– Зато столичная прописка нужна, без которой никуда не устроишься. А нет прописки – ты тот же нелегал, который от всех прячется и соглашается на условия, на которые легалы не пойдут. Жильё снимать дороже, чем здесь. Питаться дороже. Транспорт хуже. Люди злее. Климат суровый. Полгода зима.

– А здесь полгода осень. Там своя страна, понимаешь? Ты уже забыл, что такое жить в своей стране, среди своих людей, не испорченных этими визами-чаевыми-фиктивными браками-британскими паспортами.

Арина почувствовала, как в ней закипает гнев, и чтобы сбавить обороты, она открыла корзину с бельём и стала выбирать белые вещи для стирки. Установив режим и захлопнув дверцу, она вдруг подумала, как привыкла уже ко всем этим удобствам лондонской жизни, насколько будничны и незаменимы они стали. Казалось бы, недорогое съёмное жильё в каком-то Льюишеме, а стиральная машина, сушка, микроволновка, круглосуточный беспроводной интернет. Ни на одной съёмной квартире, которые ей попадались в Челябинске, стиральной машины не было. А какой сад! В Лондоне к любому дому прилегает пусть крошечный, но садик. И хотя англичане не выращивают в них овощей, а только цветы и газонную травку, как приятно посидеть утром в плетёном кресле с чашкой чая или организовать шашлыки в погожий субботний день. Сколько понадобится лет и денег, чтобы купить дом с садом на родине? Может быть, никогда не доведётся.

– Если бы у меня был британский или даже европейский паспорт, я бы могла устроиться в этой стране по-человечески. Я бы год в колледж ходила, а по вечерам работала, немного, лишь бы продержаться. А выучив английский, устроилась бы в офис, чтобы встать на ноги и приобрести опыт работы. Или получила бы квалификацию учителя и начала преподавать. Преподавателям платят хорошие деньги. Я бы путешествовать смогла, взяла бы ипотеку на квартиру.

– А я бы дом купил, бизнес свой начал, – вдруг включился в её фантазию Пашка.

– И что тебе мешает это делать дома?

– Сдаюсь. Твоя взяла. Отвык я от дома, уже не знаю, как там жить. И страшно возвращаться после стольких лет вдали. Вдруг я больше там не смогу, а назад уже дороги не будет.

– Сможешь. Ты городской житель, у тебя квартира в столице. Приедешь домой с прекрасным английским, с опытом работы за рубежом, с прогрессивными взглядами. Устроишься в международную компанию. Сделаешь карьеру. Почувствуешь себя человеком.

– Нет у меня ничего в Минске. Родители старые, может, через несколько лет их не станет. Что я буду делать один в трёхкомнатной квартире?

Арина вздохнула и отвела взгляд к окну. Из открытого окна в кухню проникал тонкий аромат жасмина. Душистые белые цветы сияли на тёмных кустах как рождественские звёзды. Из глубины сада раздавалось мерное пение сверчка, ему вторили ночные птицы. «Вот и этого тоже больше не будет», – промелькнула несуразная мысль.

– Хочешь, я с тобой поеду? – вдруг спросила Арина, внезапно обернувшись. – Я обещала себе больше никогда не поднимать этого вопроса, но это второй и последний раз. Если уеду сейчас, ничего не сказав, может быть, всю жизнь жалеть буду. Поедем вместе. Хочешь – в мою страну, хочешь – в твою. У наших стран ведь не так много различного. Мы молодые, здоровые, целеустремлённые. Будем работать, откладывать деньги, путешествовать. В Лондон приезжать на недельку, повидать старых друзей. Но будем при этом свободными. Будем принадлежать сами себе. Рассчитывать на самих себя. Ни перед кем не унижаться. Тебе больше нечего ждать в этой стране. У тебя уже отбили всякую инициативу и волю к жизни. Ты говорил, ничего не можешь себе позволить здесь – ни путешествовать, ни работать, ни дом купить, ни семью завести. Дома ты всего можешь добиться сам, понимаешь? – лицо Арины пылало от вдохновения, и она увидела, как Пашкина решимость начала колебаться.

– Я не могу, – пробормотал он. – Я потратил на эту авантюру семь лет своей жизни. Это всё, что у меня есть, я уже забыл, как жить по-другому.

Арина отступила и посмотрела на его растерянное, виноватое лицо с отдаления, как будто увидела то, чего раньше не замечала. Пашка словно разом утратил весь свой ореол молодости, задора, безбашенности, и сам превратился в Премудрого пескаря, который боится показать нос из своей норки. Словно золотые сверкающие крылья рождественского ангела, которые завораживали её своим блеском в праздничную ночь, потускнели и поблекли при солнечном свете, а на поверку и вовсе оказались грубо покрашенным пластиком.

– Тогда нам действительно не по пути. Я думала, в тебе больше мужества и решимости. А ты решил сгнить тут на подачках от чужого государства. И все твои умные рассуждения – это просто слова. На самом деле, тебя всё устраивает. Тебе нравится получать пособие по безработице, тебе нравится, что чужая страна оплачивает твою комнату и коммунальные счета и ничего от тебя при этом не требует. Ты получишь свой британский паспорт – и ничего не поменяется в твоей жизни. Потому что ты так привык. Потому что ничего не нужно делать.

Она постояла ещё немного, и осознав, что выплеснула за один вечер годовой запас отведённого ей пафоса, решила, что слова в большинстве своём бессмысленны. Не она сюда Пашку привезла, не ей его отсюда вывозить. Поэтому она махнула на него рукой и вышла из кухни.

После всех треволнений дня Арина долго не могла уснуть, ворочаясь с боку на бок и в сотый раз взвешивая своё решение. Разве всё так плохо в Лондоне? Разве Лондон – это только тяжёлая примитивная работа, языковой барьер, визовые проблемы и непреходящее чувство собственной неполноценности? Нет, в Лондоне отличная культурная жизнь. Замечательные музеи, галереи, театры. Во многие места можно попасть бесплатно или по сносной цене. Можно ходить на концерты известных певцов, видеть на сцене знаменитых актёров, посещать выставки популярных художников, ездить на выходные в Европу. Только для всего этого нужны деньги, а при деньгах можно неплохо жить и в России.

«Да, но какая культурная жизнь в Краснознамённом?» – задавала она себе вопрос.

«Такая же, как в городе Нортоне Кентского округа, – отвечала сама себе. – За культурной жизнью едут в большие города и столицы. Те, кому она нужна».

Один за другим приходили на память хорошие воспоминания о Лондоне. Шашлыки в Дашкином саду, поездка в луна-парк в день, когда она познакомилась с Пашкой, их весёлое тусовочное лето, романтическая поездка в Париж со Славой, как бы грустно она ни завершилась, ветреное побережье Ла-Манша в приморском Брайтоне, католический собор в Арунделе, бесплатный концерт Бориса Гребенщикова в королевском Альберт-холле, вечерняя служба в Вестминстерском аббатстве, яблочный пирог в отеле «Рубенс», итальянские пиццерии с хрустящим сырным полло-песто, встречи с подругами в кофейнях, когда можно было взять столик у окна и за два фунта три часа просидеть с одной чашкой капучино, смотреть на проходящих людей, болтать о своих женских делах и не бояться, что хозяин заведения попросит сделать новый заказ или освободить столик.

Проворочавшись всю ночь в кровати и только под утро задремав неглубоким сном, в восемь она уже вышла на кухню, где застала Пашку. На столе стоял недопитый кофе, в пепельнице дымилась последняя сигарета. Ей показалось, что он так и не уходил спать. Небритый прокуренный Пашка с тёмными кругами под глазами показался ей старше на добрый десяток лет.

– Ты знаешь, я с тобой согласен, – очень тихо произнёс он, не поднимая глаз от пепельницы. – Все мои надежды полопались, как мыльные пузыри. Это ожидание истощило меня. Я выдохся. Я сдаюсь. Поехали домой.

Из всех номеров, перечисленных в записной книжке мобильника, Арина набрала только один. Из всех своих лондонских знакомых ей захотелось попрощаться только с Анюткой. В марте Анютка родила мальчика, похудела, похорошела, и, вызвав маму нянчиться с внуком, вернулась на работу. Сидеть дома безо всякого общения она не могла решительно, у неё начинались депрессии, панические атаки и кабинная лихорадка. В то же время Сусанна обрывала телефон и умоляла вернуться как можно скорее, потому что некому работать. Обещала большие деньги и гибкий график. Расчёт мужа привязать жену к дому ребёнком не оправдался.