«Не перестаю думать о Хаджи-Мурате», — писал Лев Толстой. Гамзатов не переставал думать о Махмуде и его трагической судьбе.

Сын углежога, он влюбился в прекрасную Марьям, дочь богатых родителей. Он называл её Муи и посвящал избраннице своего сердца стихотворение за стихотворением. Стихи его её волновали, но Муи была замужем, и любовь Махмуда оставалась безответной. Надеясь избавиться от мучительного наваждения, Махмуд отправился на войну. Храбро воевал в Дикой дивизии, писал, как Сирано де Бержерак, стихи за сослуживцев к их возлюбленным, оставшимся в Дагестане. Ему это было нетрудно, потому что он писал о любви, разрывавшей его собственное сердце.

Однажды, после боя, он почти настиг уцелевшего австрийца, но тот укрылся в костёле. Когда Махмуд ворвался туда, случилось чудо. Австриец молился у образа Девы Марии, а Махмуд, ошеломлённый сходством Марии с его Марьям, замер. Любовь Махмуда сохранила австрийцу жизнь.

Когда Махмуд вернулся на родину и увидел Муи, он воспылал ещё большей страстью.

Мужа её уже не было в живых, но отдать Муи за Махмуда родственники отказались. Он не терял надежды, писал новые стихи, пел о своей любви, не страшась угроз. Говорили, что Муи отвечала ему взаимностью, но их отношения покрыты тайной. Известно лишь, что однажды ночью он её похитил. Но когда стало ясно, что ей не отдадут детей, если она станет женой Махмуда, она вернулась домой.

Жизнь его превратилась в муку, его подвергли экзекуции плетьми, требуя отказаться от любовных стихов. Но он продолжал воспевать свой идеал. В Гражданской войне он не участвовал, братоубийство было противно душе поэта. Он был убит в духане, выстрелом в спину. Он боролся за любовь словом, а в ответ летели пули.

Узнав об этом, безутешный отец сжёг чемодан с его рукописями: «Горите, проклятые стихи! Это из-за вас погиб мой сын!»

Поэзия Махмуда стала для Гамзатова очищающим откровением, бесконечным путешествием в чудесный мир поэзии. Махмуд был проводником Расула, его Вергилием в Царстве любви, где нет ничего дороже самой любви. Махмуд писал:

«Махмуд не поёт с нами песни сегодняшнего дня, — писал Расул Гамзатов, — но то, что он успел спеть, для нас стало сокровищем. Его жизнь, его личность, его эпоха вызывают с каждым годом всё больший интерес, но прежде всего он интересен нам как поэт, как певец. Сейчас каждая строчка Махмуда, каждое сравнение, каждый эпитет, каждая метафора, замечательная аллитерация его поэзии, его утверждение, его отрицание являются предметом изучения и дискуссий... В нём бурлит раскалённая докрасна лава страстей, чувств, которые выплёскиваются лишь отлитыми в слова, в слова нестёртые, живые».

Песни Махмуда стали классикой, их поют и сегодня. О нём говорят: «Серебряный череп, а мозг золотой». То, как народ любил своего поэта, Гамзатов увидел, когда ещё учился в Буйнакске, а позже описал в одной из своих статей. Случилось так, что московские студенты, подрабатывавшие переводами на русский язык писем из Дагестана в центральные органы, увидели необычное ходатайство о помиловании. Осуждённый на пять лет за кражу просил о снисхождении, а в его анкете было указано, что в своё время его осудили на три месяца за убийство поэта Махмуда.

«Студенты возмутились. Как же так? — писал Расул Гамзатов. — За то, что человек воровал, он приговаривается сейчас к пяти годам лишения свободы, а за убийство Махмуда в то время ему только три месяца дали. Написали студенты в Верховный Совет. Это было в 1938 году. Верховный Совет СССР обратился в Союз писателей: есть ли такой поэт в Советском Союзе? Союз писателей ответил, что в списке членов Союза писателей Махмуда нет. Тогда обратились к знатоку Кавказа Николаю Семёновичу Тихонову, который подробно объяснил, кто такой Махмуд, какой он популярный, какой великий певец. Несмотря на то, что со времени его убийства прошло 19—20 лет, дело возвратилось в Дагестан. Надо наказать убийцу Махмуда. Этот суд происходил в Буйнакске. Весь народ собрался. Не знаю, ходили ли так в театр, как на этот суд. Пришли певцы, учёные, земляки, крестьяне. Я учился тогда в педагогическом училище. Это была настоящая дискуссия. Защитники убийцы, которые официально его защищали, повторили ошибочное мнение о Махмуде, что он был только поэтом любви, оторванным от политики. Подумаешь, пел о Муи, только об одной женщине пел, из-за того его классиком делают. Сегодня мы можем убедительно сказать: Махмуд — поэт и гений! Даже если бы он писал только о Муи, он был политически зрелый поэт для того времени. Что такое о Муи петь, горянку возвышать, с самыми лучшими словами к женщине обращаться? В то время это была храбрость и за это платили жизнью».

Гамзатов высоко чтил Махмуда, его «горящего сердца пылающий вздох». Стремясь к высотам его поэтических откровений, Гамзатов создавал свой мир чудесной, вдохновляющей, очищающей душу любви, которая ещё покорит всю страну.

В беседе с Далгатом Ахмедхановым Расул Гамзатов говорил: «Предмет любви у меня есть, но холст сейчас остаётся чистым. Я недавно исписал о любви Махмуда три тетради, но остановился, поняв, что лучше самого Махмуда сказать о ней не смогу. А ведь у него была потрясающая любовная история, ничуть не менее интересная, чем у Ромео и Джульетты, Лейли и Меджнуна, Тахира и Зухры. Может, нельзя было и ставить перед собой такую цель...»

Это было сказано позже, а тогда Расул Гамзатов писал поэму, которая должна была стать продолжением богатой традиции аварской лирики.

В стране происходили удивительные события. Атомный ледокол «Ленин» взламывал льды. Был запущен первый в мире искусственный спутник Земли. В горах он был виден невооружённым глазом — среди сияющих россыпей звёзд двигалась яркая точка. Мир поразился неожиданному научно-техническому прогрессу СССР. Сегодня — спутник, завтра — ракета. Холодная война перерастала в гонку вооружений.

Хрущёвская «оттепель» продолжалась. В Москве прошёл VI Всемирный фестиваль молодёжи и студентов, на котором парни и девушки со всего мира посмотрели в глаза друг другу и пожали руки.