После больницы? Когда она там побывала?
Эма, над такими вещами смеются только очень грубые люди…
(Ах, он не знает… он ничего до сих пор не знает… что Райла… что доктор Райла сказал мамане… пусть!)
Над этим не смеются.
Смеются над чем угодно.
Только не над болезнью, Эма. Элементарная порядочность требует…
А, ты опять… Ну, а я, я?! Не больная?! Только вы того не видите… Не хотите видеть… Вам и дела нет…
Тем более, Эма, пить и курить… шататься по ночам…
А это уж не ваше дело! Не ваше, не ваше!
Чье же? Не наше, тогда чье? И что тогда наше? И что не наше? Или ты не здесь живешь?
Хочу и живу… Пока хочу — живу…
Тогда давай побережем друг друга… ладно? Будем людьми. Раз уж живем все вместе… Давай стараться, чтобы всем было лучше…
Ладно, папаня, шел бы ты лучше спать. Еще простудишься… тогда правда черт знает что… Будешь, как маманя…
Молчи, молчи, дрянь! Связалась с какими-то подонками!..
Подонками?! Почему моих друзей называют подонками?
Друзей? Разве такие могут быть друзьями?
Да, да! Могут! И еще как! Это мои самые лучшие друзья. И мне с ними нравится. Ты понимаешь: нравится! Они меня уважают и понимают. Не то что вы… И они меня никогда и нигде… не то что вы друг друга…
Не предадут — отец подхватил слово — даже не произнесенное, то, которое витало где-то вблизи нас, просвистело, и он поймал его на лету, как стрелу. — Не предадут?
Да, да! Именно!
Ты очень ошибаешься, Эма!.. — Отец вздохнул, протяжно и глубоко, вздох перешел в зевок, и я поняла, как тягостен ему наш ночной разговор: не только мне, но и ему; но ведь не я затеяла… — Такие друзья, как твои, Эма… на каждом, детка, шагу…
Неправда!
Ах, Эма… — папаня махнул рукой. — Ничего ты еще, детка (дурацкое словечко из детства — из времен «Черного котика»), не знаешь… ни о предательстве, ни… Ты еще только начинаешь жить, а мы с мамой, может быть… Ты их не знаешь… совсем не знаешь…
Кого это? Людей? А вдруг мы все и всю жизнь только и стараемся их узнать?.. Может, это — только это одно, папа, — и составляет смысл нашей жизни…
Не заговаривай мне зубы! Ты еще не знаешь своих дружков-приятелей… свою «кодлу», как ты выражаешься…
Ого! Да ты, оказывается, у нас грамотный!
Поверь мне: это грязь, хоть они и превозносят тебя — ах, какая знающая… многоопытная!.. А что ты знаешь? И о чем? И какой прок от твоего знания? От твоей понятливости? А они нахваливают, и тебе кажется, что это уже правда!.. Что ты в самом деле звезда — если не кино, то, во всяком случае, звезда своей паршивенькой компашки, где…
Где действительно лучше, чем здесь! Чем дома. Чем с вами… И вообще откуда эти странные мысли: мне кажется! Ничего мне не кажется, я и не думаю об этом. И думать не собираюсь. Живу, и все. Живу как человек. Почти как человек, так как мне мешают… Вы мешаете… И я вовсе не хочу, чтобы мне кто-то кланялся… Я и сама ни перед кем пресмыкаться не желаю… Мне не надо, как тебе, чтобы все плясали вокруг… будто перед шахиншахом…
Ведь мы говорим о тебе, Эма…
Не нравится, да? А мне, думаешь, нравится? Но раз уж ты начал весь этот разговор, то будь любезен выслушать: ты любишь, чтобы все подлаживались под тебя и там, в редакции, и мама… Твои покорнейшие сотруднички и верная супруга… эта бедная несчастная женщина… эмансипе!.. Но учти: я — не она! И не твоя подчиненная! Мне, папаня, на тебя наплевать! И не просто — сто, тыщу раз наплевать! Миллион!
Ты что, совсем пьяная?
Нет! Нет! Мне противно с вами! Гадко! Скучно! Меня тошнит от вас! От тебя, от твоего вида! Не хочу здесь жить! Учиться не хочу! Мне здесь все обрыдло! И ваше притворство тоже! Вы и друг друга ненавидите, я знаю! Ждете — каждый ждет, когда помрет другой!
Даже затопала ногами. В голове сделалось странно легко и пусто. Я сказала. Все. Как будто все, папаня.
А он? Что он тогда сказал мне?
Что ж, — проговорил он неожиданно спокойным голосом, и это подействовало так, будто меня схватили за горло. — В таком случае, Эмушка, пожалуй, куда-нибудь?.. Где не так противно… и гадко…
Выгоняешь?
Просто предлагаю выбрать. Зачем терпеть и задыхаться…
И уйду! И уйду! К черту! К черту! Плевать мне! Плевать на все! Понял? Плевать! Когда забирать вещи? Сейчас? Или попозже, когда будет светло? Что же ты молчишь? Говори! Когда?
И вот хлопнула дверь спальни. Мрачно, грозно. Как всегда в таких случаях. Как все эти пять лет.
Иди спать!.. — крикнула маманя, визгом провизжала, буравя мозги. — Ты, ты, упырь! Ты, ты, ты… не она! Ты виноват, ты! Ты погубил девочку! Всех погубил! Сломал, как хворостинку! Растоптал! Ты… сломал меня, а теперь ее! Теперь дочь! Ах, скорей бы умереть!.. Скорей, скорей!
И она в самом деле упала на пол, бедная моя маманя, прямо в коридоре, где мы так изысканно беседовали, такой вполне идиллический семейный совет; отец вроде бы не на шутку струхнул, кинулся ее поднимать, искать таблетки; я закрылась у себя в комнате.
Ладно! Я стала вытряхивать из шкафа свои тряпки. Уйду! Хотя бы к Лайме или Рецате, ведь к Вирге нельзя, не пустят»; та только прикидывается самостоятельной и современной, а что она без предков, без своей шик-мамаши, на которую и не взглянешь, если ты не в солнечных и не в дымчатых очках! Ну и дура, скажет Вирга, кто тебя будет одевать? На что будешь жрать? Не бог весть что и у Дайвы, кадушки дубовой, небось зубы на полку; ну, а чуваки наши хороши, когда можно гульнуть, тут папаня прав, на то, что ты сама выцарапала у дражайшей «на чулки», «на шампунь», «на косметику», на худой конец даже «на венок» (допустим, к похоронам родительницы бывшей одноклассницы — знаете, всем классом…), а если что-нибудь посерьезнее…
Например, в тот последний раз, когда она чуть не пятеро суток… Какой это был кошмар! Первым делом, конечно, к Виргусе; и сошло, мамаша даже кусок торта выдала; а после, когда они прокрутили чуть не три длиннющих пленки и искурили две пачки «Таллина» (Вирге разрешают курить, поскольку и ее мамаша курит) и когда ящик раскалился так, что не дотронешься, — эта дамочка, сударыня Шалнене, стала самым бесцеремонным образом вторгаться в комнату (между прочим, откуда это Лизи нахватала столько фоток pop, rock, country и даже disco ансамблей, все стенки облепила) и поглядывать демонстративно на часики-сердечко, подвешенные на цепочке на ее весьма жилистой шее, пока наконец не объявила, что бедняжке Виргинии завтра опять рано вставать, так что… «Ну, знаешь, mother, — зашипела Лизи, — завтра мне к трем!» Но особенно не воевала (смела она только с нами) и, несмотря на все свое огорчение, живенько выпроводила меня за дверь. «Понимаешь, папаша скоро завалится из кафеги… с венгерскими издателями… извини, а?» Извиняю, подумала я и двинула к Ренатке — из русской группы, с кошачьими глазами, с фака ее выперли, так что она ютилась у бабки (не ехать же обратно в Зарасай); ну и язва эта Ренаткина бабка — захлопнула дверь перед самым моим носом, даже не поинтересовалась, зачем я пришла, будто станешь без дела переться к ним туда… У Лаймы (чуть не в Белой Ваке) как раз находился ее поклонник (и как будто устроились они надолго), так что, само собой, еще одной даме (то есть мне) места не было («Диван, Эмка, всего один, а знаешь, моя хозяйка…»). Дайвы просто не было дома. Ее старик, весь в щетине, как кактус, вышел, переваливаясь точно утка, что-то промурлыкал насчет зеленой руты, видик у него был такой, что пускаться с ним в разговоры было пустой тратой времени, да и не останешься же с ним… Кое-как проскочила в общежитие, переночевала на одной койке с какой-то математичкой из Адутишкиса, которая храпела, брыкалась и все кликала Джима — я не поняла, собаку или так звали ее чувака; поспать не удалось, и часов в семь я оттуда смылась… А потом…
Стоит ли вспоминать, что творилось потом: что я ела, что пила, где и на что… Главное — на что, так как рябчики все вышли (да и было их рубль да полтора мелочью), а стрельнуть у кого-нибудь… «Что ты, золотая моя, — промямлил Чарли, и глаза у него сделались очень жалобные, — еще не получил за халтуру! Должны платить, а зажимают…» «Может, в субботу… — прогнусавил Танкист и томно закатил глаза. — Выставим на рынок бабусю с капустой…» «На хлеб и кефир, вот и все… — лепетала Дайва, а испугалась не на шутку, когда я все же изловила ее. — На прошлой неделе просто утопали в деньгах, а сегодня вот… Что ты, старик все прозюзюкал до последнего центаво…»
