— Боюсь, что будет поздно, — сказал Баяндур.

— Это не пустые слова, сиятельный князь, — продолжал Голицын. — Условия, которые создали враги двух наших народов, неблагоприятны. Но верю я, что это будет продолжаться недолго, и мы придем, чтобы изгнать из вашей страны турецких захватчиков. Придем, свидетель господь!..

— Но и теперь мы не отпустим вас без ничего, — сказал Долгоруков, решив воспользоваться данным вскользь обещанием главнокомандующего дать армянскому посольству оружие, деньги и отправить с ними в Армению сотню драгун. Нужно было его поставить перед совершившимся фактом, пока он не отступил от обещания. Долгоруков взглянул на Голицына и, не заметив на его лице недовольства, продолжал: — Мы вверим вам сотню русских солдат, досточтимый князь. Они помогут обучать ваших воинов и будут воевать против наших общих врагов. Кроме того, дадим вам деньги и оружие — ружья, сабли. Вооружите ими народ. Держитесь, пока наступит день, когда мы сумеем добраться до ваших гор.

Нагаш Акоп заметил, как хмурое лицо Баяндура постепенно светлело. Рад был и он сам. Все же они вернутся на родину с чем-то.

— Да, это так, великий князь, — обращаясь к Баяндуру, сказал Голицын. — Мы с фельдмаршалом Долгоруковым решили дать вам сотню драгун. Затем две тысячи ружей, столько же сабель и штыков, порох и деньги. Поверьте, это все, чем мы в состоянии помочь властителю Мхитару и вам. Свидетель бог, большего сделать в настоящее время мы не можем.

Баяндур обнял обремененные тяжелыми эполетами плечи слегка захмелевшего князя Голицына.

— Благодарю, ваше сиятельство, — произнес он с воодушевлением. — Мы так и знали, что вы не отошлете нас с пустыми руками. Мы знали…

Спустя два дня армянские посланники тем же морским путем вернулись в Баку. Их сопровождал фельдмаршал Долгоруков. Пришлось снова, меся пески пустыни, верхом добираться до Сальяна. В лагере русской армии фельдмаршал сам выбрал драгун, которые должны были поехать в Армению, велел увязать тюки с оружием и боеприпасами, мешки серебряных монет и, погрузив на обозных лошадей, отправить в стоянку конницы Агазара ди Хачика.

Отдохнув день в лагере армянской конницы, Баяндур намеревался двинуться в путь ночью, в прохладе. Однако еще днем, когда обед, устроенный Агазаром ди Хачиком в честь прибывших в его лагерь генерала и посла, был в разгаре, он неожиданно поднялся и велел своим готовиться в путь. Затем, обратившись к фельдмаршалу, произнес:

— Отпусти нас, князь, нам пора. Мы безмерно довольны вами.

Долгоруков встал и, не прощаясь, сказал:

— Потерпи немного, дорогой князь, я хочу еще кое-чем порадовать тебя.

— Да порадует вас господь, князь! — взволнованно произнес Баяндур. — Навеки останемся признательным вам народом.

Долгоруков приказал Агазару ди Хачику выделить из своих всадников триста человек.

— Пусть они вместе с драгунами отправятся в Армению. Никто не обвинит нас за это. Они армяне, пусть отправятся защищать свою родину. Это их право и долг. Исполни, полковник.

Приятная неожиданность глубоко взволновала Баяндура. Его глаза слепили слезы радости. Доволен был также Агазар ди Хачик.

Когда вскоре по распоряжению генерала перед шатром выстроилась вся армянская конница, к ним дрожащим от волнения голосом обратился князь Баяндур:

— Братья, вашей родине угрожает опасность. Согласны ли вы отправиться вместе с нами в Армению, чтобы защищать нашу священную землю, наших детей?

— С радостью! — раздались голоса из рядов.

Добровольцев оказалось много. Но выбрали всего триста человек.

Начальником над ними назначили армянина из Кафана капитана Абдалмаса и сотника Таги.

Полностью вооружив отряд и обеспечив его провиантом, передали в распоряжение Баяндура.

Князь был в веселом настроении. И как ему было не радоваться. Его миссия увенчалась успехом — он вел с собою четыреста хорошо вооруженных и обученных воинов. Это, несомненно, укрепит веру его соотечественников в то, что императрица не забыла их и придет к ним на помощь.

Когда солнце склонилось к закату, отряд Баяндура вышел в путь. Фельдмаршал и полковник вместе со старшими офицерами конницы проводили их. Они расцеловались с князем Баяндуром.

— Да хранит вас бог, князь, — сказал на прощание Долгоруков. — Передайте мой братский привет князю Мхитару и его доблестным воинам. Знайте, что мы никогда не забудем вас, ваши услуги русской империи. Я буду еще и еще раз просить императрицу, чтобы она отправила меня вместе с моим войском в вашу страну. Счастливый путь!

— Благодарю, князь, — сердечно ответил Баяндур. — Я сообщу Мхитару и нашему народу о вашей искренней любви к нам. Во имя Христа прошу вас, князь, не переставайте объяснять царице, что мы нуждаемся, ждем ее милостивой помощи.

Они обнялись. Долгоруков оставался на месте, пока армянские посланцы и конный отряд не исчезли в туманной дымке.

Уже с дальних подступов к Тавризу можно было отчетливо видеть огромное скопление турецких войск. Бесчисленные, беспорядочно разбитые по всем окрестностям города, вплоть до его дальних холмов, шатры из черного войлока, знамена, табуны лошадей и скота, снующие повсюду вооруженные аскяры — все это оставило тяжелое впечатление у армянских послов, направляющихся к туркам для переговоров.

— Боже мой, где они набрали столько войска? — прошептал инок Мовсес. — Неисчислимы как песок.

Было за полдень. Сотни столбов дыма, поднимавшиеся из лагеря к небу, еще больше сгущали окутавший Тавриз туман. Время от времени густые облака пыли то там, то тут закрывали горизонт — это возвращались из набегов конные отряды. В эту пору дня особенно шумно вскрикивали в небе, кружась над лагерем, сотни хищных птиц.

Посланцы Армении невольно остановили своих коней. Они с тревогой и грустью смотрели на эту гигантскую серую массу вооруженных людей, которых злая воля султана направляла на их страну.

Тэр-Аветис, глубоко вздохнув, первым отвел взгляд и велел находившемуся рядом Есаи распустить знамя Армянского Собрания. Сгрудившись, посольство двинулось вперед. Когда они въезжали в лагерь, их тотчас же окружили вооруженные копьями аскяры. Есаи инстинктивно потянулся к сабле, но тут же отвел руку. В не меньшей тревоге был и Тэр-Аветис. «Эти бешеные фанатики могут растерзать нас», — подумал он. Но, собравшись с духом, громко крикнул: «Салам» — и сообщил, что они «эльчи»[74] и едут к великому паше.

— Приехали покориться, эрмени? — сказал, хихикнув, похожий на негра огромный турок в остроконечной папахе.

— Вести переговоры, — ответил Тэр-Аветис и попросил дать им дорогу.

По узким переходам среди бесчисленных шатров их подвели к Ереванским воротам Тавриза. Сотни воинов, муллы, дервиши в рубищах, толкая друг друга, входили и выходили через открытые ворота.

Посланников оставили невдалеке от ворот, у роскошно убранного шатра какого-то паши. Над ним торчало знамя из зеленого бархата с вышитым золотом полумесяцем. Вход охраняли два янычара, к ногам которых были привязаны два огромных, черных как смола пса.

Армянам не позволили въехать в город. На всю ночь их оставили под открытым небом и только на следующий день, после утреннего намаза, разрешили въехать в ворота. Пока под палящим зноем, минуя пыльные, зловонные улицы, доехали до дворца шаха Тахмаза, где восседал Абдулла паша, наступил полдень. Но страданиям их еще не пришел конец, они только начались, когда им сообщили, что паши нет в городе и неизвестно, когда он вернется.

Посланников разместили во дворе армянской церкви и словно забыли о их существовании. Первые дни они обходились оставшейся в хурджинах пищей, затем пришлось за невероятно высокие цены доставать пропитание и себе и коням. В городе оставалось лишь небольшое число армянских семейств. Но аскяры так обобрали их и персов, что они, спасаясь от голодной смерти, вынуждены были продавать даже своих детей.