— Триста!

К этому моменту в радиусе пятнадцати метров вокруг горгульи уже никого не было, а она бестолково крутилась на месте в поисках врагов, которых можно было бы немедля атаковать. Но, как это говорится, дурных нет. Ополченцы выполнили команду «Разойдись» просто таки образцово.

— Тридцать!

Горгулья тяжёлым, недобрым взглядом уставилась на вершину башни, словно почувствовав исходившую оттуда смутную угрозу.

— Три!

Как только прозвучала эта команда, я распластался по прохладному кирпичу выстилки боевой площадки примерно в тридцати метрах от горгульи, лишь немного не добежав до двери, которая вела в прохладную тьму за толстыми стенами соседней башни. Но, тут уж ничего не поделаешь. И теперь я сделал всё, что мог для обеспечения собственной безопасности, то есть уменьшил площадь возможного поражения, приняв положение «лёжа» и прикрыв голову руками, надеясь, что принятия этих мер будет достаточно для сохранения моей дражайшей шкурки в неприкосновенности.

Наши маги не стали изобретать ничего нового, а применили уже хорошо зарекомендовавшую себя схему борьбы с монстрами, имеющими своей основой стихию Земли, такими, как глиняные или каменные големы, горгульи и им подобные противоестественные создания. Сначала, на чудовище обрушился вал слепящего пламени, и, примерно на минуту, эта крылатая каменюка оказалась в центре огненного вихря. В эпицентре крутящегося огненного столба, где и находилась сейчас горгулья, от жара трескались кирпичи выстилки. Монстру это пекло особых неудобств, судя по его виду, не доставляло. Но, как только пламя утихло, в это же место ударил огромный пульсирующий бело-голубой шар, заставивший мгновенно покрыться инеем, как саму горгулью, так и поверхность боевой площадки в радиусе трёх метров от неё.

Легко представить, что произошло дальше. От резкого перепада температур каменный монстр с оглушительным треском взорвался, щедро разбросав далеко вокруг себя острые камни, словно огромная осколочная мина. Таким же образом была уничтожена и та горгулья, что чуть раньше взорвалась в воздухе. Но, на этот раз, все ополченцы приняли меры для того, чтобы не попасть под осколки, в изобилии разлетевшиеся от лопнувшего монстра. Единственное, что и поверхность стены, на которой стояла горгулья, тоже пострадала. Кирпич, которым была выложена площадка в круге радиусом пяти метров, превратился в мелкий щебень. Так что, когда закончится это сезонное нашествие обитателей Пустоши, придётся восстанавливать покрытие.

Почти сразу после того, как мы разделались со своей горгульей, со стороны дальнего сегмента стены до нас донёсся характерный громкий треск. Это означало, что и с третьей летучей каменюкой покончено. Остальные порождения Пустошей пока особой активности не проявляли, бестолково кучкуясь поодаль, все зоны поражения. Но это не значит, что они совсем успокоились. Начинался только третий день Седмицы Безумных Грёз, а это значит, что чудовища угомонятся ещё не скоро, и у каждого из нас ещё будет масса возможностей героически сложить свою голову, защищая стены Фиуссы. Что касается меня, то я всё-таки надеялся успешно пережить это, до крайности хлопотное, время и сохранить целостность своей горячо любимой тушки.

Пока я размышлял о чудовищах, на стену вскарабкались ополченцы из того десятка, что должен был нас сменить. Это означало, что сегодняшний день мы выстояли и выстояли без потерь. Огромная заслуга в этом принадлежит нашему десятнику, тщедушному, тощему отставному унтеру графской гвардии, Ллейшану. Не взирая на свой возраст, а было ему уже за шестьдесят, двигался он весьма ловко, а реагировал на изменения окружающей обстановки быстро и на редкость адекватно. Сейчас он о чём-то совещался с десятником наших сменщиков, огромным детиной, Шорсом.

Наконец, они завершили свои разговоры, и Ллейшан построил наш десяток. Медленно прохаживаясь перед строем, он обрадовал нас тем, что мы можем наконец-то разойтись по домам — отсыпаться, отмываться и отъедаться. Но, он не преминул добавить в этот мёд и немного дёгтя, напомнив о том, что через двенадцать часов снова ждёт нас здесь. Понятно, зачем. Сказал он это, видимо, для того, что бы мы чрезмерно не расслаблялись, поскольку каждый из нас и так помнил о том, когда заступать на следующее боевое дежурство.

Я не торопясь собрал свой рюкзак, взгромоздил его на спину и, опираясь на древко глефы, как на посох, двинулся по направлению к дому, где меня ждала Ауэн. И не только она. Вместе с ней меня ждала ароматная горячая ванна, где я мог бы смыть с себя кирпичную пыль, грязь и пот беспокойных часов, проведённых мною на стенах Фиуссы. Меня ждал плотный и вкусный обед и, как кульминация, меня ждала мягкая постель. Осознание того, что скоро я окунусь с головой во все эти наслаждения, погрузило меня в самое благостное состояние. Всего-то делов осталось — это добраться до того места, где эти блага меня ожидают.

Так, предвкушая заслуженный отдых, я не спеша топал по направлению к дому по узким безлюдным улицам и переулкам Фиуссы. Дело в том, что граждане, памятуя о том, что на дворе Седмица Безумных Грёз, старались без крайней необходимости не покидать свои жилища. Да, ополчение, конечно, отбивало атаки монстров Пустошей, но это не значило того, что в город вообще никакая мерзость просочиться не может.

Некоторые демоны, если им сопутствовала удача, и обстоятельства складывались благоприятным для них образом, вполне могли и обойти наши заслоны. В отличие от тупых монстров, демоны и полудемоны обладали разумом, хитростью и их терзал адский голод, который они утоляли душами смертных. Так что обывателям, не умеющим себя защищать, стоило поостеречься. Шанс нарваться на нечисть, даже на городских улицах, был вовсе не нулевым.

По мере того, как я углублялся в каменную кишку переулка, обшарпанные дома подступали всё ближе и ближе друг к другу, и мощёная тропка между этими угрюмыми стенами становилась, соответственно, всё уже и уже. Я даже начал ощущать первые робкие приступы клаустрофобии, хотя ранее особой склонности к ней за собой не замечал. Вот нет, чтобы идти домой по относительно широким городским улицам, как все нормальные люди… Но нет, видите ли, срезать решил, время сэкономить, ну и, закономерно, забрёл куда-то не туда. Но менять маршрут было уже поздно, оставалось только продолжать движение в избранном направлении.

И в какой-то момент я поймал себя на том, что ощущаю некий дискомфорт, происходящий от какой-то неправильности, отмеченной моим подсознанием, но ещё не осознанной разумом. Что-то явно пошло не так. И я, перехватив глефу поудобнее, до предела усилив бдительность, и, одновременно пытаясь понять, из-за чего я вдруг стал испытывать тревогу, медленным шагом продолжил свой путь.

Вот дома немного расступились в стороны, и передо мной открылся достаточно просторный пятачок, который ограничивался всё теми же унылыми нештукатуреными кирпичными стенами, украшенными какими-то грязными подтёками и неряшливыми клочьями серо-бурого мха, торчавшими из швов кладки. Мрачность атмосферы этого места дополнительно подчёркивали ветхие, кое-как отштукатуренные балконы, подпираемые почерневшими трухлявыми брёвнами, и широкие карнизы крыш, нависавшие над мостовой и закрывавшие её от скупых рассветных лучей. Вверху, на фоне светлеющих небес, ветер трепал бельё неопределенного цвета, вывешенное на просушку. И тут всё встало на свои места. Меня ждали.

Перегораживая проход, передо мной стояли пятеро. Я вполне отчётливо различал их силуэты даже в мутном полумраке этого угрюмого места. Да, именно этих, наверняка очень доброжелательных, парней, мне сейчас как раз и не хватало для полного счастья. Лица их частично скрывались под серыми повязками, а одеты они были, как типичные представители городского дна. Но короткие мечи из превосходной тёмной стали, которые они сжимали в своих, несомненно, привычных к оружию, жилистых руках, навевали мысли о том, что если это и гопники, то, явно, какие-то неправильные гопники.