Поселок возле карьера, где копали сланец, поначалу хотели назвать Шахтерском, но после того как Екатерина Алексеевна высказалась в том плане, что «правильнее его тогда называть Карьеристом», он получил название (и статус) Заречного района города. Ну да, он же за рекой Сызранкой располагался…
Вероятно острая нехватка любых энергетических ресурсов, которую испытывали учительницы в первые года свое жизни в третьем веке, привили бережное отношение к любой энергии и детям с внуками, поэтому тепло, потраченное на пиролиз сланца, тщательно рекуперировалось и получаемым из секции охлаждения золы паром неплохо так крутился полумегаваттный генератор. На каждой печи крутился, так что вопросы строительства новых отдельных электростанций в бурно растущем городе даже не поднимался.
А вопрос благоустройства города если и поднимался, то исключительно среди местного населения. Причем поднимался он несколько своеобразно: жители разных улиц чуть ли не еженедельно подавали в горсовет петиции с требованиями именно их улицу заасфальтировать в первую очередь. Такие требования появились потому, что среди всего прочего сланцевый завод ежедневно выпускал еще почти пятнадцать тонн асфальта, но он пока что большей частью отправлялся в другие города. Не потому что «Москве нужнее», а потому что в городе пока еще не было своего асфальтобетонного заводика, а в двух уличных котлах при всем старании дорожных рабочих больше пары тонн смеси в сутки изготовить не получалось…
Самым же заметным достижением городских специалистов были как раз установки с твердым теплоносителем, которые за год с небольшим на сланцевом заводе довели до совершенства. То есть не до «абсолютного совершенства» конечно, но после многочисленных поломок все, что в установке могло сломаться, было переделано и исправлено — так что на берега Наровы похожие установки поставлялись теперь в полностью работоспособном виде. Похожие по принципу работы, но по размеру заметно сызранские превосходящие: на первую очередь Ивангородского завода шли установки суточной мощностью по полторы тысячи тонн. А так как сланец, который собирались в Ивангороде перерабатывать, был «гораздо лучше» сызранского, генераторы там ставились мощностью уже по двадцать четыре мегаватта.
— Я вот чего не понимаю, — поинтересовался Афанасий Корочев у Гриши Кабулова, — если в Баку мы можем нефти впятеро больше добывать, то зачем нам гнать бензин из сланца? Ведь он получается раза в три дороже. К тому же и качество его не очень высокое, даже для грузовичков его нужно обязательно со спиртом мешать.
— Афоня, тебе что, работа не нравится?
— Нравится, но я не понимаю…
— Откровенно говоря, у меня тоже некоторые сомнения имеются, но я, скорее всего, какие-то детали не доучитываю. В работах Лидии Петровны написано, что нефти на всей земле, если по энергии пересчитывать, раз в сто меньше чем угля. Или даже в тысячу раз — а вот по сланцу запасы превышают даже угольные в сто раз минимум. И в результате получается не то, чтобы дороже… то есть, конечно же, дороже — но мы таким образом экономим нефть для уже наших потомков. А у Веры Сергеевны Никитиной было сказано, что жечь нефть вообще разорительно, так как из нее можно сделать очень много такого, что из другого сырья выйдет в десятки, в сотни раз дороже. И мы пока тратим нефть на топливо лишь потому, что у нас нет хороших технологий делать топливо из другого сырья. Вот ты придумал как из сланца бензин делать — и тем уже сэкономил очень много полезной нефти…
— Это не я придумал.
— Голубев только общую идею придумал, а в железе всё ты выстроил. И именно ты придумал куда лишнее тепло девать, так что не красней как ясна девица.
— Я не краснею, просто на нефтезаводе я был, там — по сравнению с любым цехом УТТ — просто яблоневый сад. А у меня в цеху, как его не вентилируй, температура за сорок градусов и грохот как под мотором у «Орла».
— А ты… я вот что подумал: ты аккуратно распиши на бумажке весь процесс управления своими установками. Что, когда и почему нужно делать и что никогда делать не надо. А потом с этой бумажкой отправляйся в институт Кёнига. Поговори с ними, скажи, что в план я им этот проект поставлю. У них сейчас очередная победа светлого разума над темными силами природы случилась: с ребятами из института Ксении Андреевны они соединили свой компьютер с фрезерным станком. Так пусть соединят его и с твоей УТТ, а сланцевики пусть не по раскаленному цеху бегают, а сидят в уютной диспетчерской с кондиционированным воздухом…
Весной триста пятого года три старушки сидели на огромном балконе «дома на Котельнической», рассматривая панораму раскинувшегося внизу города. Лера с гордостью рассказывала собеседницам о своем последнем достижении:
— А я сама дошла до площади, посмотрела на стройку. Честно говоря, совсем не ожидала, что Дом правительства там быстро построят.
— Ну уж быстро, уже скоро третий год пойдет, — ответила Брунн, — вот у меня в городе любой дом за полгода ставили!
— Ага, в Бруннштадте самый высокий дом, если я не путаю, это трехэтажная ратуша, — ехидно прокомментировала ее высказывание Вика.
— Пятиэтажная! И с башенкой!
— А тут семнадцать без башенки, и этажи раза в два выше. Впрочем, плевать, меня больше радует что в Александрове музыкальную фабрику закончили, наконец, строить. Жалко, что Киан завершения этой эпохальной стройки уже не застал…
— Сашка говорила, что он после того, как Лемминкэйненовна ушла, очень быстро сдал. Хотя — он сам дочери об этом рассказал — всю жизнь боялся, что Кати его усыпит как старого кота…
— Зато все же успел сделать на фабрике рояль. Я тогда в Александров ездила, он больше всего боялся, что не успеет послушать как рояль звучит. А то, что теперь завод сможет делать не один рояль за два года, а полторы сотни в год, уже не принципиально.
— А из чего их делать?
— Киан с детства с деревом работал, еще мальчишкой мог по звуку бревна определять годится оно для постройки лодьи или нет. Вот он нужных бревен и запас немного, рояльной фабрике лет на десять этих бревен хватит. Ему римляне елок из альпийских лесов много натаскали…
— А зачем из альпийских? Наверное в Рудных горах елки не хуже, но гораздо дешевле.
— Хуже. В смысле для роялей хуже. Кто нам рассказывал про римский климатический оптимум? Для музыкальной ели сейчас даже в Карпатах слишком тепло. Правда ребята приволокли кучу ёлок с полярного Урала, но даже чтобы попробовать нужно лет десять их сушить. Бук с Кавказа привезли, там много давно уже нарубленной и хорошо выдержанной древесины нашлось…
— Они специально для роялей её там запасали?
— Хуже. Они там из белого бука стропила в своих саклях ставили. Сосну хорошую тоже со старых домов в Александров привезли, из нее Север много домов понастроить успел. А слоновую кость притащили, сколь ни странно, непосредственно с Берега слоновой кости — Вика при этих словах широко улыбнулась.
— А где смеяться? — Брунн окинула учительницу музыки «подозрительным взглядом».
— Ребята Али, когда плантации какао закладывали, выяснили, что там живут только пигмеи, причем их очень мало. И как раз эти пигмеи — суровые охотники именно на слонов. А слоновая кость у них — отходы, ее там уже готовой буквально кучи валяются, так что эфиопы ее сразу полные трюмы «Богатыря» притащили.
— Ограбили бедных пигмеев?
— Никто их не грабил. Они сами сказали, что «кости можно забирать». И им от нас — ну или от эфиопов — вообще ничего не нужно. Ребята с плантаций какао говорят, что пигмеи иногда приходят, сообщают где они очередного слона завалили — и всё. Единственное, что они у наших берут, да и то не всегда — это стальные наконечники для своих стрел. Даже ножи брать отказываются, говорят, что железо плохо пахнет и распугивает зверей.
— Забавно, вот уж никогда не думала, что пигмеи такие… бескорыстные.
— Не совсем бескорыстные: когда они очередного слона уконтрапупят, то начинается соревнование между ними и прочими хищниками на тему кто слоника быстрее схарчит. А наши парни за костью приходят с карабинами, так что львам и прочим гиенам объесть пигмеев не получается. Слонов-то они не массой давят, а отравленными стрелами утыкивают, так что пока слон подготовится к разделке на мясо, наши уже подъехать успевают. Поэтому польза там выходит обоюдная.
