— Царь взял Осколок, чтобы узнать, что произошло в городе. Прости, мы не стали тебя будить, ты вымотался. Очень многое свалилось на тебя, но ты справился достойно. Мы всё видели.

Последнюю фразу Митчитрия произнесла медленнее, будто с трудом, а после тяжело вздохнула.

— Почему ты здесь? Где Део?

— Под присмотром моих родителей. Я не находила себе покоя, ведь Ратибор остался в Каталисе. А когда пришли первые вести, я сорвалась с места. Уже потом меня нагнало царское войско.

— Царь здесь… хорошо. Только поздно, — невольно вырвалось у Фео.

— Все мы опоздали.

— Может, и к лучшему. Все бы погибли. Я не знаю, что за чудовище это было, на даже Зеркало против него оказалось бессильно.

Малыш завозился, и Митчитрия начала напевать колыбельную. На её лице вновь появились слёзы. Если бы она сказала, что ненавидит Теврона, потому что он выжил, а Ратибор нет, Фео бы понял её чувства. Сам терзался такими.

— Что царь с ним сделает? — указал он на Теврона.

— К счастью, кто он, узнали немногие, иначе потребовали бы его смерти. Царь убедился, что того Теврона больше нет, а казнить за его поступки младенца — глупо и жестоко. Он вырастет и проживёт иную жизнь. Я усыновлю его.

Фео незаметно любовался прекрасной, сильной женщиной, в которую его угораздило влюбиться. Сонный покой гасил боль. Вновь хотелось забыться рядом с Митчитрией. Но память взбодрила звонкой оплеухой.

— Лу Тенгру! Он жив?!

Малыш захныкал, а Митчитрия покачала головой и вновь принялась его успокаивать.

Вместо ответа завеса шатра чуть отодвинулась, и кто-то поманил Фео наружу. Чтобы больше не тревожить ребёнка, он подчинился.

Впервые за долгое время была ясная ночь. Полная луна, от которой Фео успел отвыкнуть, казалась огромной и ослепительной яркой. Город под её светом казался спящим, а не брошенным. От его вида у Фео защемило сердце.

Высокая женщина смотрела на руины Каталиса. Легкий ветерок колыхал длинные золотистые пряди волос. Серебряными полумесяцами и алмазными звёздами сияло её белое парчовое платье. Женщина обернулась. Фео мог поклясться, что перед ним стояла богиня звёзд Аэлун. Так её изображали, и только она была столь прекрасна.

— Здравствуй, Феонгост, — сказала она, ласково улыбнувшись. — Я — принцесса Ситинхэ Шандориэн.

Сознание многократно гасло — боль была невыносимой — а с мимолетным облегчением пробуждалось вновь. Слишком тяжело Эллариссэ дался этот поход. Видеть смерти людей — страшно. Когда они умирали от чумы, Эллариссэ заволок свой взор пеленой. В Цитадели же себя не ослепить, как и других. Люди узнали его, хоть он стал тенью. Он прочёл это в их взглядах, полных суеверного ужаса. Не просто мертвец предстал перед ними, а бог на стороне демонов. Лишь один, светловолосый магикорец, не боялся…

«Никогда ещё не зажигался символ людей, — подумал Эллариссэ. — Этот убийца оказался достойнейшим среди них».

В сознании закрутились картины прошлого.

«Мощь Древа твоя, но никогда ты не сможешь использовать её против Живущих на Земле. Лишь ради защиты мира я передаю демонов в твою власть, но и с ними поступай разумно, без исключительной нужды не лишая живую душу шанса на спасение», — сказали ему тогда, и тысяча сияющих ладоней коснулась чела Эллариссэ. Аватар легко принял столь малое условие, и в мыслях не имея вредить фениксам, эльфам, драконам или оборотням.

«Где лежит предел разумного? — спустя много лет спросил Эллариссэ у Творца Неру. — Разве ты осудил императора Шандориэна, уничтожившего демоническое войско? Разве не созданы артефакты из Корня Древа Мира, чтобы сокрушить Тьму?»

«Шандориэн защищал себя и свой народ. Даже то, что он сделал, болью вернулось ко мне. Ты должен понимать, Эллариссэ, как устроен мир. Чем больше погаснет душ, тем больше сгниёт Корней Древа. Оно ослабнет, и тогда ничто не сможет спасти Землю от того зла, которое в неё уже проникло. Души должны возвращаться к Стволу по Корням, очищаясь с каждым новым перерождением. Таков мой закон».

«Ты мог бы вовсе запретить мне убивать демонов. Пусть они были бы вольны, отнимая жизни, раз важно лишь сохранять души».

Неру не ответил, но Эллариссэ заметил, как померк свет Мирового Древа, как поникли золотые листья-ладони. В тот день Аватар впервые усомнился в справедливости законов Творца, а печальное молчание лишь укрепило его убеждения.

«Значит, так началось моё падение…»

С немым криком Эллариссэ вырвал из сосуда своё сознание и тенью отправил его бродить по крепости Даву. Ни одного демона не встретил он в этот раз. Повинуясь неведомому зову, Эллариссэ спустился в одно из подземелий. Оно походило на пещеру, в которой стоял сосуд с телом Аватара, разве что освещено только синими кристаллами. В полу подземелья была широкая и глубокая выемка, заполненная зелёной жидкостью. На краю выемки сидел низкорослый горбатый демон с головой, напоминавшей огромный царский орех. Демон черпаком набирал зелёную жидкость и лил на обезображенное тело, лежавшее рядом. Эллариссэ с трудом узнал Ару. Кости прекрасной демонессы обуглились, седые пряди сгорели, лицо лопнуло. Болезненный стон доносился из её груди, хотя легкие не могли получать воздух. Эллариссэ вспомнил о своём теле. Хотел отвернуться и больше не терзать себя отвратительным зрелищем, но кости, политые зелёной жидкостью, начали белеть, а сверху — нарастать синяя плоть.

Демон повернулся к Эллариссэ и мерзко улыбнулся, обнажив два ряда мелких острых зубов.

— Жаль, что с тобой не получается так просто. Ты поставил перед нами задачку.

Аватар кивнул. Мысли же он спрятал, но, видимо, во взоре осталась душевная боль.

— Что гнетёт тебя, властитель мира? — поинтересовался серый карлик.

В голосе прозвучало ехидство. Также говорили и Сагарис, и Кнун. Это злило Эллариссэ, но злость избавляла от тягучей боли — единственного, что оставалось с Аватаром внутри сосуда.

«Хрустальная пыль исцелит моё тело?»

— Полагаю, да. Надо дождаться Кнуна, он выведет нужную формулу, — ответил демон, покачивая черпаком над выемкой, будто маятником.

«И что потом? Я не могу использовать свою силу против Живущих на Земле, вы все это знаете. Только против демонов».

— Это незначительное ограничение, думаю, поможет обойти Семилепестковый перстень. Что до второго… хм… мы рассчитываем на твою благодарность.

Ару закашлялась, и демон погладил её по руке, будто успокаивал.

— Помню, как по всей Амале собирал такие тела — последствия твоего гнева. Что мы тебе сделали? Тебе сказали, что нас нужно ненавидеть?

Неожиданный вопрос поставил Эллариссэ в тупик, но он ответил, даже в мыслях не теряя достоинства:

«Вы — враги Живущих на Земле. Казни Мира мало?»

— Она тебя не коснулась, — спокойно ответил демон. — Ты тогда едва родился.

«Вы бы не остановились!»

— И тебе велели нас остановить? — не унимался мерзкий карлик.

«Я сжег демонов в Амале, потому что я сам так захотел!»

Отвернувшись от демона, Эллариссэ представил картины чистого, не осквернённого мира, какими видел их в воображении когда-то давно. Прекрасные и недостижимые. Сколько бы ни боролся Аватар с Океаном Штормов и сушью пустыни Амала, его сил не достаточно. Победа над Скверной, осаждавшей Аберон, стала казаться случайностью.

–Ты не смог исцелить Землю, — продолжил демон его мысль, — и решил отыграться на нас.

Память вновь унесла сознание назад на многие годы.

«Ты не осудил Шандориэна за смерть многих демонов. Драголин за то, что она носит демоническое оружие. Почему ты судишь меня? Я всегда хотел блага для Земли. Разве иначе ты допустил бы меня до своего трона?» — спросил Эллариссэ у Неру, когда предстал перед Мировым Древом.

Почва стала прозрачной, и Аватар увидел пульсирующие сияющие Корни Древа, а чуть глубже — чёрные, мёртвые, по которым больше не бегали круглые огоньки.

«Ты истребил живые души, — ответил вместо Неру Великий Дух Силинджиум, — Если хочешь делать, что вздумается, мы снимем с тебя корону Аватара».