— Стоите наперекор предусмотренному движению, гражданин. А желательно смотреть — сойдите с тротуара. — Помолчал и резко потребовал: — А ну, предъяви документы, парень. Кто ты такой есть вообще?

Я показал ему свой служебный билет, и милиционер, брякнув каблуками, приложил к козырьку уже не два согнутых пальца, а всю ладонь в белоснежной нитяной перчатке.

…Да, всегда там, где их ждали. Баррикады Красной Пресни и Веддинга, мосты, соединяющие Буду с Пештом в дни, когда Бела Кун направил к Ленину товарища Тибора Самуэли. Узкие улочки Чапея и Нантао. Предместье Парижа — Сен-Дени. Да мало ли где еще! А теперь они собрались в Москве. Для многих тоже не простое дело сюда добраться!

Меня вновь кто-то окликнул:

— Чего ты ждешь? Скоро начнут!

Я взглянул на часы. И в самом деле, пора, так можно и опоздать, дорогой товарищ!

Как это всё было здо́рово и интересно! Под аплодисменты всего зала поднялись на сцену Клара Цеткин, Сен Катаяма, Тельман, Семар, Кашен, Мануильский, Пятницкий, Лозовский, ну и наши кимовцы Хитаров и Шюллер. Когда откуда-то сбоку последним вышел Сталин, в сером френче и таких же брюках, чуть напущенных на мягкие сапоги, невысокий, с темными жесткими волосами, стоявшими ежиком над желтоватой полоской лба, с отчужденным и замкнутым выражением лица, делегаты конгресса поднялись со своих мест и запели «Интернационал».

Это удивительно, когда рядом с тобой поют и англичанин, и индус, и швейцарец; поет каждый на своем языке, но одни и те же слова: «Это есть наш последний и решительный бой».

Конгресс приветствовали пролетарии Москвы, Питера, всего Советского Союза, всей Земли, и конгресс устами своих вождей и ветеранов отвечал на эти приветствия.

Вот на трибуну поднимается красноармеец Митроков. И первые же его слова: «Разрешите мне от всего Московского гарнизона передать вам…» — потонули в криках «ура» и в возгласах «Да здравствует Красная Армия!»

Потрясенный и безмерно взволнованный, заканчивая свою речь, он сказал: «Мы воевать не хотим, нам не нужны пушки и танки, нам нужны плуги и трактора. Но в силу необходимости мы должны готовиться, и мы готовимся к обороне. И если час настанет, то детище Союза, дитя, порожденное рабочей революцией, рабоче-крестьянская Красная Армия, свою мать не даст в обиду…»

Делегаты вскакивали со своих мест и по проходам устремлялись к сцене. Аплодировали. Вновь кричали «ура!». Из президиума грянул могучий бас Тельмана: «Wacht auf, Verdammte dieser Erde…», делегаты конгресса вновь подхватили «Интернационал».

Красноармеец сошел с трибуны и, вытянувшись, как струна, стоял теперь на авансцене, — Часовой Международной пролетарской революции.

Чтобы ответить на приветствия конгрессу, слово взял Марсель Кашен — один из старейших коммунистов Франции.

Невысокий, худощавый, с седеющими усами, он взошел, нет, скорее взбежал на трибуну. Его высокий сильный голос креп с каждым новым словом.

— Мы скажем солдату Красной Армии, — говорил Кашен, — что голос его, прозвучавший здесь, будет подхвачен и разнесен во все концы мира делегатами, здесь присутствующими; мы скажем, что слова этого молодого простого рабочего — солдата покрывают речи всех генералов, всех маршалов, всех дипломатов и прочих слуг мирового империализма.

Молодой красноармеец, бледный, напряженный, всё еще стоял возле трибуны и не спускал глаз с Кашена. Он не понимал по-французски, но каждое слово друга и соратника Лафарга и Жореса своей страстной тональностью жгло его сердце… Он уже отдал рапорт от имени всей Красной Армии конгрессу и теперь слушал ответ.

— Он сказал, что является солдатом не только советской Красной Армии, — продолжал Кашен, — но и международной красной армии и международного пролетариата; пусть же он знает, что слова его глубоко проникнут в сердца всех пролетариев мира, которые его услышат.

Кашен сошел с трибуны и широко раскрыл объятия. Красноармеец шагнул к нему, они обнялись и расцеловались.

У меня на глазах выступили слезы. И я их не стыдился. Плакали многие делегаты.

С приветствиями выступили и представитель Китайской коммунистической партии Ли Куан, и старый Сен Катаяма, и товарищ Ласерда от имени всех делегаций Южной Америки, и Сикандер Сур, и рабочий негр из Соединенных Штатов Уайтмен.

И каждый из них, рассказывая о жизни и борьбе своего народа, с любовью и восхищением произносил слова, звучащие неистребимой надеждой: «Ленин», «Советский Союз», «Москва», и призывал к защите колыбели социализма — СССР — от международного империализма.

Вот с трибуны загудел голос Эрнста Тельмана. Он приветствовал конгресс от имени коммунистических партий Европы. Голос его как колокол. Как у Владимира Маяковского. Стоит, обхватив пальцами края трибуны, подавшись чуть вперед. Он — корабль, идущий навстречу буре. Широченная грудь, крутые плечи. Такого не собьешь, не сдвинешь. Прочно стоит на земле гамбургский рабочий товарищ Тельман, а за ним, как за пролетарским командармом, сотни тысяч немецких коммунистов, комсомольцев, красных фронтовиков, юнгштурмовцев, членов профсоюзов и «Роте Гильф» — Красной помощи… Ого, какая армия!

— Секции Коминтерна, — говорит Тельман, — должны быть готовы к тому, чтобы мобилизовать большие революционные силы в тот момент, когда буржуазия захочет толкнуть массы на мировую войну. Мобилизовать и под лозунгами Ленина выступить для защиты СССР и борьбы за мировой социализм!

Я тут же решил, что обязательно поговорю с Тельманом и, может быть, попробую написать о нем статью для «Комсомольской правды».

Грозным предупреждением всем господам капиталистам звучали заключительные слова воззвания VI конгресса к трудящимся СССР:

Воззвание прочитал генеральный секретарь Французской коммунистической партии Пьер Семар.

…Присутствуя на заседаниях, я не мог отделаться от впечатления, будто стою перед всем земным шаром, который непостижимым образом уместился в Колонном зале и медленно-медленно вращается вокруг своей оси. То был поистине титанический глобус. На его сферической поверхности отчетливо выступали не только синие пространства морей и океанов и знакомые, в причудливой кружевной кромке, очертания материков и островов, но и границы государств, штатов; рельефные планы столиц, крупных промышленных центров и маленьких рабочих поселков, рощи кокосовых пальм и каучуконосов, рисовые поля и табачные плантации…

И везде и всюду, в самых забытых богом уголках земного шара, люди с белой, желтой, красной и черной кожей вели явную или скрытую, организованную или стихийную борьбу за хлеб и работу, за человеческое достоинство, за будущее своих детей.

По всему миру растекалась раскаленная лава классовых битв.

Я узнал и о положении в Китае после кровавого подавления кантонского восстания, и о надеждах и чаяниях масс маленького Никарагуа.

Я узнал о мощной стачечной борьбе германского пролетариата и о первых шагах молодой компартии Индонезии.

Рихард Шюллер подробно доложил конгрессу о положении в КИМе, а товарищ Лозовский рассказал о деятельности Красного интернационала профсоюзов.

Из всего пестрого калейдоскопа фактов и данных конгрессу предстояло извлечь основные тенденции и на основании этих тенденций определить главную тактическую линию для всех коммунистических партий мира, всего международного революционного движения.

И я отчетливо понял, что идеи всемирной социалистической революции не приносятся на штыках иностранной, пусть и нашей, Красной, армии.

Вооруженные миссионеры! Это о них с ненавистью и презрением говорили делегаты Индии и Южной Африки, Бразилии и Западной Украины, Китая и Индонезии. Это они принесли в колониальные и полуколониальные страны на штыках, выкованных на заводах Англии, Соединенных Штатов, Франции, Японии, Голландии, тот социальный строй, в котором нуждались картели и тресты монополистического капитала.