Без предупреждения скелет метко запустил одним из этих маленьких черепов в Тейо, который едва успел выставить круглый щит из белого света, чтобы отразить снаряд, летящий ему прямо в глаз. Череп отскочил от щита и ударил скелета в лицо. Тот расхохотался хриплым бездыханным смехом, от которого Тейо передёрнуло.

Госпожа Кайя постаралась приободрить его: — Они просто пытаются тебя запугать.

Потупившись, Тейо пробормотал себе под нос: — У них получается.

— Вы всё неверно поняли, госпожа, — просипел скелет. — Мы всего лишь пытаемся развеселить вас.

Тейо покосился на скелета и пробормотал: — У вас не получается.

Скелет снова расхохотался и сказал: — Ну, зато вы меня здорово веселите.

Мы спускались вниз на пять сотен ступеней, составляющих Фойе Демона, к Рикс Маади. Прожилки лавы, покрывающие стены вырытого вурмом туннеля, отбрасывали тусклый красноватый свет на всё, что я видела. Через каждые четыре или пять ступеней нам встречался очередной артист. После жонглёров были кукловоды, каждый со своей марионеткой, одного взгляда на которую хватило бы, чтобы вызвать кошмары у непосвящённого.

Но не на ту напали.

Я столько раз спускалась по этой лестнице с Гекарой, столько раз видела одни и те же представления. Они были мне как старые друзья — друзья, призванные напомнить, что мой самый близкий друг уже никогда не пройдёт со мной по этим ступеням.

Ненавижу их! Почему они до сих пор здесь, когда её уже нет?

Почему я здесь, когда её уже нет?

Мне казалось, я повидала всякого, но последний кукловод заставил меня громко ахнуть. Его марионетка представляла собой беспощадно точную карикатуру на Гекару, ведьму лезвий, сделанную из настоящих лезвий.

Я буквально ощутила тревогу и беспокойство, исходящие от госпожи Кайи, когда на миг мы встретились глазами, разделив общее горе. Оставалось либо закричать, либо, знаете, попробовать найти в этом опору. Я грустно улыбнулась и прошептала: — Без неё здесь уже ничего не будет по-старому.

Какая очевидная, бессмысленная глупость. Но что ещё тут можно сказать?

Именно из-за кончины Гекары госпожа Кайя настоятельно рекомендовала королеве Враске отправиться с нами Рикс Маади — и потребовала, чтобы горгона пошла без сопровождения своей охраны из числа краулов или незапамятных. Если культисты захотят объяснений по поводу гибели посланницы Гекары (или потребуют за неё расплаты), мастер Зарек и госпожа Кайя хотели, чтобы королева сама всё им изложила (или заплатила требуемую цену).

Как ни странно, Её Величество не стала возражать.

Как будто по собственной воле, кукла-Гекара швырнула в Зарека и Враску самые настоящие лезвия. Силы броска было недостаточно, чтобы эти крошечные клинки могли причинить сколь-нибудь серьёзный ущерб гильдмейстерам Иззета и Гольгари, и всё же первый заработал небольшой порез на руке, а на лице королевы появилась царапина, из которой по щеке медленно потекла струйка крови. Теперь все мысли Кайи были заняты тем, что лезвия могли быть отравлены. Я покачала головой. — Они чистые. Но всё может измениться на обратном пути… Это уж как пойдёт.

Кукловоды уступили место посаженным в клетки чудищам. Сверху на каждой клетке сидел чертёнок в маске, сгорающий от желания выпустить маленьких монстров на волю. Конкретно эти чудища, паукообразные твари, которые беспрестанно пыхтели, ворчали, визжали и стенали, были не крупнее детёныша нодорога, но на узкой замкнутой лестнице даже мелкая тварь могла нанести значительный ущерб. Чертенята безумно хихикали и то и дело тянулись к задвижкам, угрожая отпереть клетки. Всякий раз при этом Тейо вздрагивал, тем самым лишь поощряя подобные выходки.

Стены были увешаны сотнями потрёпанных и перекрывающих друг друга афиш. Одни из них приглашали посетить спектакли столетней давности, другие содержали в себе оскорбления в адрес той или иной гильдии — особенно часто доставалось оржовам, азориусам и боросам. Госпожа Кайя задержалась у одной из афиш, которая казалась такой же древней, как и остальные, но при этом изображала её саму, мастера Зарека, королеву Враску и госпожу Лавинию в виде марионеток, подвешенных за ниточки, туго обвязанные вокруг их шей. Их головы свесились набок, языки вывалились наружу, конечности безвольно обмякли, а лица распухли и посинели. В роли кукловода, державшего в руках четыре ниточки-удавки, была нарисована марионетка-Гекара, а кукловодом, дёргающим за ниточки Гекары, выступал сам Растлитель. После такого я бы не стала рассчитывать на радушный приём внизу. Госпожа Кайя вдохнула, выдохнула и двинулась дальше. Тейо тоже остановился посмотреть на афишу, и у него задёргалась левая щека. Я потащила его дальше со словами: — По крайней мере, у них нет афиши про тебя.

— Пока что, — нервно уточнил он.

После чертенят и их ужасов настал черёд огнеглотателей. Тейо собирался сотворить щит, но я удержала его руки, покачав головой: — Этим ты только сильнее их раззадоришь. Просто гляди в оба и проходи, когда они вдыхают.

На протяжении всего спуска мастер Зарек и королева Враска держались настороженно, но стойко, погрузившись каждый в свои мрачные раздумья, большая часть которых — я это чувствовала — крутилась вокруг Гекары. За исключением Тейо, который ни разу её не видел, все мы в какой-то мере скорбели об утрате друга. Даже госпожа Кайя и мастер Зарек, которым не в чем было друг друга винить, чувствовали, как утрата Гекары разделила их. Думаю, отчасти это случилось потому, что мастер Зарек всегда отстранялся от Гекары — пользовался ею, ни разу не признавшись себе, насколько он ей дорожит, и осознал это лишь сейчас, когда стало слишком поздно. Его мучило чувство вины, и какая-то иррациональная часть его злилась на госпожу Кайю за то, что она всегда относилась к Гекаре с теплотой. В основном же, однако, он злился на самого себя.

Чем глубже мы спускались, тем более жарким и спёртым становился воздух, и причина этому крылась не только в огнеглотателях. Здесь, внизу, красные прожилки в выгнутых стенах были шире, и жидкая раскалённая лава капала из них на ступени, образуя лужицы, которые требовалось аккуратно обходить, если мы дорожили своей обувью — или пятками.

На смену огнеглотателям пришли акробаты на одноколёсных велосипедах. Они ловко балансировали на одном месте, катаясь взад-вперёд на пятачке всего в несколько дюймов, а их транспортные средства напоминали орудия из камеры пыток: со спицами из колючей проволоки, шипованными колёсами и сёдлами, сделанными из лезвий секир. У многих виднелись кровоточащие порезы. Каждый из них был близок к тому, чтобы покромсать нашу пятёрку на кусочки. Один акробат, не способный меня видеть, чуть не отрубил мне стопу. Но я давно привыкла избегать такого рода катастроф и научилась очень, очень зорко подмечать всё, что творилось вокруг меня. Я без труда прошмыгнула мимо угрозы.

Наконец, мы достигли нижней ступеньки, и Фойе окончилось Карнавальной площадью, которую охраняли двое огромных огров в масках, сделанных из настоящих огрских черепов. Госпожа Кайя остановилась в нерешительности, но огры не обратили внимания ни на меня, ни на остальных, — как будто все четверо вдруг тоже стали Крысками. Поэтому Кайя ответила им тем же и зашагала через просторный двор. В центре находился потрескавшийся и исписанный граффити фонтан в виде статуи кентавра. С определённого ракурса статуя казалась на удивление изящной, но я знала, что стоит нам приблизиться, и остальные увидят, что из бедного человека-лошади выломаны внушительные куски мрамора, как будто его лупили кувалдой. Из разбитых губ сочилась вода, которая, в свою очередь, капала из растрескавшейся чаши фонтана и утекала в трещины в земле, откуда поднималась уже в виде пара.

Над нами на ржавых крюках покачивались незанятые трапеции, и одинокая юная канатоходка с тощими косичками и в чёрно-красном трико арлекина беззаботно порхала вокруг видавшего виды каната. Её грациозные движения приковывали к себе взгляд. Она посмотрела вниз на своих новых зрителей, и Тейо ахнул: её веки и губы были крепко зашиты.