— Патлока Болтуна.

— Отличная кандидатура! И что он говорит о Ликкарте?

— О! Говорит, как всегда, много, пока сам в ситуации не разобрался! — хохотнул присмер. — Когда поймёт, что к чему — выскажется по делу.

— Уж Болтун выскажется… Надо всё-таки его уговорить ко мне перейти. Такие люди на вес золота и нечего ему среди вас, храмовников, киснуть.

— Попытайся! В который раз уже? — ехидно спросил Жанир. — Девятый будет, если память мне не изменяет?

— Наябедничал? — сморщился безопасник.

— Сразу докладывал! Даже предложения высказывал, как твой интерес к нему использовать можно.

— Вот гад… За это и ценю! Ладно! Не мой — значит, не мой! — Соггерт посмотрел на кангана. — Тойбрел? Может, передумаешь казнить Ладомолиуса?

Долго молчал правитель Свободного Вертунга. Было видно, как в нём борются два человека — отец и государственник. Видимо, последний победил.

— Хорошо… Пусть будет по-вашему. Доверять умным головам стоит, даже если с ними и не согласен.

— Тогда я бы хотел для начала сам с ним поговорить… — продолжил Соггерт. — Наедине. Жанир, организуешь? Но чтобы и для глухих стен, и для заинтересованной публики встреча была… Две встречи! Замаскируем одну другой.

— Послезавтра всё подготовлю, — обнадёжил присмер.

… Столица спала. Две луны на небосводе, слегка касаясь своими тусклыми лучами земли, освещали величественный храм Даркана Вершителя, из ворот которого выехала с небольшим интервалом парочка неприметных хозяйственных повозок. Если бы кто из посвящённых в дворцовые дела оказался в эту ночь рядом с ними, то с удивлением бы узнал в возничих самого кангана Тойбрелла Звейницилла и страшного Советника Безопасности ридгана Соггерта Мельвириуса. Но кто будет всматриваться в лица простых борга, да ещё в темноте? Тем более, что незаметная охрана из преданных людей, раскиданная по закоулкам, ненавязчиво старалась пресечь любое нездоровое любопытство редких в этот поздний час прохожих.

Голова чумная, а сон не идёт. В который раз прокручиваю моменты допроса, пытаясь понять, что сделал не так, и какие последствия намечаются, кроме очевидной казни. По хорошему счёту всё «шито белыми нитками». Одна надежда на веру в богов у кангана и безопасника. Именно Даркан Вершитель наиболее гармонично вписывается в мою полуправду, заполняя все несостыковки своей божественной сущностью.

Интересно, когда дёрнут на допрос в следующий раз? Я бы дал денёк «помариноваться» подозреваемому, но не больше. Пусть немного понервничает, бедолага, но не привыкает к опасности, не успевает хорошо продумать тактику защиты, обозначив для себя лишь её намётки с неприкрытыми логическими дырами, которыми и стоит воспользоваться.

— До сих пор не мечтаешь о свободе? — спросил появившийся присмер, устало плюхаясь в кресло.

Осунулся Жанир, лицо серое и тёмные круги под глазами. Видать издалека, что не мне одному ночка «не мёдом намазана» была.

— Не о свободе — о воле, Ваше Безгрешие. Сколько я здесь торчу, а только сегодня впервые без стен пару мгновений провёл. Давят они теперь… Сильно давят! Целый непознанный мир за ними, а я тут… Может, мне самому у ри Соггерта, когда он явится, попросить смилостивиться и дать свободу на любым условиях?

— А чего ты, Ликк, взял, что он явится?

— А что? Нет? — ответил я вопросом на вопрос. — Завтра же и попрошу.

— Послезавтра. Неинтересно с тобой! Весь сюрприз испортил, негодник! — дружелюбно укорил жрец. — Нет, чтобы поохать, поспрашивать, что там и как после тебя было! Понервничать насчёт того, слышали или нет Тени Бесцветного наши с тобой доверительные разговоры.

— А чего психовать? Не слышали — иначе уже давно из списка живых вычеркнули. Даже Патлок бы не помог — обоим нож под рёбра сунули и готовы могилки.

— И тут прав. Про наши выводы по твоей персоне озвучивать, как понимаю, нет особого смысла?

— Нет выводов, Ваше Безгрешие. Сомнения имеются — вот и придёт Мельвириус их проверять. Что он за человек хоть? В воспоминаниях Ликкарта выглядит не очень.

— А у тебя того, кроме, естественно, самого Ликка, все должны «не очень» выглядеть, если я хоть немного разбираюсь в людях. Соггерт же человек правильный! Никто не отрицает, что за ним кладбище, как после небольшой войны, но… Понимаешь, Советник Безопасности получает удовольствие не от наказания преступников, а от того, что не дал им свершить другие злодеяния. Даже на казни не ходит — не любит смерти. Бывает, сам смягчает вину пойманных, если видит, что не со злого умысла, а по стечению обстоятельств или по незнанию человек перешёл закон. К душегубцам такое редко относится, но и с ними не всё так просто порою. Плюнул бы на свою должность и уехал на побережье возиться со своими собаками — не раз мне в этом признавался. Только долг и держит у трона.

— С собаками?

— Именно! Страсть у нашего главного безопасника к ним! На каждый день рождения дарю ему что-то связанное с собачьей темой — ни разу не ошибся! Радуется, как ребёнок! Да он на базаре мимо любой безделицы с пёсьей головой спокойно пройти не может — тут же покупает. Ещё новые породы выводит, скрещивая разные виды между собой. Вот так! Придурь, конечно, но кто из нас безгрешен — только я… и то лишь по титулу.

— Хм… И что же у Вас такого интересного за душой? — поинтересовался я в надежде получить дополнительную информацию и о присмере.

— Нет, Ликк! — усмехнулся он, подмигнув. — Против себя ничего давать не буду. Хватит и о Соггерте! Тем более, что эту «тайну» про него все знают. Даже поговорка ходит: «Где лай, там и Мельвириус!». Но это так — между нами. Теперь по делу. Завтра…

Пересказ предстоящих событий много времени не занял. Всё просто — вначале допрос с кучей дознатчиков, а потом отдельный разговор в специально отведённой комнате, где нас, точно, никто не подслушает.

Утром вездесущий Патлок сообщил, что Советник Безопасности Свободного Вертунга прибыл, а с ним ещё столько народу, что с трудом уместились в семь карет. Глава тюрьмы присмер Асфиты — богини правосудия, организовал в приёмном зале праздничный обед по случаю такого важного гостя. Когда все откушенькают — сразу примутся за мою персону.

Так и случилось.

Стою и чувствую себя певцом в ресторане. Посетители едят, переговариваются и что-то записывают в блокнотики, время от времени задавая мне вопросы между глотками вина с лёгкими закусками. И хоть Жанир дал мне краткое описание моих деяний, да и в памяти кое-чего всплывает, но стараюсь отвечать односложно, часто ссылаясь на то, что повезло или что действовал на кураже, не понимая, почему поступил так, а не иначе. Вид принял самый что ни на есть удручённый. Со стороны посмотреть — не знаменитый Гратилийски вор, а раскаявшийся грешник. Пытка вопросами продолжается минут сорок. Вот поднимается из-за стола Советник Безопасности и прекращает её словами:

— Думаю, на этом достаточно. Интересно, но ничего нового. Остаётся ещё один немаловажный вопрос, но личную жизнь нашего кангана, Его Сияющего Величия Тойбрела Звейницилла на всеобщее обсуждение выносить не хочу. Проводите заключённого в…

— Мой кабинет подойдёт для допроса? — внёс предложение начальник тюрьмы.

— Вполне, — одобрительно кивнул безопасник.

Апартаменты присмера Асфиты, в которые меня привели, «пожиже», чем у высокородного сидельца Ликкарта будут. Блюдёт себя главный тюремщик, не выставляя напоказ свою значимость — ни картин, ни лепнин, ни дорогих тканей на окнах. Только продумано всё до мелочей — видать, не только хороший дизайнер поработал над интерьером, но и грамотный психолог. Массивная мебель, покрытая серым блестящим лаком, приглушённые, однотонные краски и, куда ни кинь взгляд, исключительно прямые углы. Подавляет кабинет, настраивает на серьёзный разговор, в котором каждое слово лжи таит опасность. Тут можно либо откровенно каяться, либо… «Неприятностей много! Подумайте, пока ещё целый заключённый, прежде чем последний раз в своей жизни дурить голову занятому человеку! Крепко подумайте!».