Она посмотрела на бессознательного Гидеона, руки которого превратились в два окровавленных куска мяса. Вокруг него всё было усеяно осколками Чёрного Клинка. При виде этого у неё задёргался глаз. Во рту пересохло. Всё тело охватил непонятный… зуд. По щеке скатилась капелька пота.

Нет, не может быть. Лилиана Весс не потеет, как какая-нибудь грязная кухарка.

Так что, видимо, это наконец-то была настоящая слеза. Но если так, о ком же она плакала?

Серьёзно? Я что, и правда собираюсь это сделать?

Похоже, что да. Несмотря на её полнейшую уверенность в том, что нарушение контракта будет означать для неё верную смерть, вокруг неё вихрем взметнулась тёмная мана.

Болас, поглощённый своей победой над Гидеоном и остальными недотёпами, не сразу заметил произошедшую в её душе перемену. Он приказал ей отправить Окетру и Бонту, чтобы те покончили с сопротивлением.

Он назвал их «дерзкими муравьями». Ничего, он ещё не видел настоящей дерзости.

Две оставшиеся Вечные богини не стали атаковать равничан или мироходцев. Не стали топтать этих муравьёв. Вместо этого они настороженно замерли. На самом деле, каждый вечный в Равнике прекратил сражаться и настороженно замер.

Теперь-то Болас обратил на неё внимание. ВЕСС, мысленно произнёс он, и единственный слог собственного имени ударил её в мозг, словно брошенный булыжник, заставив её отшатнуться на пару шагов. НЕУЖЕЛИ НАМ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НУЖНО НАПОМИНАТЬ, ЧЕМ ДЛЯ ТЕБЯ ЧРЕВАТО ЭТО ПУСТОЕ НЕПОВИНОВЕНИЕ?

Она проигнорировала его слова, и даже улыбнулась, когда Окетра, Бонту и остальные треклятые вечные дружно развернулись и зашагали к Николу Боласу.

Ей стало интересно, как Джейс это объяснит. Стало интересно, сколько времени пройдёт, прежде чем он осознает, что здесь происходит.

И пусть только попробует не оценить.

Но она твёрдо сказала себе, что делает это не ради Джейса, или Чандры, или Гидеона. Если бы их убийство могло освободить её, то неизвестно, как низко бы она уже пала, стараясь услужить Боласу. Но ей не суждено было стать свободной; теперь она точно это знала. А раз так, почему бы не насладиться последними оставшимися у неё мгновениями...

— Эй, Болас! — крикнула она, хотя прекрасно знала, что он и так читает все её мысли. — Тебе никто не говорил, какая у тебя на самом деле плоская башка? Знаешь, тебе повезло, что эти рога и эта твоя духовная гемма отвлекают на себя внимание людей, потому что я ни разу в жизни не видела настолько плоской башки! Я десятилетиями мечтала сказать тебе об этом: твоя башка очень, очень, очень плоская!

Лилиана почувствовала, что эта глупая попытка задеть Боласа за живое на кратчайший миг привела его в замешательство, которое сразу же сменилось непомерным презрением к её жалкой и бессмысленной выходке. Но всего на одну малюсенькую секундочку…

Чёрт возьми, это было весело! После такого и умереть не жалко. Почти…

Вечные маршировали к дракону. И расплата пришла незамедлительно. Не к нему, разумеется, а к ней. Её глаза и ладони полыхали лилово-чёрной магией, позволявшей ей командовать немёртвой армией Боласа. Но как только она нарушила условия контракта, вулканический жар начал растекаться по её татуировкам, которые вскоре превратились в трещины на коже, и огонь, пробиваясь сквозь них, принялся стремительно пожирать её изнутри и снаружи. Лилиана в буквальном смысле рассыпалась в прах. Она могла чувствовать это, видеть это, даже ощущать запах. Её одежда. Её кожа. Она была свидетельницей собственного распада.

Болас покачал головой — почти с жалостью, хотя она знала, что он нисколько не жалел её. Но её поступок он считал достойным сожаления, иначе говоря, жалким.

Его голос в последний раз прозвучал в её голове: НЕВЕЛИКА ПОТЕРЯ.

Он окружил себя лучистым ореолом чистейшей, незамутнённой магической энергии, не давшей Окетре и Бонту приблизиться к нему.

Лилиана изо всех сил старалась сохранить контроль. Если она продержится хоть немного дольше, то наверняка сумеет протолкнуть Вечных богинь сквозь заграждение дракона.

Нужно всего лишь касание… Одно маленькое касание… И они смогут высосать его, как он высосал столь многих за сегодня…

Но время неумолимо утекало. Лилиана Весс умирала, по собственной вине, ради не вполне понятной ей цели, чтобы помочь людям, — друзьям, — которые, возможно, перед смертью будут проклинать её имя…

Она почувствовала, как ей на плечо опустилась чья-то ладонь. Почти решив, что это какой-то отбившийся вечный, отправленный Боласом за её Искрой, она обернулась.

Это был Гидеон, истекающий кровью из ран на обеих руках, но всё такой же высокий, и привлекательный, и улыбающийся ей.

Она увидела, как он распространяет на неё свою неуязвимость, укутывая её с головой.

Нет, он не распространяет её... Он отдаёт её.

Она поймала себя на мысли: Стой. Если ты это сделаешь, то взамен примешь мою ношу — без всякой защиты. Это убьёт тебя. А тебе нельзя умирать. Ты — тот единственный человек, которому ни в коем случае нельзя умирать.

В ответ он снова улыбнулся и покачал головой. Можно было подумать, что он внезапно превратился в Джейса, настолько ясно и чётко звучали его мысли в её голове: Многие умерли, пытаясь остановить Боласа. Позволь мне быть последним.

Гидеон, прошу...

— В этот раз я не смогу стать героем, Лилиана, — прошептал он. — Но ты сможешь.

Лилиана засияла неуязвимостью Гидеона — чистым белым светом, который остановил её распад, собрал её воедино, наполнил её и вновь сделал целой.

Взамен чёрная смертоносная магия её нарушенного контракта поползла вверх по руке Гидеона, переходя к новому владельцу. Её татуировки засверкали на иссечённой коже его рук. Он загорелся, осыпаясь хлопьями, совсем как Лилиана всего несколько секунд назад.

Пусть это будет не напрасно, сказал он, или подумал, или она не знала, как это назвать.

Оглянувшись через плечо, с лицом, теперь уже точно мокрым от слёз, она кивнула ему — а может, только хотела кивнуть.

Позади неё умирал Гидеон. Хотя ей едва ли было знакомо сострадание, Лилиана могла чувствовать его боль... Он запрокинул голову, закрыл глаза и ЗАВЫЛ…

Гидеон запрокинул голову, закрыл глаза и ЗАВЫЛ… а потом перестал.

Боль внезапно исчезла. Вокруг наступила тишина. Нет, не совсем тишина. Звуки битвы, чародейства, смерти и разрушений смолкли в его ушах. Но он мог слышать птичий щебет. Рулады сверчка. Журчание ручейка. Из всего этого складывалась чарующая мелодия.

С опаской приоткрыв глаза, он посмотрел на свои ладони, на свои руки. Он был цел и невредим. Не разлетался хлопьями, как всего пару секунд назад. Даже не истекал кровью. Куда-то пропали осколки Чёрного Клинка. Пропали татуировки Лилианы.

Он взглянул на свою одежду. Его доспехи тоже пропали, и им на смену пришла одежда Тероса, его родины.

Он огляделся по сторонам. Это была вовсе не Равника.

Я в Теросе!

Вокруг раскинулись теройские поля, а за соседним холмом виднелся город Акрос. Прохладный ветерок остудил его лоб и согрел сердце.

Я что, переместился сюда? Нет. Мне бы помешало Бессмертное Солнце.

Это воспоминания?

Но он не ощущал себя снова юным. Напротив, никогда ещё он не ощущал себя таким старым, как сейчас, измождённым и дряхлым — но почему-то позабывшим о боли. А шрамы на его руках? Некоторые из них появились ещё в Теросе. Но среди них был и один большой, заработанный в Амонхете, а также несколько совсем новых, оставленных осколками.

Нет, это не воспоминание. Это моё настоящее. То, что от него осталось.

Он почувствовал их раньше, чем увидел. Они возникли как будто прямо из солнечного света, из журчания ручья, из дуновения ветерка. Его Ополченцы.