Только той ночью любимая госпожа Томаса Клиффа просила его о совершенно другом… Он чувствовал себя королем, которому позволено то, о чем другие и не мечтали, и рабом, который навсегда скован цепями любви и идет ко дну океана.

И пусть Мириам этого никогда не узнает, он обещал себе, что кроме нее у него не будет другой женщины.

Ни в этой жизни, ни в следующей, ведь он принадлежит и будет принадлежать всегда только ей.

*

Песчаный Замок, моя тюрьма и могила, был огорожен от остального мира высоким каменным забором. Но этой ночью, по просьбе Эра, няньки облачили меня в белые ткани — потому что так принято одеваться Матери — и вывели на свободу. Только вопреки моим ожиданиям, за пределами ограждения ждала ещё одна стена. И уже за ней, как мне объяснили, проживало население Сорры.

Здесь же, по соседству с инкубатором для сенсарий, расположились дома, или, если описать точнее — вычурные особняки приближенных к власти. Даже в ночи я могла рассмотреть росписи на домах, причудливую лепнину и поблескивающие золотом пики высоких оград.

Песчаный Замок надоел так, что повод выбраться, пусть даже для того, чтобы познакомится с подельником Эра, немного обнадеживал. Казалось, что, выйдя за пределы высокой стены, я смогу вдохнуть воздуха, оглядеться по сторонам, повидать людей…

В реальности же меня ожидал второй уровень капкана. Замок был окружен двумя каменными окружностями, через которые не перепрыгнуть, не перелезть! Даже если я каким-то образом смогу улизнуть из-под носа нянек, то до второй стены я никогда не доберусь незамеченной — здесь все и каждый служат моему врагу.

Процессия тёток окольцевала, из-за их замотанных в широкие шарфы фигур мне еле удавалось рассмотреть куда мы идем. И все-таки я замечала то и дело появляющиеся в окнах высоких домов головы жителей. На меня смотрели… Нет, нет так. Смотрели на сенсарию, что под покровом ночи шла по занесенной горячим песком улице.

Удивительно, но даже сумрак не смог остудить раскаленную почву. Стопы нагревались даже через плотную подошву сандалий, а между пальцев на ногах чувствовался колючий песок. Ещё, на тропе по которой мы шли было много остроугольных камней, будто кто-то расколол гигантский алмаз и в ярости разбросал по улицам крошку.

Тётки охали, подпрыгивали, когда режущие камни протыкали им обувь. И ведь улицу могли убрать, а камни отмести к обочине, но не успели. Потому что каменная буря, что ежедневно набрасывается на Сорру из ниоткуда, успокоилась совсем недавно. Летящие по воздуху осколки породы, легко разбивали окна и остальную хрупкую утварь, оставленную хозяевами на улице. Поэтому каждое окно теперь имело защитные ставни. Стоило песку на дороге вздыбится — а это было знаком предстоящей бури, люди всё бросали и прятались.

То, что мы приближались к территории, принадлежащей Эру Лихху, я поняла, когда под ногами вдруг почувствовалась мягкая трава. Кто еще мог позволить себе зеленый оазис посреди каменной пустыни?

Вместо традиционного в Сорре кованого забора с золотыми пиками нас встречала… живая изгородь! И, Небеса, от нее шла просто спасительная прохлада и восхитительный свежий запах!

Я даже успела испытать минутное счастье, которое испарилось, стоило нянькам отворить спрятанный в зелени ход. Интересно, от кого они меня скрывают? Даже сюда мы шли окольными путями, хотя могли двигаться по главной улице.

Размышления прервал звук, мелодичный и тихий. Я посмотрела вперед, через головы и спины окружающих меня, словно стервятники женщин, и увидела построенный по среди зеленой площадки, мраморный фонтан с журчащей и светящейся голубым светом, водой. Настоящая услада для глаз, но совершенно неприличная в месте, где сильнее богатств и золота люди ожидают тяжелых облаков и ливня.

Отчаяние — вот, что позволяет совести не замечать средство для достижения цели. Либо ты умрешь от голода и будешь похоронен в горячем песке. Либо сенсария выберет кандидата, родит себе подобную, и тогда к тебе вернутся дожди, растения, прохлада.

И разве не должна я, ради благополучия стольких людей, подчинится своей судьбе? Подарить им, в конце концов надежду на жизнь?

Ни-ког-да. Я отрицаю такую судьбу. И сделаю все, чтобы сломать эту испорченную цепочку обращения с сенсариями — женщинами — матерями, как со скотом. Немыслимая дикость, варварские традиции!..

— Милая, — пока мы ждали в саду, узурпатор, облаченный как обычно в красное, появился из-за спины и поцеловал мою ладонь. — Так приятно видеть тебя в своем скоромном жилище!

— Эрр Лихх, — только и промолвила я, про себя отмечая его наглость, когда он называет перелесок посреди пустоши — скромностью.

— Пройдем, — пропел он мне на ухо и тут же обратился к тёткам, — а вы подождите здесь, дорогие. Мать нужно посветить в некую государственную тайну, и когда мы закончим я сразу же верну её вам. В целости и сохранности.

Что ж, я совершенно не привязана к своим надзирательницам, но с ними я чувствую себя безопаснее, чем наедине с ним! Только вырвать свою руку из его липкой, паучьей хватки, я не могу.

Надо играть, Лея. Надо!

И спрятав взгляд в пол, я проследовала за тяжелой красной мантией, что развивалась за Эром, словно кровавое пятно. Не давая панике застелить рассудок, я жадно изучала, куда мы идем.

Вот тропинка, что повела нас за угол, за ней еще одна, и словно змеи они вели нас ко внезапно появившемуся перед глазами дому, заросшим древним широколистным плющом. Зеленый, сливающийся с живой изгородью, он скорее напоминал дом из народной сказки, чем пристанище такого монстра, как Эр Лихх.

За предусмотрительно раскрытыми дверями нас ждал темный коридор с изредка расставленными подсвечниками, что скупо освещали путь. Обыкновенный деревянный пол, желтоватые стены… Я почти сделала вывод, что ошибалась в своих выводах о его расточительности, как он подвел меня к лестнице, ведущей вниз.

— Хотите показать мне погреб? — протараторила я, нацепив наивную улыбку. На самом деле я элементарно боялась!

— Нет, — усмехнулся он и опустился на одну ступеньку ниже, увлекая меня за собой. — Там обеденный зал.

Пользуясь тем, что опускались мы в кромешной темноте, я перестала выдавливать из себя беззаботную радость. Хотелось хорошенько толкнуть его в спину, чтобы летел вместе со своей мантией вниз. Но колдовские браслеты от этого вряд ли перестанут работать.

Темнота растворилась так же быстро, как и появилась. А за ней… блеск серебра и золота, расшитые ткани на столе стульях, кубки с кристаллами. Изысканные картины на стенах с изображенными лошадьми, пейзажами и почему-то обнаженными женщинами.

Множество ламп выгодно подчеркивали богатейшее убранство, что не уступало дворцу Лекса Рейна, и пока я рассматривала все это не скрывая удивления, на меня, оказывается тоже смотрели.

— Лея, — голос Арта, ненавистный и вскрывающий раны, раздался мягко и обволакивающе.

Он отпрянул от стены, отпил из кубка и вальяжно прошел к столу. И все это не переставая смотреть на меня блестящим от хмеля взглядом. На нем была белая, облегающая подтянутое тело рубашка с высоким воротником, черные брюки и, что особенно бросалось в глаза — красный жилет с золотой, по-мужски лаконичной брошью.

Ладони помимо воли сжались в кулаки, пока я недоумевала, как могла быть настолько слепа?.. За увлекательной внешностью и словами о любви скрывался настоящий дьявол.

И смотрит он на меня так, будто это у него ко мне претензии!

— Садись! — Эр подвел меня к столу и посадил напротив бывшего парня, сам сел во главе стола. — Я позвал тебя для важного разговора, если помнишь, — и опять, его тон из псевдо дружеского стал тверже гранита безо всякой на то причины.

— Помню, — ответила так, будто не ощущала потяжелевшей атмосферы.

— Мой сын, — он указал на Арта, чей взгляд я чувствовала кожей, — имеет к тебе интерес. Ты понимаешь, о чем я?

— Понимаю, — кивнула, испытывая к обоим столько отвращения, что казалось меня вот-вот вырвет.

— Вы встречались, — растянуто произнес Эр Лихх.