Бек вошел в комнату, где его ожидали писец Магакия и оружейники. Те мирно беседовали, но при его появлении тотчас вскочили с мест. Редко видел Магакия Верховного властителя таким разгневанным. Бек дал знак, чтобы оружейники вышли; они тут же удалились. Глянув на смертельно испуганного Пхиндз-Артина, Магакия понял, что случилось нечто страшное.
— Ну! — задыхаясь, загремел Бек. Его трясло.
— Прости, — застонал Артин и тяжело опустился на колени. — Пощади слугу твоего, ошибся. Я не отступник.
— А дети твои? — закричал Бек. — Ты сделал их персами? Убил язык армянский?
— Каюсь, каюсь! — оправдывался Артин. — Они должны стать купцами, господин мой, не то…
— Молчи! Отступник! Языком держится нация, только языком!.. Землю у нас отняли, но мы остаемся армянами благодаря языку. А ты что делаешь? Убиваешь язык наш, предаешь свой народ?..
Бек все не мог успокоиться. Артин только молил о прощении.
— Мы льем кровь, чтобы сохранить незапятнанным дух армянский, а ты изводишь наш заветный язык, плоть свою поганишь? — вновь крикнул Бек в безудержном гневе. — Именно этого и желали нам вороги наши Шапух, шах Аббас…
Стоявший неподвижно Магакия уже чуял запах крови — того и гляди, Бек ударит Артина. Но нет. Этого не случилось. Он опустился на диван. Помрачнел, подобно небу, рождающему громы. Его удерживали не традиции гостеприимства. Имелись другие причины. Ведь Бек прибыл сюда, к этому заплывшему жиром Артину, который один понимал толк в добыче меди и вносил в казну немалые налоги, с тем чтобы наладить литье пушек и изготовление ружей. И добычу меди следовало увеличить…
— Подыми голову, — наконец заговорил Бек чуть мягче. — Хочу знать, кто учит твоих детей, — какой-нибудь армянин, предавший нацию?
— Нет, учитель у меня перс, — несмело ответил Артин.
— Вот как? — ядовито засмеялся Бек. — Я изгнал персов, а ты держишь у себя врага нашего? О скольких ты головах? Немедля гони его из земли моей! Иначе повешу тебя, клянусь могилой матери, повешу… Сегодня вы позабудете язык свой, завтра — веру, а потом и родину и то, что вы армяне. Станете чужестранцами и сгинете с лица земли. Веками происходило такое, но больше так быть не должно… О нет!
Прошло много времени, прежде чем Бек несколько успокоился. Он направил одного из своих ратников в Татев с просьбой, чтобы епископ Оваким прислал приличного учителя для воспитания детей Пхиндз-Артина.
Еще не рассвело, как Давид-Бек вызвал оружейников. Они явились отдохнувшие, в новых одеждах, приободрившиеся. Сердце Бека наполнилось радостью, хотя лицо по-прежнему оставалось хмурым. Пригласил оружейников сесть напротив, на тахту. С минуту о чем-то думал. Затем наклонился к ним поближе, будто собирался поведать великую тайну:
— Вы должны лить для меня пушки. Услугу вашу буду вечно помнить. Что скажете на это?
— Лить пушки, тэр Давид-Бек, это наше ремесло, — ответил Врданес. — Дай нам только место и помощников.
— Такие пушки, которые можно было бы возить на верблюдах и мулах.
— Сможем.
— Потом будете лить и большие, чтобы перевозить на арбах. Не всегда нам жить зажатыми в горах. За перевалом Вайоцдзора лежит Араратская долина…
— Да исполнит господь твои желания! — У Врданеса засверкали глаза.
Позвали Пхиндз-Артина. Тот вошел, боязливо втянув плечи. Смиренно поклонился. Бек не ответил на приветствие, недовольно спросил:
— Прогнал перса?
— Да, да, тэр Верховный властитель, я выпроводил его, — поспешил с ответом Артин.
— Хорошо сделал. — Бек встал. — Хочу осмотреть твой дом, твои кладовые с медью. Веди.
Во дворе навстречу им двинулись, злобно рыча, сытые, большеголовые собаки. Где-то вскрикнул фазан. Бек взглянул на небо. На востоке светился молочно-белый горизонт. Словно кто повязал верхушки гор белой лентой.
Показав многочисленные комнаты, мараны[26] и кладовые, Артин ввел Бека в большое полуподвальное помещение с широкой дверью и высокими окнами. Здесь всюду высились сложенные один на другой толстые, длинные листы литой и формовой меди. Было их очень много. Глаза у Бека засверкали. Он трогал куски меди, ощупывал рукой мешки с купоросом и серой. Наконец остановился посреди помещения и спросил оружейников:
— Ну как, удобное тут место?
— Подходящее, — кивнул Врданес.
На улице уже вовсю щебетали птицы. Светлая полоса на востоке разошлась, подобно молоку в воде. Небо становилось бледно-голубым. Бек присел на один из камней у стены.
— Эти достойные уважения люди останутся здесь и будут работать в твоем доме, — заговорил Бек, не глядя на хозяина, протянув к нему руку.
— Место им — в очах моих, — с готовностью откликнулся Артин, все еще не постигая намерений Бека.
— Варпет[27] Врданес и его товарищ начнут здесь лить пушки, — продолжал Бек.
— Что? — вытаращился Артин.
— Пушки.
— Господи боже, вроде бы мы не в Амстердаме и не в Генуе.
— А там что, боги живут? — жестко спросил Бек и внушительно продолжал: — Эта хоромина в твоем дворце, Пхиндз-Артин, с сегодняшнего дня принадлежит достойному уважения варпету Врданесу и его помощнику Владимиру Хлебу. Люди они нетребовательные. Кормить их будешь всего три раза в день. Утром — жареная курица и масло, в полдень — шашлык из барашка, плов и кувшин вина, вечером обойдутся черным кофе и свежим мацуном. Думаю, Пхиндз-Артин не так уж беден и оделит своей кухней не только варпета Врданеса и Владимира, но и тех тридцать подмастерьев, которые станут им помогать.
— Я и вправду не беден, тэр Давид-Бек, но мои караваны должны возить медь в чужие земли.
— В какие? — резко спросил Бек.
— В Тавриз и Константинополь.
— Тавризский шах Тахмаз ячмень для своих коней и воинов купить не в состоянии — ворует в соседних деревнях. Как ты не поймешь, Артин, что шахская казна пуста, подобно марану последнего лентяя? Так знай же: посмевший вывезти из земли Армянской в Константинополь хотя бы единую колючку будет сожжен на костре.
— С кем же мне торговать, тэр Давид-Бек? — недоуменно спросил Пхиндз-Артин.
— Путь наш теперь — в Шемаху. Он пока закрыт, но скоро откроется. Там будут армянские и русские купцы. Твою медь надобно переплавить на пушки, а все лишнее можешь продать в Россию. Только туда!
Пхиндз-Артином вдруг овладела такая тоска, словно скончался родной человек. Ограбить его хочет Давид-Бек или все же уплатит за медь? А расходы на тридцать два человека? Кормить такую ораву, да еще курами, шашлыком, вином и маслом! Избави боже! «Разорит меня… Пустит с сумой по свету», — горько размышлял Артин. Однако молчал из страха. Давид-Бек распорядился, чтобы Артин передал Врданесу для работы в мастерской тридцать человек из своей прислуги. Хозяин дома готов был рвать на себе волосы. Неведомо, что бы случилось, если бы в середине дня, покончив с обедом, Давид-Бек не сказал ему:
— Товар твой я буду покупать по цене, которую ты мог получить в чужих городах. За мастерскую и за еду людей моих тоже заплачу. Внакладе не останешься…
Настроение Артина сразу поднялось. Вначале ему показалось, что он ослышался, но, когда Бек обстоятельно объяснил, по какой цене он станет брать у него медь и что будет платить за своих людей, Артин совершенно успокоился и, поклонившись Беку, произнес:
— Ты справедлив, как Христос, тэр Давид-Бек. Всегда могуществен государь, который поощряет промышленных людей и способствует процветанию торговли. Опирайся на купцов, они были поддержкой всем тронам. Так было и так будет вовеки…
Пхнндз-Артин надивиться не мог энергичности Давид-Бека. Откуда он выписал этих оружейников, как додумался до литья пушек? Радовало и то, что Бек не только не обездолил его, но еще и дал возможность увеличить добычу меди. Теперь можно было открывать новые рудники, создавать новые плавильни. «Хитер Верховный властитель армян, — подумал Пхиндз-Артин и перекрестился. — Ум как у кесаря, долгие ему лета. А этот учитель-персиянин… Ох, сколь же я опозорен. Не послушался жены, призвал инородца, и вышло на смех всем…»