У Кости одно увлечение сменялось другим. Он выстругивал шхуны из деревянных чурок, оснащал парусами и пускал по озеру Кабан; бумажные голуби разной окраски делали его владельцем воображаемой голубятни. Вдвоем с Юсупкой они смастерили самодельное ружье со стволом из обрезка водопроводной трубы, с оконным шпингалетом вместо затвора и тугой резинкой вместо боевой пружины. Порох гимназисты научили их делать из серы, угля и селитры, дробь катали из обрезков свинца, и с этим ружьем они бродили по завокзальным камышам, охотясь на куликов и чибисов.

Отдаваясь чему-либо, Костя забывал все остальное. Казанцы в те годы впервые увидели аэроплан. Показательные полеты совершал один из первых русских летчиков Васильев. Костя с Юсупкой оказались в гурьбе мальчишек, прорвавшихся на летное поле к машине, и даже в числе счастливчиков, которым удалось погладить моноплан «Блерио» ладонью. Конечно, аэроплан стал Косте сниться, и он месяца три занимался сооружением моделей монопланов и бипланов разных систем по снимкам в журналах и рекламных брошюрках.

Юсупка надоумил его применять для их изготовления легкие и прочные камышинки: расщепленные и подогретые над лампой, они принимали нужный изгиб, закреплявшийся при быстром погружении в холодную воду. Оклеив каркас крыльев папиросной бумагой и приладив к фюзеляжу моноплана пропеллер с резинкой, Костя потерпел первую аварию: его «Блерио» грохнулся, не пролетев и трех саженей. Но все же он поднимался с земли!..

В приложениях к журналам появлялись чертежи «Как устроить летающую авиамодель», устойчивую в воздухе, но журнальные модели не походили на настоящий самолет, а Костины походили в точности, хотя и не летали. Его увлекало воображение, а не техника сама по себе. Он охладел к авиастроению, увлекшись чем-то еще…

В какую несусветную даль отодвинуло время эти блаженные годы отрочества! Какой длинный путь пройден с тех пор… В шестнадцать лет он начал сознательно отучать себя от дилетантства, разбросанности, остановившись на главном в его жизни деле революционера. Давным-давно он уже не рисует, а подавал какие-то надежды: во втором классе казанского реального училища видный по тому времени местный художник-педагог старик Пашковский заставлял его на уроках рисования исправлять рисунки других учеников. С этим у него связано до сих пор возбуждающее краску стыда воспоминание о жестокой шалости. В рисовальном классе парты расположены были амфитеатром и тянулись полукружием одна над другой. И вот однажды, очутившись при обходе парт прямо над лысиной любимого учителя, на которую падали из окна лучи солнца, Костя вынул из кармана лупу и, собрав лучи в пучок, прицелился ими в самую середину лысины. На его беду, Пашкет (как фамильярно именовали старика реалисты) обернулся и выслал шалуна вон из класса.

И в этой дурной шалости повинился Арише Костя в тот вечер.

Тогда-то, во втором классе, одиннадцати лет от роду, Костя пережил первое серьезное разочарование в товарище. С Санькой Половиковым они жили в соседних домах. Костя заходил к однокласснику поиграть в бумажные солдатики, — они их сбивали выстрелами из игрушечных пушек. Санькина младшая сестра Валя подбирала «раненых». Поиграв часок, мальчики садились вместе готовить уроки к завтрашнему дню.

У Половиковых Костю поили вкусным кофе со сливками и с домашними пирожками, тогда как у хозяйки общежития был лишь пустой чай с булкой. Санька выпрашивал, а при случае воровал у матери деньги, в кармане у него всегда бренчало серебро, в то время как Костя лишь изредка получал от отца медный пятачок на копеечные булочки, которыми школьный сторож торговал в коридоре во время перемен. Половиков платил, когда они брали на пристани лодку покататься по Казанке в разлив или садились на карусельных коней во время ярмарочных «балаганов».

Санька уговорил Костю играть «в общую казну» в бабки во дворе, с другими мальчишками. Властолюбивый и капризный Санька оживлялся при выигрыше, а проигрывая, злобился до пены у рта. В общем мнении он прослыл «жилой».

Однажды у Половиковых Костя услышал, как Санькина мама в соседней комнате спрашивает сына:

— Поить, что ли, кофеем твоего репетитора?

Какого репетитора?.. Раньше Саньке нанимали репетитора, а теперь Костя почти каждый вечер с ним готовит уроки. Сегодня Костя мог бы уроков не учить: задачки и перевод с немецкого сделал в классе, по закону божию о всемирном потопе и так знает, по грамматике о прилагательных запомнил из объяснений учителя. Пятый урок — рисование, не учить. Но Санька ленив и туп. Сейчас они поиграют в солдатики, потом Санькина мать, толстая громогласная женщина с двойным подбородком (щуплый Санька в отца), усадит их за кофе, а после кофе — за книги. Костя будет вдалбливать Саньке заданное, тот — рассеянно поддакивать, вертясь на стуле и кусая ногти, а его мать закричит из-за двери:

— Ты что, балбес, не слушаешь, что тебе объясняют?

Кончится тем, что Санька спишет у Кости перевод и решения задач, не поняв и десятой доли. Провожая Костю, Половикова потреплет его по щеке и скажет:

— Приходи завтра, опять поиграете. И так каждый раз.

Сообразив все это, Костя почувствовал себя так, будто его окунули в холодную воду.

Дней пять он под разными предлогами уклонялся от Санькиных приглашений. Неопытным отроческим умом он понял все же, что им пользуются как даровым репетитором, чтобы не брать платного. Его чувства и наивные понятия о жизни не могли примириться с неожиданным вторжением корысти в дружбу. Санька возбудил в нем брезгливость, противно стало смотреть Саньке в глаза.

Тот почувствовал перемену, забеспокоился и стал заискивать, угощая пирожками с вареньем. Костя не брал под предлогом, будто у него заболели зубы.

Накануне классной диктовки по русскому языку Санька без обиняков попросил его помочь подготовиться и позвал к себе с уроков.

— У нас пообедаем.

Обедать к ним Костя не пошел, а отказать в помощи постеснялся и пришел вечером. Половикова была с ним особенно ласкова и кроме кофе угостила сливочным кремом. Но дружба между мальчиками дала трещину, и развязка быстро наступила.

— Все это я запомнил на всю жизнь, до мелочей, — рассказывал Костя Арише.

В воскресенье играли во дворе в бабки, по-прежнему в общую с Санькой казну. Костя был в ударе, бил без промаха, и они «выставили» своих противников начисто. Один Юсупка имел еще бабки и желал продолжать игру.

— Не буду с ним одним играть, — заявил Санька, завязывая мешок с бабками.

— Дай я с ним сыграю, — сказал Костя. — Нельзя отказываться, раз мы выиграли.

— Вот еще! Стану я церемониться с Юсупкой.

— Жила Санька, жила! — закричал тот. — Жадный! Боишься проиграешь? Дай Коське бабки, что тебе, жалко? Он со мной играет.

— Дай, Саня, три пары! — настаивал Костя.

— Не дам.

— Дай, говорю! Это наши общие с тобой бабки.

— А ты их покупал?

— Так я же сегодня четырнадцать пар выиграл! — Костя возмутился. — Если не дашь, не стану с тобой заодно играть!

— Подумаешь, загрозил! Иди, пожалуйста, играй, с кем хочешь. Мастер играть на чужие. Небось у тебя ни копейки нет на свои бабки.

— Ах, ты вот как?!

Мальчики сошлись лоб в лоб, точно козлята. Лица их пылали ненавистью.

На них смотрел весь двор, где Половиков, сын домохозяина, привык первенствовать. Костя уступить не мог, из чувства обиды и презрения к Саньке. Тот, разозлившись на обычно сговорчивого приятеля, оскалив свой дурной зуб, выпалил первое, что соскочило с языка:

— Нищий!

В тот же миг Костя ударил его по лицу. Санька размахнулся мешком с бабками — в мешке звякнули чугунные битки-плитки, но удар пришелся по спине Юсупки, который бросился их разнимать.

— Уйди! — завопил Санька со слезами бешенства и вторично ударил мешком Юсупку, срывая злость.

Маленький татарин стерпел, ухватил реалистика за кисти рук и твердил одно:

— Не дам драку! Не дам драку!

Костя повернулся и ушел. С тех пор они с Половиковым в классе не разговаривали. Санькина сестра Валя, как-то встретив Костю, обрадовалась и спросила: отчего он к ним не заходит? Костя покраснел и отвечал: