— Раль?

— Ага.

— Мы победили?

Он не ответил, — не знал, что ответить, — но помог ей подняться на ноги. Её взгляд сразу же упал на Гекару, и она схватилась за него покрепче в надежде обрести опору, как моральную, так и физическую.

— О нет… Гекара… Мне очень жаль.

— Этого нельзя было избежать.

Хотя они с Гекарой принадлежали к разным гильдиям, обладали разными темпераментами, и вообще не имели ровным счётом ничего общего, эта ловкая и чересчур энергичная ведьма лезвий пожертвовала собой ради него, просто потому, что считала Раля Зарека своим другом. Если подумать, посланница Культа Ракдоса была, вероятно, одной из лучших друзей в жизни Раля. Сейчас это лишь усиливало его горечь и чувство вины, не столько за её жертву, сколько за то, как он относился к ней, пока она была ещё жива: чаще всего как к досадной помехе, от которой не терпелось поскорее избавиться.

Здесь не хватает Томика, сказал он себе, хотя, признаться, был даже рад, что Томик Врона пропустил эту битву.

Меньше всего Раль желал видеть ещё одного дорогого ему человека мёртвым на полу.

Это было нелёгкое сражение. Ещё одно в череде многих, постепенно перерастающих в нелёгкую войну.

И ведь война ещё даже не началась.

Никол Болас вознамерился захватить Равнику, и Раль носился вокруг, как обезглавленный петух, пытаясь сделать всё, что было в его, в общем-то, немалых силах, чтобы организовать ему достойное сопротивление. Но почти каждое усилие оборачивалось крахом и смертью. Следуя приказам своего бывшего гильдмейстера, — Нив-Миззета, Пылающего Разума, — Раль попытался объединить все десять гильдий Равники и с их помощью наделить дракона Нива могуществом, достаточным для того, чтобы он мог на равных схлестнуться со Старшим драконом Боласом. Раль собрал — или думал, что собрал — группу единомышленников, готовых оказать ему поддержку. В неё вошли Кайя, Томик, Лавиния, Гекара… и горгона-мироходка Враска. Раль не спешил доверять Враске, которая сразу призналась, что когда-то была агентом Боласа и лишь благодаря ему смогла стать гильдмейстером Роя Гольгари. Но Раля с Боласом связывала своя тёмная история, и со временем он начал считать Враску настоящим другом и союзником — до тех самых пор, пока она не предала их всех.

Хрупкий альянс десяти гильдий, который Раль с таким трудом создавал, в один миг разлетелся вдребезги, словно стеклянное окно колокольни. Нив-Миззет был вынужден сражаться с Боласом без дополнительных сил, на которые он рассчитывал. И теперь Нив был мёртв, Гекара была мертва, а Болас уже вовсю бесчинствовал в Равнике.

— А что с Враской? — спросила Кайя, отпуская Раля.

— Я пустил в неё молнию, которая должна была поджарить её до хрустящей корочки — но вряд ли могла испепелить её без следа. Раз нигде не видно её трупа, остаётся предположить, что она ушла в другой мир.

— Думаешь, она вернётся?

— Возможно, когда развеется дым от пожара, устроенного Боласом. Я надеюсь на это. И надеюсь, что сам доживу до этого момента. Я мечтаю лично прикончить её за всё, что она натворила.

— Раль.

— Она сама сделала свой выбор.

— Или Болас сделал его за неё. Мы с тобой оба знаем, на что он способен. Как легко попасть под его влияние. И как сложно потом обрести свободу.

— И всё же нам это как-то удалось.

Она не ответила, но другой голос произнёс: «Прошу прощения». Это была Лавиния. Она пришла в сознание и теперь стояла над телом Гекары. Раль сглотнул подступивший комок и с трудом выдавил из себя:

— В этом не было твоей вины. Да, Гекара погибла от твоей руки, но лишь потому, что тобой управлял Болас.

— Мне это известно, — ответила Лавиния холодно, словно закалённый страж закона, коим она была когда-то. — Я просила прощения не за то, что убила Гекару. Я просила прощения за то, что позволила приспешнику Боласа подчинить себя. За то, что дала Теззерету возможность прикрепить мне на шею устройство, благодаря которому дракон получил контроль над моим разумом.

— Ещё одна причина разделаться с ним, — сказала Кайя.

— Нам не нужны новые причины, — Лавиния отвернулась от Гекары и, казалось, сразу же забыла о её существовании. Она приблизилась к Маяку. — Вам всё-таки удалось включить эту штуку?

Раль встал рядом с ней перед огромным гудящим прибором и взглянул на его заблокированную и закодированную клавиатуру. — Ага, — ответил он. — Маяк должен призвать в Равнику мироходцев со всей Мультивселенной, чтобы они помогли нам справиться с Боласом. И ни дракон, ни его подручные не смогут его выключить. Чёрт возьми, даже я не могу его выключить!

— Надеюсь, ты прав. Десять гильдий никогда ещё не были столь разобщены, а местонахождение Живого Договора по-прежнему неизвестно.

Раль невольно пожал плечами.

— Может, хотя бы зов Маяка заставит эту важную шишку вернуться и спасти нас, — услышав в собственном голосе нотки горького сарказма, Раль нахмурился. В отношении Джейса Белерена он питал смешанные чувства, но вынужден был признать, что сейчас как никогда был бы счастлив его видеть. Заключённая в Белерене сила Договора Гильдий — «моё-слово-есть-магический-закон» — могла оказаться их последней надеждой в битве против Боласа.

— Боюсь, ему уже не успеть..., — раздался позади него голос Кайи.

Обернувшись, они увидели, что Кайя во все глаза смотрит на что-то сквозь разбитое окно с выражением благоговейного ужаса на лице.

— Почему? — спросил Раль. — Что там на этот раз?

Лилиана Весс сверлила злобным взглядом Никола Боласа, Старшего дракона, в прошлом Бога-Фараона Амонхета, в прошлом Бога-Императора множества миров Мультивселенной, а ныне — богами проклятого психопата.

Но он вовсе не замечал этого, и в конце концов она сдалась, разочарованно опустив взгляд.

Болас и его Первый подхалим Теззерет вместе творили довольно впечатляющее волшебство, поднимая землю у себя под ногами — и саму Лилиану заодно. Грубо и бесцеремонно они возводили нечто наподобие каменной ступенчатой пирамиды на краю площади Десятого района — прямо напротив Канцелярии Договора, в стенах которой размещался личный кабинет Джейса Белерена, его библиотека, жилая комната, а также его странные представления о том, что такое хорошо и что такое плохо. Новое сооружение было большим, массивным и монументальным — настоящий ночной кошмар эстета, совершенно не вписывающийся в ансамбль изящной и разнообразной архитектуры Равники.

А этот шум! Воздух наполняла какофония треска брусчатки, грохота от падения окрестных зданий и трения тяжёлых каменных блоков о тяжёлые каменные блоки.

И криков. Сегодня их будет много, можно не сомневаться.

Всеобщий диссонанс не ограничивался зримой частью мира; Лилиана была некроманткой, а не элементалисткой, но даже она могла буквально слышать, как сама земля негодующе вопит, протестуя против насильственной постройки этого каменного монстра.

Пока Теззерет усердно исполнял волю своего хозяина, солнечные блики играли на его доспехах и его полностью механической — и абсолютно ужасной — правой руке. Самую искусную и жестокую работу изобретатель проделал над самим собой. Ниже украшенной дредами головы он был скорее машиной, нежели человеком. Лилиана считала его отталкивающим. Болас — всего лишь полезным.

Когда пирамида достигла такой высоты, чтобы её было видно со всех четырёх сторон горизонта, Болас и Теззерет прекратили свои усилия. Лилиана посмотрела вверх и заметила там ангела в доспехах. Сверкнув венценосным шлемом в лучах утреннего солнца, тот резко застыл в воздухе, словно натолкнувшись на невидимую преграду, и стремительно полетел назад, доложить главнокомандующим Легиона Борос о том, что они уже и сами могли прекрасно видеть прямо из окон Дома Солнца за полрайона отсюда.

Возвышаясь над двумя своими приспешниками (потому что, подумала она, кто же я теперь, как не очередная приспешница Боласа?), дракон оглядел результат своей работы с дьявольской ухмылкой, которая исказила его морду и уплощённую голову, превратив их в оскал Смерти.