— Гиддеон! Ты с ума сошел?!
Гиддеон не обращал на вопли внимания. Взгляд его был прикован к небольшой шкатулке из красного дерева в руках гонца.
— Давай сюда!
Гонец передал шкатулку, но поток ядовитых речей не остановил:
— Ты слишком вольно пользуешься своим положением! Не забывай, пока есть те, кто выше тебя!
— Заткнись! — рявкнул Девор, и теперь тишину нарушали только стрекотание насекомых да возня малыша.
— Возьми мою флягу, — Гиддеон повернулся к капитану. — За холмом есть пастбище. Поймешь по защитной черте колдовских рун. Попроси местных дать козьего молока. Ребёнка надо покормить.
— Мне сына оставить?! Нет!
— Девор, ты ему сейчас не поможешь, но можешь помочь тому, ради кого он пострадал. А ещё так ты отблагодаришь меня. Я тоже пострадаю.
Гиддеон расстелил на земле лазурную мантию, после чего вместе с Девором уложил на дорогую ткань несчастного Ратибора. Гонец, топчась неподалеку, тихо ворчал что-то себе под нос.
Наконец Гиддеон открыл шкатулку. На бархатной подушечке лежал длинный, с ладонь, осколок зеркала. Девор застыл, забыв о поручении.
— Так, значит, это не слухи! Он существует!
«Осколок Прошлого. Дающий власть над временем, как и Зеркало», — мысленно продолжил Девор.
В этот момент Гиддеон коротко взглянул на капитана, и тот, схватив флягу, помчался за молоком. Гонец снова хмыкнул:
— Всех детей на свете решил спасти? Учти, Совет узнает, для чего ты велел извлечь Осколок!
— Пусть узнает, — равнодушно ответил Гиддеон. Таким же спокойным оставалось его отражение в странном зеркале, только глаза казались неестественно голубыми.
Тень гонца нависла над Ратибором.
— Слушай, хоть ты мне и неприятен, но всё же подумай, чем для тебя это обернется.
— Отойди до поворота, — и, взяв своего скакуна, Гиддеон отвёл его в противоположную сторону метров на двадцать. Чуть поодаль положил и люльку.
Гонец не спорил. Когда Гиддеон убедился, что его просьба выполнена, он поднял осколок над Ратибором и произнёс:
— Вихрь времён!
Белая вспышка поглотила всё, но, что странно, не ослепила. Когда мир стал снова различим, Гиддеон увидел, что спина Ратибора полностью здорова. Не успел он вздохнуть с облегчением, как от головокружения упал на колени. Руки мелко затряслись, вены на них вздулись. Со лба на осколок капал пот. Гиддеон знал, что так будет, но оттого было не менее больно. Его двойник с той стороны зеркала выглядел так, словно для него ничего не изменилось, лишь глаза перестали быть пронзительно голубыми.
— Доволен? И что теперь с тобой будет? — по тону подошедшего гонца угадывался испуг.
— Забирай, — Гиддеон положил осколок в шкатулку и, не оборачиваясь, протянул куда-то в сторону. — Отвези назад. Возьми моего коня. Я вернусь позже и заплачу тебе за всё.
Гонец ответил не сразу, будто что-то обдумывал. Затем, взяв-таки шкатулку, произнёс:
— Это хорошее дело, конечно, но, ты же понимаешь, я должен доложить Совету о том, для чего тебе на самом деле понадобился Осколок… может, доплатишь и за ложь?
— Уходи!
Гиддеон лишь мельком взглянул на спешно удаляющегося гонца, затем, обратил взор на Ратибора. Тот открыл глаза и закашлялся.
— Где я?
* * *
Девор бросился к сыну, едва завидел того издалека. Они долго не выпускали друг друга из объятий, а по щекам капитана катились слёзы. Ратибор о чём-то сбивчиво рассказывал, но Девор не мог разобрать смысл, лишь наслаждался звонким детским голосом, который едва не потерял навсегда. Наконец, совладав с чувствами, он закутал сына в свой плащ и отыскал взглядом Гиддеона. Тот как раз закончил пеленать младенца своей шелковой рубашкой и собирался его кормить.
— Ловко ты, — выдал Девор вместо благодарности, наблюдая, как Гиддеон управляется с малышом. Капитан понятия не имел, как ухаживать за маленькими детьми. Для него это было сложнее алхимии и магии погоды.
Его словно не услышали. Ветер подхватил брошенную в стороне мантию Гиддеона и собирался с ней поиграть, но Девор успел взять её за край.
— Ты бы надел назад. Не жарко ведь, — но и эта фраза осталась без ответа.
— Да приди уже в себя!
Гиддеон обернулся, и Девор оторопел. Он не узнал величественного магикорца, члена Верховного Совета, в этом замученном юноше с землистым лицом и глубокими тенями под глазами.
Гиддеон-таки оделся. Дорогая лазурная мантия висела на нём, как мешок. Младенец завозился, недовольный тем, что его не кормят.
— Ты не хвор? Не чума? — спросил Девор, а Гиддеон покачал головой и вернулся к заботе о малыше.
— Тогда в чём дело? Ты как состарился!
В ответ лишь молчание.
— Слушай, не хочешь говорить — не говори. Но знай, благодарность моя безмерна! Ты лучший из людей, из всех Живущих на Земле! Ты исцелил моего сына! Всё, что захочешь, для тебя сделаю…
Девор осекся, увидев, насколько пустым стал взгляд Гиддеона В душу закралась грызущая тревога.
— Я его не исцелял, — после этих слов тревога впилась в сердце капитана.
— Как это? Как не исцелял? А что это — иллюзия? — он указал пальцем на сына.
Гиддеон равнодушно оценил Ратибора взглядом, затем тихо произнёс:
— Не иллюзия. Ты же видел Осколок.
Девор чувствовал себя потерянным. Будь перед ним магикорская магия, он бы нашел для себя ответ. Но сейчас он стал свидетелем самого таинственной и при том безраздельно принадлежащей только человечеству мощи. Мощи Времени.
— Допустим… я не очень знаю, как это работает. Ты разве не ускорил время?
Гиддеон вновь покачал головой.
— Мне тебя, что, пытать, чтобы ты отвечал нормально?! — гнев и страх начали накатывать на Девора с новой силой, но он сдержался. Всё же перед ним спаситель сына.
Вдруг Девор понял, что вокруг всё изменилось. Стало темнее. Небо побагровело, а редкие облака вздулись, как мёртвая плоть. На дороге затанцевали неясные тени, невесть откуда появившиеся.
— Я обратил для его тела время вспять. Твой сын помнит всё произошедшее, но телесно будто это не переживал.
Голос Гиддеона дрожал. Магикорец, достав младенца из люльки, прижал его к себе, уже не заботясь ни о каких мерах осторожности. Малыш завозился, согретый теплом человеческого тела.
— Ну… ладно… главное, что спас, а в ваших хитростях я ничего не понимаю. Я сейчас тебе докучать не буду. Как найти меня, ты знаешь. Можешь просить о чём хочешь.
Девору было стыдно признаться, что он боялся перемен в Гиддеоне и предпочёл бы видеть перед собой уже знакомого напыщенного юнца. Ещё больше он боялся покрасневшего неба и колышущихся теней, и желал очутиться под сенью деревьев, желательно рядом со своим отрядом.
— Ты прав. Я шёл по головам. Я ужасный человек.
Капитан, уже было направившийся к лошади, развернулся на голос магикорца.
— В смысле? Это к чему сейчас?
Гиддеон поднялся. В багровом свете его фигура выглядела зловещей, а тень странно подрагивала, словно от боли.
— Время обернулось и для меня. Дальше, чем я думал. Я вновь оказался в том дне.
— Каком дне? — Девор не знал уже, что ему думать и куда деваться. Сын крепко сжал его руку, не скрывая страха.
— Дне, когда я понял, что натворил. Мне никогда этого не искупить, всей жизни будет недостаточно…
Младенец закрыл глазки, засыпая, и Гиддеон осторожно покачал его, убаюкивая. Девор же не мог найти слов.
Вдруг его посетила полубезумная мысль, которую он выдал, ни сколько не взвешивая:
— Так почему бы тебе не возвращать молодость Осколком? Тогда тебе хватит жизни.
Гиддеон осуждающе взглянул на Девора.
— Осколок не может преломить замысел Силинджиума. Люди должны стареть.
— Да, да… точно. А то вы бы от него не отцеплялись…
Вдруг ветер стих. Застыл нагретый воздух. Смолкли птицы и насекомые. Девор слышал только громкое дыхание сына и стук собственного сердца, и вдруг подумал, не из-за Осколка ли это всё началось? Как ещё объяснить алое небо, странные тени и остальное?