вырвалось имя, которое полностью им владело когда-то:

— Гёнюль...

Женщина подняла глаза и удивленно посмотрела на него.

— Вы меня знаете?

Омер покраснел и совсем растерялся.

— Может быть, я обознался?..

— Нет, мое имя в самом деле Гёнюль...

Омер почувствовал, как его покидают силы, а ноги подкашиваются. Беспомощно опустился он в кресло, с которого только что встал.

— Не может быть... — пролепетал он. — Это вы... вы... да?

Женщина переменилась в лице.

— Неужели вы... — прошептала она, не решаясь назвать его имя. По тому, как неслышно она это произнесла, можно было догадаться, как сильно она взволнована.

— Да, я.

В банке все были заняты своими делами. Никто не обращал на них никакого внимания. Долгое время они молча смотрели друг на друга.

Луч солнца, проникший через открытую дверь, коснулся ботинок Омера.

После паузы Гёнюль молча повернулась и скрылась за перегородкой. Прошло несколько бесконечно долгих, томительных секунд.

Когда Гёнюль появилась снова, в руках у нее была большая расходная книга и деньги. Она протянула ему деньги и, показав рукой на книгу, каким-то чужим, сдавленным голосом произнесла:

— Распишитесь здесь.

— А с Анкарой вы не разговаривали?

— Нет.

— И документы мои смотреть не будете?

— Нет.

— Благодарю, — смущенно пробормотал он.

Гёнюль ничего не ответила. Омер сунул деньги в карман, расписался в расходной книге и встал.

— Вы... — начал Омер и запнулся.

Ему очень хотелось что-нибудь сказать ей. Не мог же он так просто уйти отсюда, как чужой человек. Он чувствовал, что нужно с ней поговорить или по крайней мере спросить о ее здоровье, поинтересоваться, как она живет, счастлива ли.

Однако, встретившись с холодным взглядом Гёнюль, отвергавшим какие бы то ни было разговоры, он не нашел в себе силы продолжить начатую уже фразу.

— До свидания, — смог он только произнести.

— Всего доброго.

Улица, автомашины и люди как-то странно кружились у него перед глазами.

От дверей гостиницы он быстро поднялся наверх, не обратив внимания на дежурного, проводившего его подозрительным взглядом.

Когда он вошел к себе в номер и запер дверь на ключ, то почувствовал такую усталость, словно проделал путь в несколько десятков километров. Омер задернул занавеску окна и, не снимая пиджака, повалился на кровать, закурил. «И зачем все это?..» — пробормотал он вслух. Ведь для чего-то взял он из банка эти семьсот шестьдесят лир и сунул их в карман. Он никак не мог понять, для чего же он взял эти деньги. И зачем он вообще приехал в Стамбул. Наверно, он преследовал все же какую-то цель. Но какую именно, он никак не мог вспомнить. Омер чувствовал себя сейчас крайне усталым, бессильным и подавленным. По всему телу опять начала растекаться какая-то ноющая боль. Сердце сжимала тоска. Его рука невольно потянулась к револьверу. «Зачем?.. Зачем?..» — повторял он вслух. Разве не должно было все кончиться еще некоторое время назад? А между тем ему сейчас уже не хотелось снова браться за пистолет. Прошло уже три дня, как он избавился от необходимости гнуть спину на службе и отдал себя целиком во власть своих желаний. Он делал все то, что подсказывали ему желания: ударил кулаком советника, сел на самолет, прилетел в Стамбул, забрел в первый попавшийся грязный отель, приставил дуло пистолета к виску и не нажал потом курок, затем вышел на улицу, направился в банк, взял деньги — все это он делал только потому, что ему этого хотелось.

— Все случилось так, потому что я этого захотел, — сказал он сам себе.

Омер вскочил с кровати, сунул окурок в стакан с недопитой водой. «Если я так хочу, значит, так и должно быть», — продолжал он свою мысль. Он повернул ключ, открыл дверь и громко крикнул вниз:

— Неджми!

— Неджми нет, — отозвался из-под лестницы рыжеусый дежурный.

— Где он?

— Вышел на улицу...

— Он придет еще?

— Конечно, придет.

— Когда придет, пошли его ко мне.

Омер чувствовал, что он не понравился этому рыжеусому дежурному с первой же минуты.

Он вернулся в комнату, оставив дверь открытой. В коридоре не было никого. Задумавшись, он начал ходить взад и вперед по комнате.

Гёнюль нисколько не изменилась, по крайней мере так ему показалось в тот момент. Такая же невысокая, те же черные волосы и черные глаза. Разве что немного поправилась и стала более женственной, но во всем остальном точно такая, какой была много лет назад, в те дни, когда он ласкал ее в парке Гюльхане и в кино. И взгляд она сохранила такой же выразительный и проницательный. Гёнюль была на четыре года моложе его, сейчас ей должно быть около сорока. Как непостижимо быстро пролетели годы! Они не видели друг друга по меньшей мере двадцать лет. Тем более удивительно, что он сразу ее узнал. За все эти годы он вспоминал о ней всего несколько раз. Однако он забыл, что именно заставляло его тогда терзаться этими воспоминаниями.

Омер зажег еще одну сигарету и погрузился в раздумье. Заслышав шаги, он повернул голову и увидел подымающегося по лестнице Неджметтина.

— Слушаю, ага-бей, ты меня, кажется, звал?

Омер посмотрел на него изучающим взглядом. Затем пригласил:

— Заходи...

Неджметтин, поджав губы, напустил на себя деланную серьезность и настороженно вошел в комнату.

— Все нормально?

Омер проглотил слюну, не зная, с чего начать. Потом, словно сразу все оценив, посмотрел на Неджметтина.

— Послушай-ка, я должен встретиться с одной женщиной.

Настороженность Неджметтина сразу исчезла. Его губы поднялись к шраму на правой щеке и растянулись в довольную улыбку.

— Браво, ага-бей! Молодец! Я, между прочим, сразу сообразил, что ты из Сафранболу развлечься сюда приехал... Я с первого взгляда вижу человека. Ей-богу, ты и на меня-то набросился, наверно, потому, что не смог найти подходящую женщину.

— Ладно, оставь пока свою болтовню...

— Как оставить, если ты, ага-бей, меня так порадовал, что и слов нет?.. У меня где болтовня, там и дело, а значит — и деньги, по крайней мере на пачу[110], я думаю, мне перепадет...

— Ты можешь мне помочь?

— Только прикажи...

— Сюда я могу ее привести?

Неджметтин вытаращил глаза и с удивлением посмотрел на Омера.

— Ты что, с ума сошел? Разве можно встречаться с женщинами в таких отелях?

— А что я могу еще придумать?

— Да в любом месте это можно устроить, мало ли их в огромном Стамбуле... А бабенка-то хороша?

— Тебе какое дело?

— Да не сердись ты. Я хотел только спросить — может она из приличных женщин, чтобы ты и место для встречи подходящее подобрал. Ведь бывает такая, что в рай ее приведи, так она и там будет кокетничать и жеманничать, а другую под руку подцепил, да и тяни в любую хибару где-нибудь около Эдирнекапы[111].