Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Я желаю здоровья и много радостей имениннице.

Сидевшая напротив девушка поднялась и, скрестив на юной груди обнаженные руки, поклонилась.

— Это моя Егине, — сказала с гордостью госпожа Гайкандухт. — У нее ум что море и скромность ягненка. Сегодня ей исполняется четырнадцать лет.

— Да живет она счастливо, не ведая зла и боли, — пожелала Гоар.

— Аминь, — откликнулись дамы.

Гусаны заиграли на своих инструментах. Одна из девушек взяла в руки лежавшие на подушке бубны и стала ударять по ним тоненькими пальцами. Егине, подняв голову и осторожно ступая по ковровым цветам, начала танцевать.

А Гоар, глядя на это нежное, порхающее подобно бабочке создание, с ужасом подумала: «Боже мой, завтра это беззащитное существо может попасть в руки туркам, и какой-нибудь аскяр завладеет ею и растопчет, как растаптывают валяющуюся на дороге лилию». Она вздрогнула от собственной мысли, налила себе вина и, подняв чашку, упавшим голосом произнесла:

— Достопочтенная госпожа и милые мои сестры! Выпьем за наших храбрых мужчин — защитников отечества нашего. Вселяйте в них своей нежностью и красотой силу и мужество, чтобы ни один враг не смог коснуться ваших покрывал. Поддерживайте верность святому единству и сплочению, если не хотите, чтобы вы оказались обесчещенными.

Старые женщины, вытирая слезы, всхлипывали. Музыка умолкла. Танцевавшая Егине вернулась на свое место.

— Не забывайте, что враги рядом. И не ждите от них добра, — продолжала Гоар. — Следите за вашими мужьями, братьями, чтобы они не сбились с пути верности и преданности Армянскому Собранию и Верховному властителю Мхитару. Значит, выпьем за тех наших мужчин, которые честь своей родины ставят выше собственного благополучия и даже собственной жизни.

— Аминь! — произнесли растроганные женщины.

— Поклянемся же закрыть наши двери и наши сердца перед теми, кто отступит, предаст родину, кто изменит своему народу. — Гоар выпила, затем окинула взором агулисских женщин и гордо села.

Все, опустив головы, долго молчали. Гоар вглядывалась в цветные стекла противоположного окна, на котором искусный художник изобразил сказочных птиц и букеты фиалок. Фиалки были словно живые, и чудилось ей, что они вот-вот сорвутся со стекол и рассыплются по полу. Эти чудесные цветы напоминали Гоар берег реки Трту, где Мхитар впервые обнял ее и где он приколол ей сорванную в расщелине скалы фиалку — свой первый подарок. Гоар закрыла глаза, погрузилась на мгновение в приятные воспоминания, но тут же встрепенулась и, вдохнув полной грудью, поднялась.

— Играйте, братья гусаны, — сказала она, бросив озорной взгляд на музыкантов. — Я хочу танцевать, хочу забыть навеки, забыть его… весь мир, мое горе… надвигающуюся опасность.

Ритмы стремительного танца заполнили зал. Гоар встряхнула головой и, выпрямившись, пошла удивлять своей неистовой пляской присутствующих. Из-под ее короткого кафтана временами сверкали позолоченные ножны кинжала. Она бурно веселилась, восторгая именитых женщин Агулиса.

А ночь между тем уже окутала ущелье Аракса.

Гоар осталась в доме мелика Муси. Ей безмерно нравились хозяйские дочери, особенно нежная и приветливая Егине. Большую часть времени она проводила с ними. Спала в комнате Егине. На пятый день неожиданно сообщили, что ее хочет видеть Нагаш Акоп. Гоар не отказала художнику в просьбе, хотя и близко не знала его. Нагаш явился с холстом и в сопровождении молодых учеников. Вежливо поклонившись, он сказал:

— Твое имя стало любимо в нашей стране, госпожа Гоар. По просьбе нашего Верховного властителя я пришел написать твой портрет. Надеюсь на благосклонность…

Чувство гордости охватило Гоар, но она старалась не показать своего волнения.

— Ты говоришь, по велению Мхитара? — спросила она.

— Да, — ответил художник. — Я с радостью выполню просьбу нашего повелителя. Тем более что она справедлива. Ты достойна этого.

Желание Мхитара было неожиданным. «Не забыл, значит, любит, — подумала Гоар, — может, так же горячо, как раньше. Хочет иметь при себе мой портрет. Пускай будет, как желает он».

Она грустно вздохнула.

— Неужели я достойна твоей кисти, Нагаш Акоп? В нашей стране много знатных женщин и княгинь, а я жена простого сотника и вряд ли буду в состоянии вознаградить тебя за твою большую работу.

— Позволь возразить тебе, милая Гоар, — очарованный ее искрящимися глазами и волевым лицом, ответил Нагаш. — Не только повеление Верховного властителя привело меня сюда. Ты совершила то, что мало кому удается в нашей стране. Твоя заслуга огромна перед народом. Ты преданный воин родины, и это вдохновляет меня. Человек славен своими делами, будь он рамиком, царем, мужчиной или женщиной. Я хочу написать твой портрет для будущих поколений, чтобы видели армянские девушки и женщины тот огонь любви к отчизне, которого так много в сердце твоем, отданном народу.

«Или Мхитару?» — проглатывая давящий горло комок, подумала Гоар. Ее утешало и безмерно радовало то, что Мхитар хочет именно ее портрет оставить «будущим поколениям». И снова нахлынули воспоминания. Между тем Нагаш Акоп, открыв кожаную суму и разложив краски, готовился приступить к работе. Гоар рассеянным взглядом следила за его движениями.

— Я согласна, — наконец улыбнулась она, обратившись к художнику.

С этого дня Нагаш Акоп начал писать ее портрет.

Никогда еще в Джраберде не собиралось столько народа и войска.

Неделю назад сюда приехали Верховный властитель Мхитар и тысяцкий Тэр-Аветис. После избрания Верховным властителем Мхитар впервые посещал северные гавары Армении. Он решил побывать в Гулистане, Джраберде и Хачене, чтобы проверить состояние войска, разведать силы засевшей в Гандзаке османской армии, узнать о намерениях турок.

Услышав о его прибытии в Джраберд, из окрестных сел и крепостей спешили туда толпы крестьян со своими жалобами, недовольством и просьбами.

После обильного дождя небо еще было покрыто черными тучами, и казалось, что оно своими краями упирается в вершины гор. Еще задолго до рассвета жалобщики столпились на тесной площади Гандзасара. Телохранители Мхитара охраняли порядок, успокаивали людей.

— Потерпите, сельчане. Придет Верховный властитель, выслушает ваши жалобы и всех справедливо рассудит, — говорили они.

К рассвету все переулки, крыши соседних с площадью домов были заполнены крестьянами и войском. Глашатай, забираясь на крышу то одного, то другого дома, зычным голосом звал:

— Соберись на площади, народ армянский! Есть дело, важное дело, со-берись.

— Снова война? — с беспокойством спрашивали крестьяне.

— От турецкого сераскяра прибыл посол, — отвечал им глашатай.

— Прямо к нам, в Джраберд?

— Нет, он приехал в Алидзор, но оттуда привезли его к Верховному властителю.

— Эге! И зачем он приехал!

Со стороны меликского дома послышались звуки труб и показалось знамя Армянского Собрания. Мхитар в сопровождении князя Ованес-Авана, меликов и военачальников прибыл на площадь и, поднявшись на кровлю низенького дома, тепло приветствовал войско и народ. Он был в хорошем настроении и казался выше ростом и величавее. Справа от него стал Тэр-Аветис, мрачный, озабоченный, слева — князь Ованес-Аван, с длинными усами и широкой выпяченной грудью. Затем, в порядке старшинства, стали все прибывшие в Джраберд мелики.

— Слушайте меня, джрабердцы, — подняв руку, твердым голосом крикнул Мхитар. — Сейчас мы выслушаем посла Кёпурлу Абдулла паши.

Раздались медные звуки труб. Сотник Есаи, который привез посла из Алидзора в Джраберд, сделал знак туркам, чтобы они поднялись на кровлю. Послы были в широких темно-красных штанах с нашитыми сзади кожаными латками, в ярких атласных кафтанах с короткими рукавами, расшитыми красными полумесяцами. Головы были покрыты плоскими фесками с торчащими на них бычьими хвостами. Выбритые и смазанные маслом круглые лица турок блестели.

Посол, отвесив Верховному властителю легкий поклон, гордо застыл с пренебрежительной улыбкой на толстых губах.

137
{"b":"847719","o":1}