Мне очень много рассказывали том, как всё устроено под здешним дневным светилом — имя которому Зонне, Я узнал, как устроено здешнее общество, и какие основные опасности подстерегают людей, живущих на этих землях. Какие силы есть в этом мире. Я узнал, что монахи, приютившие меня, это беженцы с Востока, полностью поглощённого Пустошами. И что вокруг живут люди, не ведающие Тэ, а потому они обречены блуждать в лабиринтах бытия без надежды на обретение Тао. Многие из них верят в мёртвого бога и уповают на вечное блаженство после смерти. Глупцы, нет ничего вечного, и смерть, это лишь переход на следующий этап бесконечного пути.

Через год я ощутил себя готовым выйти из обители в этот хмурый, опасный и суровый мир.

Перед тем, как проводить меня до ворот, настоятель попросил меня девять раз подбросить монету. Я послушно подбрасывал эту монету, и ждал, пока она, звеня, упадёт на древние камни двора. А он молча наблюдал. Потом испытывающее посмотрел на меня, и сказал, что мне выпала десятая гексаграмма и она означает то, что мой успех зависит от меня же. От моего умения поступать обдуманно и решительно и извлекать уроки из всего, что происходит со мною. Это и было его напутствием. Больше он не сказал ни слова.

А я сделал свой первый осознанный шаг в большой мир. В дорогу мне дали стоптанные сандалии толстой кожи, простую одежду, которую носят здешние крестьяне и подёнщики, и небольшой посох, который тут называют дзё. На него и опираться можно, и использовать в качестве слеги, пробираясь по болотным тропам, кроме того, посох этот — очень эффективное оружие. Так что, я вступил на свой путь, будучи достойно экипированным.

Два дня я неторопливо шёл по тропинке, что была проложена вдоль левого берега речушки, текущей к городу Фиусса. Надо сказать, что тёмные дни были в самом разгаре, поэтому я опасливо озирался и настороженно прислушивался ко всему. Иноки в конец застращали меня страшилками про умрунов, демонов, гулей и прочую нечисть и нежить, что гуляет по дорогам во время тёмных дней.

Но первые два дня пути никто не покушался, ни на мою бессмертную душу, ни на нежные филейные части моей тушки, так что я к исходу третьего дня пути уже весьма бодро и уверенно ломился по направлению к перекрёстку, достигнуть которого рассчитывал как раз этим вечером.

Перёкрёсток, как вы понимаете, был мне без надобности, мне хотелось посетить трактир «Приют беглеца». Единственное в округе злачное место. Моя короткая сознательная жизнь, протяженностью всего лишь в год, вся прошла за стенами монастыря таоситов. И, что значит словосочетание «злачное место», я теоретически представлял, но, только на основе рассказов братьев. Ведь некоторые из них, прежде чем уйти от мира и обратить свои помыслы к высокому, отжигали по полной программе.

И долгими вечерами, попивая чай, они рассказывали мне, как куролесили и чудили по злачным местам. Их взгляды при этом становились мечтательными и слегка маслянистыми. Особенно, когда они вспоминали свои феерические попойки и визиты к развесёлым девкам. И, если про попойки я слушал вполне спокойно, то рассказы о девичьих прелестях и о том, насколько они приятны на ощупь, рождали в теле странные и сладостные ощущения, и неясные, побуждающие непонятно, к чему, смутные желания.

И вот, трактир передо мной. Да, на небесный дворец наслаждений это строение ни разу не похоже. Денег, что мне дали в дорогу в монастыре, впритык хватило на скромный ужин и ночёвку в самой дешёвой каморке. Хотя, надо отметить, что постель там была вполне приличная. И без клопов. Хоть и узкая.

Сижу я, значит, в пустом зале, уплетаю гороховую кашу, полную миску которой за мои гроши мне приволокла дородная подавальщица. Грызу копчёные свиные рёбрышки, которые иногда в этой самой каше удаётся найти, и вдруг…

Со второго этажа раздаётся женский визг, исполненный, прямо таки, животного ужаса. И, что характерно, вертлявый мужичок, стоявший за стойкой, и бывший, не иначе, как хозяином трактира, быстро просочился в неприметную боковую дверцу и исчез, вместо того, чтобы хотя бы поинтересоваться, что наверху происходит. Не знаю, какими соображениями руководствовался этот хозяин, но я решил посмотреть, что там за беда такая приключилась. Схватив свою палку, заменяющую мне и трость, и дубину, поднялся вверх, на второй этаж.

Крики доносились из самого конца коридора. Из комнаты, дверь в которую была слегка приоткрыта. Полоса света из этой приоткрытой двери то и дело перечёркивалась какими-то тенями, словно находящиеся в комнате прыгали вокруг свечки. Пока я поднимался, крики стали реже и тише. Видимо женщина, их издававшая, уже устала орать.

Я не стал медлить и уже через пару секунд заглядывал в довольно большую комнату. В дальнем от двери углу стояла просторная кровать. В середине — тяжелый круглый стол, на котором и стоял ночник, освещавший своим дрожащим светом происходящее. Дополнительного трагизма обстановке придавало распахнутое настежь окно, за которым ворочалась влажная ночная тьма и занавески, которые небрежно трепал свежий ветерок.

Вокруг стола бегали двое. Первое, что мне бросилось в глаза, это жутковатая нескладная фигура. Вся какая-то серая, неприметная, словно замотанная в длиннющий бинт из некрашеной холстины. И тем контрастнее на сером лице выделялись багровыми мерцающими углями жуткие буркала. Явно, какая-то нежить.

Вторым участником, вернее, участницей, забега вокруг стола была молодая полураздетая девчонка. Как я предварительно для себя оценил, в самом соку. Видимо, моя оценка и оценка, которую ей дало это перебинтованное недоразумение, в общем-то, совпадали, и мы оба хотели её, гммм, употребить. Другое дело, что нежить просто хотела деваху схарчить, а я рассчитывал несколько на другое. И тут моё желание вошло в непримиримое противоречие с желаниями этой пыльной мумии.

А раз так, то мумия эта явно лишняя. Поэтому я храбро подскочил к столу, и, широко размахнувшись, опустил свою палку на череп умертвия. И… ничего не произошло, если не считать того, что палка выбила небольшое облачко пыли из головы этого забинтованного скелета. Мертвяк клацнул несколько раз желтыми крупными зубами и двинулся на меня.

— Беги отсюда! — заорал я девчонке, причём, совершенно зря. Когда я мельком обернулся, то её давно уже и след простыл, только откуда-то из коридора доносилось тихое хныканье и прерывистые всхлипы. Мумия же была уже в метре от меня. Я изо всех сил ткнул её палкой в грудь. Никаких видимых повреждений умертвие не получило, разве что мне удалось оттолкнуть его на пару метров. Если так дело пойдёт, то этот умрун вместо девчонки схарчит меня. Я был решительно против. И тут мой бестолковый мозг таки нашёл решение создавшейся проблемы.

Я вынул из-за пазухи небольшой флакон и откупорил его. Как я мог забыть? Я же на всякий случай из монастыря прихватил воду из источника Девяти Небес. Дождавшись, когда умертвие окажется в метре от меня, выплеснул содержимое флакона прямо в тлеющие адским огнём глазницы. Глаза умруна почернели. От его черепа обильно повалили клубы зеленоватого, очень вонючего дыма. Ходячий скелет некоторое время слепо тыкался в стол и стены, скрипя и громыхая костями. Я, орудуя палкой, аккуратно направлял его к раскрытому окну, и минут через десять моя тактика дала результат. Неугомонная мумия вывалилась наружу со второго этажа.

Я взял ночник и, держа его на вытянутой руке, выглянул в окно. Под окном лежала россыпь разнокалиберных костей, перевитых серым бинтом. Поодаль валялся череп. В глазницах его было темно. Значит, умруна я таки упокоил. Теперь в борьбе за обладание девичьими прелестями у меня конкурентов нет.

А дальше всё пошло, как по маслу. Всхлипывающую девчонку я подобрал в коридоре и вернул в комнату. Окно закрыл, а то ещё кто-нибудь в гости залезет. Усадил пострадавшую на кровать, обнял и долго успокаивал, поглаживая. Незаметно поглаживания стали взаимными и совсем перестали быть успокаивающими, а потом как-то и вовсе сменились другими, весьма активными действиями.