Вечные богини Лилианы приблизились вплотную и уже готовы были убить ЕГО. БОЛАС едва успел УНИЧТОЖИТЬ Окетру.

Однако, ослабев от таких усилий, — и от копья, которое по-прежнему представляло собой нерешённую проблему, — ОН не успел остановить Бонту, и та вцепилась зубами в запястье своего бывшего БОГА-ФАРАОНА.

Боль от укуса была незначительной, — особенно по сравнению с раной от копья, — но его послелствия оказались катастрофическими.

НЕТ! НЕТ! НЕТ!

Бонту сразу же машинально принялась опустошать его. Все Искры, подаренные Ему Старшим заклятьем. Все разом. Бонту впитала эти Искры, но не смогла удержать их. Она пошла трещинами и взорвалась с такой ослепительной вспышкой, что даже Боласу пришлось зажмуриться.

НЕТ. МНЕ НЕ МОЖЕТ НАВРЕДИТЬ ОБЫЧНЫЙ СВЕТ. ТОЛЬКО НЕ ТЕПЕРЬ. Не теперь.

В приступе внезапного отчаяния Болас попытался заново поглотить божественную силу, которую обрёл лишь недавно. Он попытался втянуть Искры обратно в себя. По правде говоря, он ожидал, что они сами вернутся в его Гемму Духа — пока не понял, что его Старшее заклятье разрушено.

Однако у него всё ещё оставалось время.

Я всё ещё Никол Болас. Старший дракон.

И Искры всё ещё были здесь, кружили прямо над его рогами в вихре чистой силы...

Моей Силы!

Боль застилала ему глаза, из ран по-прежнему сочилась кровь. Взглянув вниз, он увидел, как по ступеням Цитадели к нему поднимается армия вечных. А за ней по пятам следует ещё одна армия из мироходцев и жителей Равники.

Ничего страшного. Через миг эти муравьи снова поймут, что они идут навстречу гибели.

И опять промедление стало для него роковым. Он попытался заново сотворить Старшее заклятье, но было уже слишком поздно. Вихрь над его головой рассеялся, все Искры до единой обратились в ничто. А вместе с ними — десятки лет планирования, интриг, манипуляций и убийств. Всё утекло, как песок сквозь пальцы, и все усилия обернулись лишь пустотой в том месте, где ещё недавно была его безграничная сила.

Пустотой... ПУСТОТОЙ!

В этот миг жестокая правда предстала перед ним во всей красе. Бонту не просто забрала Искры, украденные у мёртвых мироходцев; она также поглотила собственную Искру Никола Боласа.

Когда вихрь рассеялся, а Искры растворились, его собственная великая Искра исчезла вместе с ними. Болас был жив, но слаб — хуже того, он был ошеломлён и растерян.

Я больше не бог. Я даже не мироходец.

Он стал тем, кого презирал и ненавидел больше всего на свете: простым смертным.

Муравьём…

На глазах у Лилианы Болас начал растворяться, совсем как Гидеон несколько мгновений назад.

Телепатический голос дракона — более пронзительный, чем когда-либо прежде — последний раз эхом отразился в её разуме: Нет. НЕТ! Это немыслимо! Я Никол Болас! Это не может случиться со мной!

Затем, снова напомнив ей Гидеона, Болас ЗАВЫЛ, рассыпаясь в прах, атом за атомом; его частицы подхватывал и уносил ветер. Разумеется, в отличие от Гидеона, в последних секундах Старшего дракона не было ничего благостного или прекрасного.

Болас просто исчез. Всё было кончено. От него осталась лишь Гемма Духа, которая упала на крышу Цитадели, пару раз подпрыгнула и остановилась почти у самых ног Лилианы. Неактивная, она лежала рядом с пустыми дымящимися доспехами Гидеона.

Неестественные грозовые тучи разошлись и развеялись, пропуская лучи предзакатного солнца.

Лилиана в одиночестве стояла на вершине Цитадели. Она чувствовала, как неуязвимость Гидеона постепенно покидает её. Ну и пусть. Она и так получила всё, о чём мечтала: молодость, силу, свободу.

Но какой ценой?

Джейс потянулся к ней своим разумом: Лилиана?

Ожидая — заслуживая — его враждебности, Лилиана внутренне приготовилась к атаке, даже смертельной. Тем не менее, она не стала пытаться отразить её или ударить на опережение.

Лилиана, ты… с тобой всё в порядке...?

Застигнутая врасплох его робкой заботой, она посмотрела вниз. Настоящая стена из недвижимых, выведенных из строя вечных отделяла Цитадель от равничан и мироходцев — большинство из которых, подумала она, вполне обоснованно хотели бы видеть её мёртвой. Она поискала глазами Джейса и заметила в толпе сразу две или три его версии — иллюзии, от которых он поспешно избавлялся сейчас, когда кризис миновал. Но она не видела его, настоящего Джейса. Не могла нигде его найти.

Наверное, он до сих пор невидимый.

Нет, я здесь, Лилиана. Посмотри налево, и ты меня увидишь.

Но она не стала смотреть налево. Вместо этого она уставилась себе под ноги. На пустые доспехи Гидеона.

Джейс ощущал её боль, её смятение, её неспособность разобраться в собственных чувствах. Всё хорошо, сказал он ей. Гидеон сделал свой выбор. Он знал, что ты можешь спасти нас, и решил помочь тебе в этом.

С яростью Джейса она бы ещё кое-как справилась. Но вынести его сочувствие было выше её сил.

Убирайся из моей головы, чтоб тебя…

Она попыталась прокричать это, чтобы вынудить его прервать ментальный контакт, но у неё получился лишь какой-то невнятный ментальный шёпот.

Слушай, подумал он. Я мысленно связался с Сахили. Сказал ей отключить Бессмертное Солнце. Прямо сейчас она работает над этим. Как только всё будет готово… скажем так, тебе будет лучше покинуть этот мир, Лилиана. Как можно скорее. Да, я знаю, что ты спасла нас — но поверь, сейчас ты не будешь здесь в безопасности.

Убирайся из моей головы, чтоб тебя…

Лилиана…

Прошу, прекрати, хватит…

Она почувствовала, что он внял её мольбе. Почувствовала, как он покинул её разум. Она подавила в себе желание вернуть его, посмотреть налево, встретиться с ним взглядом.

Спустя миг она почувствовала, как воздействие Солнца слабеет. В любую минуту она могла уйти из этого мира. Толпа внизу оправилась от потрясения и принялась рубить Жуткую орду сзади. Кромсать её на кусочки. Очень мелкие кусочки. Пройдёт ещё немного времени, и кто-нибудь из этой толпы непременно взойдёт по ступеням Цитадели, чтобы сделать то же самое и с ней.

Опустившись на колени, она протянула руку и нежно погладила обугленный нагрудник Гидеона Джуры. Металл до сих пор был тёплым на ощупь. Она попыталась представить его последнюю улыбку. Вспомнила, каким красивым — ужасающе красивым — эта улыбка сделала его в её глазах. Но у неё не вышло даже воссоздать в памяти его лицо. Она помнила, как это лицо растворялось всего в шаге от неё. Но его черты — и заключённая в них человечность — расплывались в дымке. Словно смутное видение, образ того, о ком она когда-то грезила, а вовсе не настоящий человек. Он уже стал легендой.

Гидеон будет вечно жить в Равнике. Но не как человек. Немногие запомнят его человеком. Только героем.

Она знала, какая это утрата.

Да, он был героем. Да, он заслужил тот мифический статус, который, несомненно, обретёт. Но в нём было и нечто большее, гораздо большее. И именно этой его части... я позволила погибнуть за меня.

— Убейте меня наконец, — услышала она собственный шёпот, но сразу же отогнала от себя эту мысль.

Это не ты, сказала она себе. Это всё самобичевание. А самобичевание — не твой стиль.

Собственное напутствие показалось ей не слишком убедительным, но пока что хватит и этого. Она провела по лицу тыльной стороной ладони, вытирая слёзы и в глубине души радуясь тому, что по-прежнему способна их проливать. Она постаралась запрятать эту радость внутрь себя.

Как можно глубже.

Наклонившись, она подобрала Гемму Духа, оставшуюся от Боласа, и крепко сжала её в кулаке. Та была холодной, как лёд.

Затем она выпрямилась, закрыла глаза и перешла в другой мир.

При виде того, как дракон Никол Болас рассыпался в прах, все участники сражения на площади разразились радостными криками. Но Чандре совершенно не хотелось радоваться. Она без сил опустилась — практически рухнула — на землю. Джейс и Нисса присели по обе стороны от неё, глядя, как в небо взмывают ленты праздничного серпантина, сотканные из зелёной магии. Люди — взрослые мужчины и женщины — взбирались на обломки статуи Боласа, словно дети на игровой площадке. Дети, появившись невесть откуда, взбирались на поверженного и оцепеневшего Виту-Гази (несмотря на все попытки Боруво отогнать их). Воины атаковали бездействующих вечных, которые стояли совершенно неподвижно, устремив взгляды к трону, покинутому самозваным императором. Остатки Жуткой орды даже не пытались сопротивляться, когда равничане и мироходцы, возглавляемые Борборигмосом и Ангратом, принялись дробить и кромсать вечных на кусочки. В подобной жестокости Чандра не увидела ни гнева, ни злобы, ни даже жажды мести. Это была рутинная размеренная работа. Нечто такое, что просто нужно было сделать.