— И не страшно?

Принц посмотрел Мишелю прямо в глаза.

— Честно? Страшно. Я же нормальный человек, супергероя из себя не корчу. Но если мы проиграем, под ударом окажется вся семья, вся. Это понятно? Так что живым в руки заговорщиков я попасть не должен, ясно?

— Нам таких условий не ставили! — запротестовал Джанни.

— Понятно, не ставили, ставлю сейчас, если это будет единственным выходом, и знать об этом никто не должен.

Мишель пораженно смотрел на Эльриана.

— Не понимаю, зачем такие крайности, ну захватят, предложат сотрудничество, откажетесь и все.

— И все? Серьезно? Вас что, методам убеждения спецслужб не учили? Или думаете, раз я принц, так будут церемониться? Шампанским поить, шоколадом угощать? А пока я буду у них в гостях прохлаждаться, они найдут способ всю семью устранить, потому что только так они меня на престол возвести законно могут.

Эльриан на минуту замолк, глотнул воды прямо из кувшина. Вздохнул, успокаиваясь и уже спокойным, глухим голосом продолжал:

— Я не боюсь, что убьют, смерть это просто, боюсь, что не выдержу, сломаюсь, соглашусь. По сути я действительно изнеженный принц, который сильную боль испытывал раз в жизни, в детстве, когда руку ломал. Так что можете считать мой приказ проявлением слабости, мне все равно.

Воцарилось молчание. Эльриан стоял, повернувшись к окну, выражение его лица они не видели. Когда он повернулся, оно было спокойным и сосредоточенным.

— Так, все на сегодня сантиментов хватит. Переходим к нашим делам. Завтра, когда вам не рано? В шесть, в семь? Значит в семь. Встречаемся на плацу, за казармами, форма одежды — спортивная, посмотрю, что по физподготовке подтянуть надо. Потом другие вопросы обговорим. О моем приказе своему начальству не доносить. Доложите, доверия лишитесь. А без полного доверия, работать вместе не получится. Все, завтра утром на плацу, в семь.

Лейтенанты поняли, что это приказ и поспешили уйти. Часть дороги до гостиницы для приглашенных ко двору чинов средней руки проделали молча. Первым заговорил Джанни:

— Мда, а я то, дурак радовался переводу. Думал мечту осуществлю, космопилотом стану. Всего-то за принцем присмотреть, что бы учился, на занятия не опаздывал и гулял поменьше. А тут выжить бы самому и принца этого, который погибать нацелился, сберечь!

— Ты его не хорони, раньше времени, то, что у него минута слабости была и нам ее подловить удалось не в счет, другой бы давно в истерике бился при таком раскладе. Так что прорвемся, я, как узнал, что к принцу приставляют, так, неделю, наверное, злился, тоже думал, что сопли подтирать придется, а тут такая заварушка надо подумать хорошо, как из нее выбраться и принца вытащить живым и здоровым, желательно. То, что он в нас особенно не верит, обидно, конечно, но мы ничем и не заслужили доверия. А приказ, он под собой основание имеет, но это и наша проверка на вшивость заодно, доложим, не доложим.

— Так если у него такой пораженческий настрой. Как такого человека уберечь?

— Нет у него пораженческого настроя, ну допустил слабость, бывает, живой человек, хуже было бы, если бы заявлял, что мы, да их, да одним пальцем сделаем. Вот тогда я бы в успехе сомневался. А жить он хочет, да и любовь, видно имеется, причем отец одобряет. Не доверяет нам, так доверие заслужить надо!

— И как ты обо всем догадался? И о девушке. И об одобрении императора?

— Ты сам посуди, в такой ситуации снова на Терру рваться, зачем? Только если девушке еще до всей заварушки обещал, по себе знаю, сам влюблен. А одобрение отца — недаром он нашего Эльдара к нему отправил, знал, что отец против не будет.

Джанни вздохнул, — Меня так анализировать не учили, готовили в основном на телохранителя и на личного пилота. Так что плохой я помощник.

Мишель хлопнул напарника по плечу.

— Не раскисай. Может это и к лучшему. Я аналитик, ты практик, вместе сработаемся и горы свернем!

На такой оптимистичной ноте оба лейтенанта отправились спать.

Терра, Ораниенбаум. Эллана, Алларин.

Аннабель сидела в будуаре у матери, которая за туалетном столиком наводила порядок в скопившихся залежах косметики, духов, туалетной воды и прочих дорогих сердцу женщины мелочей. Эту работу роботу не поручишь. Может во флаконе духов на один раз осталось, но это любимый аромат, следовало бы вспомнить состав и вновь запустить в производство. Дочь всегда любила смотреть, как ловкие пальцы перебирают баночки, пузырьки, паллеты, подносят к глазам, читая надписи, и раскладывают по кучкам. Правда, в последнее время Марите все чаще приходилось прибегать к очкам. Ее уговаривали сделать лазерную коррекцию, но она пока не решалась, предпочитая «дедовские» методы, как насмешливо называла очки Женни Грасс.

— Ты не хочешь мне ничего рассказать? — вдруг спросила у дочери Марита.

— Что, мама, про квартиру я уже рассказывала, и повторяла неоднократно и для бабушек, и для тети Женни, что еще рассказать. Много чего случилось за эти дни. Спросить хочу.

— Так спрашивай!

— Ты как с папой познакомилась?

— На помолвке старшей сестры Рудольфа Марлен с Робертом Малькольмом, мы с Малькольмами дальняя родня по женской линии. Нас представили, он напросился в кавалеры на вечер, понравился — ладный, спортивный, ухаживал красиво, попросил позволения продолжить знакомство, родители одобрили, еще бы, наследник Лански!

Когда я на свадьбе той же Марлен поймала букет невесты, то уже знала, за кого замуж выйду. В тот вечер мы в первый раз поцеловались.

— Долго как!

— Да уж, не в первый вечер на колоннаде Исаакия!

— Мама, ты прямо как бабушка Эльвира, та каждый раз при встрече мне тот поцелуй вспоминает!

— И что, потом больше не встречались?

— Ты же все сама знаешь, папа ничего от тебя не скрывает, а мы ужинали вместе с ним. И знаешь, всю дорогу домой он был такой довольный! Я подозреваю, что он что-то узнал о Риане! А от меня скрывает! Почему?

— Может, хочет, что бы ты сама разобралась со своими кавалерами? Без наших подсказок?

— С какими кавалерами, у меня только один.

— Юсти?

— Причем тут Юсти? С Юсти покончено, представляешь, он одной девице наговорил, что его за меня замуж выдать, ой, то есть женить на мне насильно хотят, а он не может отказать из-за наследства. Так я и поняла, что его наследство Бернардетт больше волнует, чем я. Хотя меня и утешали, что у него с Лолой этой «симпатия» только из-за «потребностей».

— Это тебя твой Риан так утешал?

— Нет, ты что! Это его однокурсник Наджар, Риан хотел его прибить за это утешение, я остановила, Наджар харрец, у них воспитание другое.

— Интересные у вас отношения. Что еще о таинственном Риане расскажешь?

— Как будто папа о нем тебе ничего не рассказал! Ну, хорошо. Красивый. Танцует замечательно, классику, современные танцы не проверяла, некогда и негде было, поет изумительно. Голос мощный, в большом ресторане весь зал без микрофона перекрывал. Манеры аристократические, воспитание, и да, целуется замечательно! — последнее Белль сказала уже с вызовом.

— Это я уже поняла! — рассмеялась Марита. — а у тебя было с чем сравнить?

— С тем же Юсти, да и пару раз на вечерах в школе…

— Большой опыт!

— Нет, мама, с остальными не так. Я знала, что положено, особенно с Юсти, вот и терпела, а сама ждала, когда же все закончится. А с ним сама за продолжением потянулась. Мама, скажи, это любовь, да?

— Так сразу любовь — не любовь по одним поцелуям не определишь, тут сердцем чувствовать надо. То, что у вас влюбленность, это ясно, во что выльется, время покажет.

— Мама, а ты можешь объяснить, почему он все-таки скрывает свою семью, свое положение, даже титул не назвал, только сказал, что есть?

— Обычно есть несколько причин. Самую простую тебе твой Риан назвал — обещание отцу скрыть свою личность. Потом, может его семья так известна, что твой Юсти сразу поблекнет в твоих глазах, а молодой человек хочет сражаться за тебя на равных.