— Мама… ты только не волнуйся… письмо от Теодора.

Алине тупо посмотрела на дочь. Она слышала, что говорила Даце, но не понимала. Не может быть… этого не может быть!

— Что ты сказала? — сипло спросила она.

Даце нетерпеливо повторила:

— От Теодора. Он жив. В Канаде.

Алине выхватила из рук дочери листок и поплелась к скамейке. Ноги подкашивались. Хотела прочесть письмо, но буквы прыгали перед глазами.

«Дорогие родители…»

Алине протянула письмо дочери и сказала дрожащим голосом:

— На… читай ты!

— «Мне про вас ничего не известно. Сам я жив и здоров. Теперь работаю. Очень тоскую по родине, по нашему дому, по всем вам. Даце, наверно, уже большая? Не знаю, удастся ли мне приехать, но, может быть, нам еще суждено увидеться. С нетерпением жду этого часа. До свидания, мои дорогие, ваш Теодор».

Алине вопросительно заглянула дочери в глаза.

— Как же это? — прошептала она, на лице ее был страх. — Значит, он приедет тайно? А если его поймают? Ничего не понимаю.

— Почему ты думаешь, что тайно? — удивилась Даце. — Он хочет приехать домой.

— Домой… — повторила Алине, все еще не веря. — Домой… Теодор… ох, господи, голова идет кругом!

Кормить свиней, которые давно беспокойно визжали, пошла Даце. Солнце уже скрылось, и на дворе стояли сумерки. Алине все еще сидела на скамейке, крепко сжимая белеющую в темноте бумажку в руке, с которой еще не смыла приставший на кладбище песок.

Утро рассвело совсем тихое. Небо, как и вчера, было прозрачно-зеленоватым, только на западе по самому горизонту тянулась узкая темно-синяя полоса. Ее не каждый заметил бы, но у тех, у кого на лугах сушится сено, глаза зоркие.

Поэтому бригадир Атис Рейнголд, проснувшись на самой заре и увидев эту полосу, обеспокоился. Он на ходу съел кусок хлеба, запил его молоком, вскочил на велосипед и помчался к Себрису.

— Будет дождь, — сказал он Себрису.

Тот посмотрел и нахмурился:

— Не успеем.

— Надо налечь изо всех сил. Ты беги к своим, я объеду остальных.

— Надо метать в стога! — крикнул Себрис вслед ему.

Атис был молодым, но дельным парнем — полная противоположность придирчивому, но медлительному бригадиру второй бригады Силапетерису. Атису едва исполнилось двадцать два года. Бригадиром он был только два месяца, новый председатель добился, чтобы Атиса назначили вместо Альберта Бриксниса, которого можно было чаще встретить в сельской лавке, где он обычно покуривал и пропускал по рюмке с приятелями, чем в бригаде. И какой шум подняли тогда приятели старого бригадира: «Вместо опытного человека молокососа поставили!.. Какая наглость и глупость!.. Ясно — это только потому, что и сам новый председатель молокосос. Ничего, ничего, Атис свернет себе шею…»

Но шея у Атиса была крепкая. Отец его долго болел, Атису удалось проучиться только до седьмого класса. Что же делать — они с матерью были главными добытчиками в семье. Атис хотел учиться, хотел стать электротехником, — но пока это ему не удавалось.

Атис стремительно повернул во двор Цауне и нетерпеливо забренчал звонком. С лаем выбежала собака и завиляла хвостом. Дверь порывисто распахнулась, вышла Даце.

«Почему эта девушка всегда краснеет? — подумал Атис, глядя на нее. — Точно школьница. Скажешь слово — она смущается. В самом деле, чудная какая-то, в наше время такую и не встретишь».

— Надо бежать, Даце, — сказал он ей, не слезая с велосипеда. — Будет дождь.

— Да, я сейчас же пойду. — Даце схватила грабли.

Бригадир помчался дальше. Девушка повязала косынку и побежала через двор. Вспомнила, что не взяла с собой воды, но возвращаться не стала — кто-нибудь даст.

К полудню солнечный зной стал невыносим. На лугу ни ветерка. Деревья на краю луга стояли недвижно. Кусты припали к земле. Птицы исчезли.

Казалось, люди находились в огромной печи. Работали молча. По лицу катился пот, ел глаза. Его стирали ладонью или косынкой, но лоб опять покрывался испариной.

— Ух и парит, — сказала Дарта и приложилась к бидону с водой. Но вода была как кипяток и совсем не освежала.

Атису удалось привести на луг кое-кого из колхозников, которых на поле обычно не видели: Луцию Вилкуп, брата Сермулиса, — тот все возился с пчелами, и Валию. Вместе с Себрисом добровольно пришла и новая библиотекарша. Увидев ее, бригадир усмехнулся — девчонка, наверно, и грабли держать-то не умеет… но в такую минуту любая живая душа — подмога! Доказала, по крайней мере, что сознательная.

Инга и на самом деле держала грабли в руках впервые. Она растерялась, ей казалось, что она путается у других под ногами, и, идя рядом с Виолите, прошептала:

— Скажи, правильно я делаю?

— Держи грабли легче, — учила Виолите. — Вот как я…

В этом на самом деле не было ничего сложного. Инга быстро приспособилась и вскоре уже не чувствовала себя лишней.

Рядом с ней молча работала девушка с такими светлыми волосами и бровями, каких Инга еще никогда не видала. Грабли у нее в руках так и мелькали. Она тоже с любопытством поглядывала на Ингу.

— Много еще неубранного сена? — спросила ее Инга.

— У нашей бригады целый луг еще совсем не выкошен, — охотно отозвалась девушка.

— Вы далеко живете?

— Дом Даце — по соседству с нами, за горкой, — вмешалась Виолите. — Я тебе вчера показывала «Цаунитес».

На лугу раздался громкий крик:

— Ай! Змея! Змея!

— Что? Где? Укусила? — Все бросили работу. — Кого укусила?

Девушка в красном полосатом платье и красной косынке испуганно размахивала обнаженными по плечи руками. Грабли она бросила на землю и отскочила в сторону. Все обступили ее.

— Валию, должно быть, змея укусила! — воскликнула Виолите и кинулась к остальным. Инга тоже пошла туда. Даце хотела было отправиться за ней, но оглянулась на раскиданное сено и осталась. Змея… подумаешь, важность какая! Есть из-за чего кричать. В ней вспыхнула затаенная неприязнь к этой ленивой красотке.

Когда Виолите и Инга подошли, Валия уже успела опомниться.

— Черная и вот такая… точно колесо, — показывала она. — Сама не знаю, как успела увидеть ее, а то еще схватила бы руками…

— Кыш, кыш… гадина окаянная! — Дарта черенком грабель поворошила брошенную Валией охапку сена.

— Надо было прикончить ее, а не кричать, — сказал Себрис.

— Валия, должно быть, сроду змеи не видела, — посмеивался Атис, — а еще колхозницей называется!

— Вот именно, только называется, — язвительно сказала Дарта, возвращаясь к своим копнам. А отойдя подальше, добавила: — Раскричалась, как ненормальная.

— Я страшно змей боюсь, — оправдывалась Валия перед Ингой. — Терпеть их не могу.

— Жаль, что я не видела, — сказала Инга. — Никогда еще змеи на воле не видела. Только в зоологическом саду.

— Чего там видеть, — пожала Валия плечами. — Еще насмотритесь тут на этих гадин больше, чем надо. Есть такие места, куда и ступить нельзя.

Валия была складной девушкой лет двадцати, круглолицей, с каштановыми волосами. К ее темному загорелому лицу очень шло платье в красную полоску. Несмотря на жару, у Валии на шее сверкало белое жемчужное ожерелье. На руке — серебряные часики. На пальце кольцо. Вообще она выглядела как-то по-праздничному, казалось, что прибежала на луг лишь на минутку.

— Как вам тут нравится? — спросила Валия, завязывая косынку. — Скоро начнете книги выдавать?

— Хоть завтра, — ответила Инга. — Те, которые в порядке, могу уже выдавать.

— Я, правда, почти все перечитала, — сказала Валия, поправляя соскользнувшую с плеча розовую бретельку. — Были бы у вас новые…

— Нажимайте, нажимайте! — раздался на весь луг возглас бригадира. — Дождь надвигается, все небо в тучах.

Люди налегли на работу. Темная туча, тянувшаяся утром фиолетовой полосой далеко на горизонте, теперь медленно, но угрожающе поднималась вверх, к солнцу. Над землей сгущалась тишина.

Юрис Бейка с Атисом и другими колхозниками в страшной спешке наваливали сено на телеги. Один за другим возы, покачиваясь на кочках, плыли к сараю, стоявшему на опушке леса. Но луг был велик, а гроза приближалась. По деревьям пробежала зыбь и затихла, затем поднялась новая волна ветра, уже более мощная и свирепая. Воздух зашумел. Туча, подойдя к солнцу, почернела. Вдруг над головой ударил гром — молнии никто не заметил.