Валейр подтянул колени под себя, и, опираясь только на правую руку, неуклюже встал, и тут же упёрся в меня ненавидящим взглядом. Я в ответ приветливо улыбнулся.

— Я тебя поймаю и изуродую, — чуть ли не брызгая слюной, объявил он. При этом он нежно и бережно баюкал у груди свою левую руку. Было ясно, что ни о каких попытках взять реванш сейчас и речи быть не может, но врага я себе нажил вполне серьёзного. И неприятностей он доставить может немало. Так что теперь надо будет ходить и крутить головой на все триста шестьдесят градусов.

Я вернулся к своим друзьям, которые восприняли всё происходящее без особого энтузиазма, прекрасно осознавая, что этого мне так просто не спустят. А потерпевший, кое-как отряхнувшись от дорожной пыли, в которой ему пришлось немножко полежать, поковылял к своим. Само собой, что Леопольдина сейчас с ним будет очень неласково обращаться и говорить с ним исключительно через губу, поскольку он не оправдал её ожиданий и не удовлетворил её страстное желание увидеть меня избитым и растоптанным. Похоже, это он сразу прочувствовал. И, вместо того, что бы сполна испить чашу унижений от своей предполагаемой пассии, он, прихватив своих друзей, и скомкано попрощавшись с дамами, резво двинулся в направлении медпункта.

Я выдохнул. Ситуация, из острого противостояния перешла в разряд отложенных конфликтов. То есть, прямо здесь и сейчас, обстоятельства не требуют от меня совершения великих подвигов. Но, комментарии от моих друзей, ожидаемо, последовали, и были эти комментарии, скорее, негативными.

— Алейс, ну зачем, зачем ты его так унизил? — долгий взгляд Улимпе, обращённый ко мне, был переполнен осуждением моей недальновидности, — он же теперь тебе прохода не даст.

— Дружище, — с улыбкой посмотрел я на него, — а вот, что бы ты сделал на моём месте?

— Ну, не знаю, — смешался тот, — просто попробовал бы отмахаться.

— Улимпе, а ты не заметил, что он и тяжелее, и выше, и сильнее физически? — я приподнял брови, выражая своё удивление, — при таких раскладах он бы меня избил и вывалял в пыли, без вариантов, — ну, это тоже бабка надвое сказала, мастер Ли, как выяснилось, учил на совесть, но рассказывать я об этом пока не видел необходимости.

— А убежать? — спросил Сальвур, не потому, что он считал подобный вариант приемлемым, а что бы узнать, как я смотрю вообще на возможность бегства.

— У меня не было на это времени, — тут я, конечно, немного погрешил против истины, всё я видел, — да и убежав, я бы избежал разборок прямо сейчас, но не в будущем. И в этом случае народ бы подумал, что я слаб и меня легко напугать. А это тоже могло повлечь за собой нежелательные последствия.

— Но ты его унизил перед всеми, — продолжал упорствовать Улимпе в осуждении избранной мною тактики в обсуждаемом противостоянии, — и сильно опустил его в глазах Леопольдины, что, наверняка, его просто взбесило. Он же мстить будет.

— Он сам довёл ситуацию до этого, — я пожал плечами, — тут кто-то один из нас в финале должен был остаться униженным и избитым. И вы будете смеяться, но мне унижения и побои никакого удовольствия не доставляют. Поэтому я приложил все усилия к тому, чтобы унижен был он. Всё логично. А что касается Леопольдины, то он меня, по-хорошему, ещё и поблагодарить должен — улыбнулся я.

— Ну, как знаешь, — решил прекратить заведомо проигранный спор Улимпе, — да, а что это мы тут стоим то? Нам разве на занятия не надо?

— И то верно, — спохватился я, — пошли.

И мы продолжили свой путь, так некстати прерванный агрессивной выходкой Валейра.

Мы прошли ещё метров сто, как я почувствовал, что кто-то похлопывает меня по плечу. Обернувшись через потревоженное плечо, никого не увидел. Тогда я уже не обернулся, а полностью развернулся через другое плечо. И мой взгляд уперся в довольно лыбящегося Анчота. Ну да, примитивный розыгрыш, заключающийся в том, чтобы хлопать по одному плечу, а самому стоять за другим, удался, и, судя по его довольному виду, капитально поднял ему настроение. Его неразлучный кореш, Мачен, стоял рядом и тоже, надо сказать, не грустил. Эти парни, меня положительно удивляют своей жизнерадостностью, граничащей со слабоумием. И я никак не могу понять, как можно, будучи такими откровенно туповатыми, выживать в пустошах? Загадка, однако.

— Не ждал нас? — весело поинтересовался Анчот.

— Неа, — подтвердил я его догадку.

— Нам тут шепнули, что ты подрался с Валейром, — продолжил Мачен.

— Да не дрался я с ним, — ответил я, — так, немного повздорили, но никто никого не бил.

— Точно? — прищурился недоверчиво Анчот.

— Точно, — подтвердил я, — а почему это вас вдруг заинтересовало?

— Так вечером же в пустоши идём, — уже серьёзно пояснил он.

— А тут нам про драку рассказывают, — продолжил Мачен, моментально стерев с лица идиотскую ухмылку, — мы и решили поинтересоваться, как ты себя чувствуешь.

— Нам инвалид в пустошах без надобности, сам сдохнешь — это твоё дело. Личное, — начал объяснять Анчот.

— Но ты и тех, кто на тебя рассчитывает, можешь подставить, — развил мысль Мачен, — если ты слаб, нездоров или ранен, то вылазку лучше пропустить.

— Да нормально всё со мной, — начал их успокаивать я, — никаких травм, синяков, растяжений.

— Ну, хорошо, — сказал Анчот с некоторым облегчением, как мне показалось, — тогда к шести вечера зайди ко мне в комнату. Оденься, возьми с собой всё, что считаешь нужным.

— А оружие и доспехи у нас получишь, — пояснил Мачен, — взаимообразно, само собой.

— Как раздобудешь своё — то это вернёшь, — закончил мысль Анчот.

— Всё понял, — я действительно всё понял, и решил закруглять разговор, поскольку на пару мы уже почти наверняка опоздали, а Дуболом не любит, когда его предметом пренебрегают, — буду в шесть, как договорились.

Засим мы распрощались до вечера. Неразлучная парочка развернулась, и пошла обратно, а мы спортивным шагом устремились на очередные занятия.

Мы ворвались в раздевалку, когда там оставалось только два человека. Остальные уже были в зале. Те, кого мы застали в раздевалке, в спешке запирали свои шкафчики. А одеты они были в доспехи для учебных спаррингов, состоявшие из двубортных курток, подпоясанных широкими матерчатыми поясами и просторных штанов. Всё было пошито из толстой жесткой кожи. Бросив на нас сочувственные взгляды, они подхватили свои бокуто[1] и выскочили за дверь.

— Опаздываем, — простонал Сальвур.

— Давай быстрее, рохля, — прикрикнул на него Улимпе, — может нам повезёт, и он не сразу войдёт в зал.

— Не знаю, как вам, но мне сегодня явно не везёт, — невесело прокомментировал я, подпоясывая куртку.

— Сальвур, ну что ты копаешься-то? — простонал Улимне, — завязывай свой пояс, и поскакали.

Взяв бокуто, мы быстро выскочили из раздевалки. Зал встретил нас гулкой тишиной. Весь наш поток уже выстроился в шеренгу, а перед ней расхаживал Дуболом, он же Иаго, наш преподаватель боевых искусств. Глядя на него, сразу становилось ясно, как выглядит классический солдафон. Он был широкоплеч, рост — под два метра, бритая голова, низкий лоб, маленькие носорожьи глазки, прячущиеся под мощными надбровными дугами. Нас он заметил сразу. По его лицу расплылась улыбка, не обещающая нам ничего хорошего.

— Эй, вы, трое, — заорал он дурным голосом, — а ну, оба ко мне, — на самом деле, он просто придуривался, отыгрывая недалёкого вояку. Реально же он был, несмотря на дебиловатый внешний вид, весьма умным, и, что самое удивительное, достаточно образованным и эрудированным человеком.

Мы, тут же сорвались с места и резво подбежали к нему. Вытянулись по стойке «Смирно», устремив преданные взгляды на его квадратную челюсть.

Ну что, зайчики, — ласково заговорил он, при этом нехорошо так ухмыляясь, а затем, без всякого перехода, оглушительно рявкнул:

— Упор лёжа принять!

Мы, как стояли, так и попадали на пол, застыв там в упоре лёжа.